Книги без боли — книги без правды
Автор: DemacawrДля человеческой психики мир вокруг похож на бублик.
Наблюдатель, сидящий в дырке от бублика, постоянно соприкасается с той частью внешнего мира, которая доступна его органам чувств. Трётся об них. И в результате этого трения, как огонь, внутри синапсов возникают первичные эмоции. Всего их пять: радость, грусть, злость, страх и отвращение.
Эти эмоции называются первичными или базовыми, потому что помогают человеческому гомункулу выживать в постоянно изменяющейся окружающей среде.
Сегодня бублик-среда соответствует ожиданиям наблюдателя, который сидит в дырке. И наблюдатель фиксирует в своих синапсах счастье.
Но завтра или даже к вечеру в бублике вдруг появляется нежелательный элемент. Наблюдатель начинает тереться об него как о занозу. Элемент ощутимо доставляет ему дискомфорт: такого элемента в свои планах на жизнь наблюдатель не предвидел и очень не хотел бы выстраивать его в свою картину мира. Наблюдателю час от часу становится все более неприятно. Неуютно.
Больно.
Именно в такой момент на сцену впервые выходит парочка печаль+гнев. Подсознательно оценивая свои силы и сам нежелательный объект в бублике, наблюдатель вдруг решает, что может с ним справиться. Может его изменить. Его осеняет: тю, да ведь я же могу с этим что-то сделать! Ну, блин, держите меня семеро. Щас как разозлюсь, как насинтезирую у себя в мозге катехоламины! В первую очередь адреналин и норадреналин. А они кааак выбросятся в кровь и мозг, кааак ускорят сердцебиение, каааак повысят давление и энергию! Все здесь разнесу!!!
Наблюдателю, конечно, редко известно, что с точки зрения нейробиологии в нем в этот момент работает биохимический режим «бей или беги»: организм отдаёт все ресурсы на действие — причём часто не важно, на какое именно, главное хотя бы как-то поменять мир! Поэтому в момент злости человеческий гомункул чувствует прилив сил и даже кратковременное ощущение физической мощи: ща как дам ему по башке лопаткой! Будет знать, как разрушать мои песочные куличики.
Но бывает так, что с занозой в бублике наблюдатель ничего сделать не может. И тогда он принимает занозу как неизбежную часть своего бублика — через грусть. Грусть помогает ему не царапаться об эту занозу так больно. Адаптировать её под себя, зашлифовать самый острый край. Принять её существование и сказать себе: я ничего не могу с этим поделать, значит, я буду просто впредь учитывать этот неприятный факт. И чтоб переварить такую подставу, на некоторое время снижу в голове уровень серотонина и дофамина — нейромедиаторов, отвечающих за ощущение удовлетворённости и мотивации. Приглушу нейроактивность и остановлю бег мыслей, чтобы осмыслить переживания и сохранить силы — вместо того чтобы тратить их на бесполезное действие. Тогда заноза станет частью моего бублика — все еще как будто чужеродной, но в конечном итоге я пойму, как на неё опираться. Так, к примеру, происходит понимание, что родители — они такие, какие они есть, а не такие, какими бы хотелось их видеть ребёнку. Или принятие смерти близкого человека.
Таковы элементарные механизмы адаптации, осколки которых заложены в нас генетически, но укрепляются они обществом. Усвоением механизмов отстаивания правды или проживания горя с огоядкой на значимого взрослого, который делает действия и при необходимости поясняет их.
В нашу кибер-эпоху мы отделены от коллективной памяти экранами мобильных телефонов и мониторов. Что смотреть и какой контент поглощать, за нас решают алгоритмы. Они уже даже рисуют за нас и пишут музыку, чтобы ничто не отвлекало кожаных мешков от рутинных обязанностей.
Книга — один из последних источников информации, которую человек ещё волен выбирать сам. Чтобы через сопереживание реальному или вымышленному герою восполнить дыры в своих механизмах адаптации, набраться храбрости и изменить мир — или оплакать наконец то, что давно истлело, но сердце никак не может это отпустить.
Но вот приходит цензура. И говорит: в текстовом бублике — никаких заноз! Давайте сформируем у читателей мнение, что и в реальной жизни все точно так же. Глубокий внутренний кризис? Не бывает такого. Депрессия от болезненной потери? Не врите. Подростковые мысли о суициде? Ой, нельзя, вдруг пример возьмут! Школьная травля и буллинг? Да что вы, мы и слов-то таких не знаем. Герой чувствует себя потерянным, не знает кто он, совершает ошибку за ошибкой? Это что, намекает, что не все дети растут счастливыми и удобными?
Гамлет as is просто.
Такое ощущение, что если писатели перестанут описывать реальность, реальность станет от этого лучше.
Херулечки! Она станет просто невидимой. И всё, о чём умолчалось в книгах, читатели будут переживать наедине с собой, чувствуя себя изгоями, неправильными и сломанными людьми, которым не место в мире розовых пони. Никто ведь не скажет им, что это нормально — иногда не быть нормальным. Не покажет механизмов выхода из тупика. Не подскажет даже, что в этом тупике они не одиноки и далеко не первые — ведь есть те, кто из него вышел.
И даже если рядом таковых не наблюдается, есть ведь книга.
Книга!
Диалог читателя с самим собой без рекламы и ряда рекомендаций «другие юзеры также выбрали»!
В таком диалоге попытки бестолковой цензуры равносильны попыткам вырезать у читателей способность выдерживать самих себя.
Подростковые книги в этом плане — отдельная песня вообще. Хотим воспитать поколение устойчивых людей? Прекрасно. Запретим им читать о нестабильности. Чтоб когда они с ней столкнулись, она бы вынесла к хренам им мозг.
Хотим, чтобы умели преодолевать трудности? Отлично. Просто не дадим увидеть, что трудности вообще существуют. И что бывает, когда человек их не преодолел.
Хотим поколение героев? Супер. Давайте показывать нереалистичных персонажей, у которых 24/7 все хорошо, никогда не показывая обыкновенных людей, у которых хрупкое здоровье, нестабильная психика и дыры в адаптационных механизмах размером с Юпитер.
Уничтожим накорню возможность виртуального страдания. Пусть страдают по-настоящему! Пусть встречаются со страхом не в книге, а сразу в жизни, где не будет времени на обдумывание страха, вопросы, сравнения и слушание себя.
Я написала “Сможешь и ты” https://author.today/work/139839 как пособие по преодолению тяжелейшей депрессии. Всю книгу герой учится переживать смерть дорогого человека так, чтобы не выйти из окна и не съехать с катушек. В процессе принимает сложные, спорные, неправильные решения со страшными последствиями. Чтобы в итоге per aspera ad astra обрести собственный смысл жизни.
Написано оно было совсем не за тем, чтобы это был способ такой для читателя убежать от жизни. Все совсем наоборот — чтобы у читателя был способ не сбежать от себя.
В парке рядом с моим домом собирается проблемная молодёжь. Они пьют, курят, ругаются и дерутся, громко слушают музыку, плюются и мусорят, ломают лавочки и ходят по-большому в раковины парковой кафешки. К ним уже начали подходить лица ариской национальности: предлагать мальчикам распространять вещества, а девочкам легкий способ заработка.
При том, что на вид им всем не больше семнадцати.
Каждый раз проходя мимо них я остро жалею, что помочь им ничем нельзя. Но думаю о том, что однажды им в руки может попасться книга о человеке, который прошёл через подобный ад — и выжил. И может быть, хотя бы у кого-то из них достанет смелости оплакать тот факт, что самым дорогим людям в их жизни — их родителям — на них наплевать. А потом появится здоровая злость: почему это арийские лица решают, как мне быть с моей свободой?! Щас как психану, как пойду учиться, как найду подработку!..
А всё. А всё! Теперь о таком писать на русском языке нельзя. И сложным подросткам остаются только тиктоки, которые основаны на просмотрах треша. Треш и бессмыслица все больше будут заполнять их головы и приведут к ощущению, что это и есть главные составляющие жизни. И выхода из боли никакого нет.
Если даже в книжках о ней ничего не пишут.
Написано по мотивам обсуждения поста https://author.today/post/738599 с его автором.