Пятьдесят саженей...

Пятьдесят саженей. Этого короткого отрезка в чистом поле должно было хватить для того, чтобы длинная сводная сотня доспешной конницы алиран набрала скорость и смяла пешую сотню ополчения архов, раскидав в стороны их изломанные тела, а затем беспощадно порубив мечами разбежавшихся по полю тех немногих пехотинцев, кто пережил первый натиск. Но в этот раз так не случилось...

Весь первый ряд ополчения архов, не имевший щитов, одновременно с подачей сигнала коннице алиранов  к атаке, слажено шагнул вперед, и ополченцы подняли спрятанные в невысокой траве длинные копья. Барон Генрих Увойский, не сдержавшись, в голос грязно выругался. Это были даже не копья, а настоящие пики, толщиною в запястье взрослого мужчины и длинною в два человеческих роста, схожие с теми пиками, которыми знатная латная конница алиран наносила свой легендарный удар.

– Что же это, господин...

– Труби отступление, Сигвин! – Проорал владетельный барон своему оруженосцу, но было уже слишком поздно.

Три десятка тяжелых копейщиков уперли копейные хвосты в землю, и крепко удерживая рогатины обеими руками, выставили в линию далеко перед собою остро заточенные широкие листовые наконечники. Пехотная полусотня сразу за их спинами умело построила сплошную стену щитов, так же выставив саженные копья в сторону накатывающейся на них волною конницы алиран. 

Оттянувшийся ближе к лесу десяток стрельцов архов без остановки сыпал стрелами из своих маломощных охотничьих луков, подло целя в незащищенных броней и попонами лошадей, отчего то одна, то другая лошадь, падала, кувыркаясь через голову под копыта напирающим сзади рядам. 

Не успевшая осадить длинная конная сотня с ходу наскочила на крепкий частокол играющих на солнце кованных наконечников, а тех немногих всадников, сквозь них прорубившихся, дружно встретила копейная полусотня.

Бодуэн Лысый, командир наемной фракской банды "Четыре кружки", вскочил с холодной земли, умело отмахиваясь полуторным мечом сразу от трех копейщиков-ополченцев. Рядом, насаженный на страшное оружие архов, как на вертел, хрипел и сучил ногами его верный вороной, с которым Бодуэн прошел десятки битв и яростных стычек. Быстро окинув поле боя опытным взглядом бывалого воина, фракский наемник проревел:

– Все, кому дорога его жизнь, – спешится, и в строй!

Его бешеный рев, которому бы позавидовал поднятый из берлоги медведь, перекрыл лязг оружия, гневные возгласы сражающихся, и заглушил стоны и крики раненых, беспомощно распростертых на траве под копытами беснующихся коней. Стрельцы архов подтянулись поближе, и из-за широких спин кутихинских ополченцев били верховых стрелами почти в упор. 

С лошадей упало еще трое баронских воинов. В этой сумятице раненые кони метались, сбивая с ног один другого, натыкаясь на копейные наконечники и затаптывая упавших всадников. Но умелые фракские наемники в любой горячке боя беспрекословно исполняли приказы своего командира, а потому вокруг Бодуэна Лысого постепенно стали собираться воины его банды, а за ними потянулись и алираны, после гибели Екхарда Сутяги оставшиеся без начала. 

Блестящие доспехи латников утратили свой лоск и были изрядно измазаны пылью и кровью, но решимости им было не занимать, и скоро уже копейщики архов стали медленно пятиться назад, уступая яростному натиску умелых ветеранов-наемников.

Владетельный барон Генрих Угорь, чернобородый и черноусый, чуть рябоватый воин с орлиным взглядом голубых глаз и с крепко сжатыми губами большого рта, в нетерпении то и дело привставая в стременах своего невозмутимого гнедого жеребца, наблюдал за схваткой.

Такая равная схватка, которая развернулась перед глазами алиранского барона, – жестокое испытание для любого полководца, сколько бы битв ему не довелось пережить. У Генриха Увойского лицо то смертельно бледнело, то полыхало красным, он следил за сражением с жадным вниманием, и часто не мог сдержать срывающееся с губ ругательство или нетерпеливого движения руки. 

И вправду, в этот день Бодуэн Лысый, командир наемной фракской банды "Четыре кружки", постоял за честь всех наемных фракских банд, и доказал, что наемники достойны славы, завоеванной ими в междоусобных войнах Диких баронств и Союза западных герцогств. Оставшиеся в живых шесть десятков воинов сводного отряда, под его умелым командованием, схлестнулись с противником, и уверенно теснили неполную сотню копейной пехоты архов к лесу.

– Ну что же, Сигвин, пришло время. Пора и нам с тобой смазать мечи вражеской кровью! – Воспрявший духом алиранский барон повернулся к своему оруженосцу, и в его душу закралось предчувствие неминуемой беды.

Верный оруженосец, Сигвин Беззаботный, отважный и бесстрашный, всегда улыбающийся и никогда неунывающий Сигвин, смотрел за спину владетельного барона с выражением детской обиды и мрачной обреченности, а до ушей Генриха Увойского донесся нарастающий гул, который бывает, когда отряд тяжелой латной конницы галопом пускают по мощенной камнями дороге. 

Уже догадываясь, ему предстоит увидеть, барон Генрих Угорь, не оправдавший сегодня своего прозвища, медленно обернулся, и задрав голову, горестно прокричал в безоблачное, ясное небо:

– За что ты так со мой?!

Молот Сварога. Том 1. Изгои  https://author.today/work/446909