Сцена знакомства vs Сцена прощания

Улица вильнула, и на повороте они чуть не столкнулись с паланкином, несомым четырьмя дюжими носильщиками в богатых ливреях. Рядом шел стражник в куртке из плотной бычьей кожи и шлеме, вооруженный тесаком и этррурским кнутом, коим, как было известно Арно, отдельные умельцы могли с равной легкостью смахнуть слепня с уха коня или перебить позвоночник человеку.

— Прочь с дороги!

Микеле с поклоном попятился, а в Арно будто распрямилась яростная пружина. Он надменно вскинул голову.

— Фальго, не дури, не видишь — кто?! — дернул его за рукав Микеле.

На дверцах паланкина пламенели три красных лепестка в синем круге — герб дука Конти, такой же знак был нашит на куртку стражника. Тот положил руку на рукоять кнута:

— Кнутом погладить?

Возле них понемногу собирались люди, держась, правда, на почтительном расстоянии.

— Джинера перестала быть вольным городом? — громко спросил Брикасс.

Стражник побагровел и шагнул к нему. В воздухе раздался свист, однако Арно гибко отклонился назад и влево, и граненный наконечник чиркнул по стене дома.

— Северино! — Отдернулась занавеска и из паланкина выглянула девушка. — Что происходит?

Стражник потупился:

— Оборванцы, дона Лара.

— Разве дуки Джинеры уподобились солнцеликому эмиру Эль-Аяту, чьи подданные лобызают оставленные им в дорожной пыли следы?

Девушка гневно свела брови: слова Арно ей не понравились. А он в упор разглядывал ее.

Шелковая вуаль закрывала ее лицо до черных, оттененных длинными ресницами, глаз; под полупрозрачной тканью можно было различить точеные скулы и пухлые губы. На плечи из-под золотого обруча струились вьющиеся волосы, тонкие пальцы сжимали костяной веер.

Но яркая красота доны Лары не тронула Брикасса.

— Должен ли и я припасть губами к камням мостовой, благородная сьера?

— Нишкни! — прошипел Микеле. — Простите моего товарища, сиятельная дона, он чужеземец…

— Видимо, те земли населены дикарями! — резко произнесла та.

— Дикари чтут установленные ими для себя обычаи, — не остался в долгу Арно, — в отличии от…

Микеле наградил его чувствительным тычком в бок, а стражник взревел, вновь занося кнут.

— Стой, Северино! — велела дона Лара. — Я прощаю этого человека. Он и вправду прибыл издалека, так пусть знает великодушие джинерских дуков.

— Аве дуку Конти! — послышалось из успевшей собраться толпы.

— Кланяйся! — рявкнул Северино.

Арно поклонился с безукоризненной учтивостью, которой позавидовали бы придворные шаркуны в Аридже, и, выпрямившись, с ноткой иронии произнес:

— Аве доне Ларе.

Девушка, ничего не ответив, откинулась на стенку паланкина и стукнула сложенным веером, подавая сигнал двигаться вперед.