«Смех сквозь слёзы»

 Поле боя затихало. Где-то вдали ещё звучали редкие выстрелы, но здесь, в низине у разбитой берёзы, наступила странная, почти нереальная тишина.

 Сержант Андрей Ковалёв лежал на спине, глядя в серое осеннее небо. Он не чувствовал боли — только тяжёлую, всепоглощающую усталость. Пуля попала в грудь, и он знал: это конец.

 Рядом упал на колени санинструктор Петя — мальчишка с дрожащими руками, только месяц как из учебки.

— Держись, сержант! Сейчас перевяжу… — Петя дрожащими пальцами пытался развернуть бинт. Бинт выскочил скатившись вниз.

Андрей слабо улыбнулся.

— Не надо, Петь. Всё, отвоевался я.

— Нельзя так говорить! — голос парня сорвался. — Сейчас «вертушку» вызовем, тебя в госпиталь…

 Андрей покачал головой. Он хотел сказать что‑то ободряющее, но вместо этого неожиданно для себя рассмеялся. Тихо, прерывисто, но искренне.

Петя замер, испуганно глядя на командира.

— Ты чего, товарищ сержант?..

— Да вот… — Андрей с трудом перевёл дыхание. — Вспомнил, как ты на учениях в лужу упал, когда «химическую атаку» отрабатывали. Весь в грязи, а глаза круглые — «Товарищ сержант, я всё правильно сделал?!»

 Он снова засмеялся, и по щекам покатились слёзы — не от боли, нет. От чего‑то другого.

— Я тогда на тебя накричал… А сам про себя думал: вот упорный пацан. Не сбежал, не растерялся. Встал, отряхнулся и снова в строй.

 Петя всхлипнул, сжимая в руках бесполезный бинт.

— Вы… вы не умирайте, товарищ сержант…

— Всё мы когда‑нибудь… — Андрей закашлялся, но тут же снова улыбнулся. — Только ты не вздумай раскисать. Ты теперь старший. И знаешь что? Ты справишься. Лучше, чем я.

Он закрыл глаза, но улыбка не сходила с лица.

— Странно, да? — прошептал он. — Не плачу. Смеюсь. Сквозь слёзы.

Петя прижал кулак к губам, пытаясь сдержать рыдания.

— Это… это хорошо, товарищ сержант. Правильно.

Андрей глубоко вздохнул, вдыхая запах сырой земли и листьев.

— Передай ребятам… пусть не забывают смеяться. Даже когда тяжело. Это… это важно.

Его голос становился всё тише, но улыбка оставалась — тёплая, почти безмятежная.

 Когда солнце коснулось края леса, сержант Ковалёв перестал дышать. Но в памяти Пети навсегда остался тот странный, светлый смех — смех сквозь слёзы, ставший последним уроком настоящего командира.

***

  Петя — уже не тот испуганный мальчишка из учебки. Два года войны оставили на его лице резкие складки, в глазах — спокойную твёрдость. Но он по-прежнему просто Петька. Теперь он санинструктор с тремя медалями, человек, которого бойцы зовут «наш ангел» и шепчут: «Если Петька рядом — выживешь». 

 Сегодня — особенно тяжёлый бой. Поле усеяно воронками, дым застилает солнце, а в ушах стоит непрерывный свист и гул разрывов. Слышны автоматные очереди. Петя ползёт сквозь грязь и осколки, высматривая раненых. Земля плывёт под ногами и осыпается.

 Вот он замечает бойца — совсем юного, почти мальчика. Тот лежит, прижав руку к боку, глаза широко раскрыты от ужаса и боли.

— Мама… — шепчет он. — Мама. Мама, я не хочу…

Петя подползает, прикрывая парня своим телом.

— Эй, браток, — говорит он негромко, но твёрдо. — Ты жив. Слышишь? Жив. А значит, всё будет хорошо.

Парень всхлипывает:

— Я умру… Я чувствую…Чувствую холод...

— Не умрёшь, — отрезает Петя, быстро осматривая рану. — Я тебе обещаю. А теперь слушай меня внимательно.

Он начинает действовать: перевязывает, шепчет команды, чтобы парень не терял сознание. А пока работает, рассказывает:

— Знаешь, был у нас сержант… Ковалёв. Хороший человек. Я его сначала боялся — строгий, голос громкий. А он просто знал, как надо.

Парень слабо шевелит губами:

— И что… с ним?

— Погиб. Но перед смертью… — Петя на секунду замолкает, вспоминая тот день. — Он не плакал. Он смеялся. Сквозь слёзы.

— Как это?.. — шепчет раненый.

— А вот так. Вспомнил, как я на учениях в лужу упал. И рассмеялся. Сказал, что я упорный, что справлюсь. Что смеяться — это важно. Даже когда тяжело.

Парень смотрит на него, и в глазах понемногу гаснет паника.

— Правда?

— Правда. И знаешь что? Он был прав. Я справился. И ты справишься. Ты уже молодец — держись, не отпускай сознание. Мы идём в тыл, а там врачи, там тепло, там жизнь. Понял?

Раненый кивает, сжимая Пете руку.

 Петя поднимает его, взваливает на плечо. Каждый шаг — испытание: земля ходуном, где‑то рядом рвутся снаряды, но он идёт. Идёт, потому что знает: за этой жизнью — ответственность. За эту жизнь он теперь отвечает. Как когда‑то Ковалёв отвечал за него.

 Когда они наконец добираются до санчасти, парень уже в полузабытьи, но дышит. Петя опустил раненого на носилки. Тот уже не кричал — только шептал что-то невнятное, глядя в небо. Врач кивнул: «Берем».

Петя отступил на шаг, пошатнулся, но устоял, вытер пот с лица и обернулся к полю.

 Дым от недавних разрывов стелился низко, заволакивая воронки, ломаные стебли травы, тёмные силуэты тех, кто ещё ждал помощи.

— Слышишь, товарищ сержант? Я справляюсь. Я смеюсь. Сквозь слёзы.

Он достаёт потрёпанную фотографию — с невестой. Улыбается. Убирает ее в нагрудный карман под броник. Хлопает три раза по ней.

— Следующий, — сказал он вслух. Или только подумал и шагнул в дым пошатываясь. Сначала был виден его силуэт — широкий, чуть сгорбленный от усталости. Потом — только движение воздуха, будто кто-то раздвигал невидимые нити.

Через минуту поляна опустела.

Никто не видел, как он исчез Только ветер шелестел травой, да где-то вдали снова застучали выстрелы.