"Меч и зеркало", второй том

Выложена новая глава. Появляются главные герои,  которые в первом томе  мелькали эпизодически.

-- Господин, мы и сами здесь не ночуем,-- смотритель ткнул рукой в сторону служителей станции. – В деревню уходим. Тут недалеко, изволите ли знать, и вы ступайте туда, там гостиница имеется.

--А что здесь такого страшного творится?

-Уж который год А-цзе по ночам балует! Всякие пакости и служителям, и проезжающим подстраивает. А кто на ночь задержался, тех поутру и вовсе не находят, только пучки волос, да одежды клочья.

--Кто такой А-цзе? Или такая? – «А-цзе», собственно, означало «старшая сестрица». Но при ином написании могло быть и мужским именем.

Смотритель потупился и не ответил, вместо него ответил слуга-охранник господина Дугу, до того молчавший. Этот явно был отставным воякой, а может, бывшим разбойником. Впрочем, по нынешним временам какая разница?

--Господин, это они так хулицзин здесь кличут. Боятся сказать «хулицзин», или просто «ху» - лиса, мол сразу явится, как назовешь!

Смотритель побледнел и затрясся, а господин Дугу усмехнулся. Теперь он вспомнил, откуда знает это имя. Он, конечно, как любой образованный человек, читал «Соу шэнь цзи», где был раздел, посвященный оборотням, и поведаны были истории, подобный той, что сообщил смотритель. Но, по правде говоря, не слишком-то он в них верил. Может, оборотни и существуют, как утверждают приверженцы пути дао, но даже придворный историограф Восточной Цзин не утверждал, что нет среди них таких, что устояли бы перед острым умом или острым клинком. А лучше использовать и то, и другое.

--Послушай-ка, любезный. Я еду в Ечэн с посланием к вашему государю, и не пристало мне драпать от какой-то облезлой лисы. Прикажи своим людям приготовить мне покои в верхней надстройке, пусть вымоют пол и проветрят, а потом пусть убираются хоть в деревню, хоть в Ечэн, хоть к гуевой бабушке. Я буду ночевать здесь.

Слуги забормотали, но возражать не посмели. Мало того , что господин при мече, так и у охранника его рожа что ни на есть самая бандитская, вон какой шрам на щеке! Толкаясь и перешептываясь, они поперлись исполнять приказ. Смотритель же возражать не стал, только вздыхал. Теперь-то А-цзе непременно явится, читалось на его лице, этот чужак ее истинное прозвание назвал.