Е. И. Парнов, «Мальтийский жезл»

(Он же «Александрийская гемма», входит в трилогию «Альбигойские таинства»).

Долгое время меня отпугивало от этой книги чрезмерно затасканное название. В оправдание автора необходимо отметить, что к теме он обратился задолго до того, как она стала мейнстримом, и в изучении её проделал огромную работу, которую уже трудно представить себе в век гугла и википедии.

Уже в конце 90-х, когда информации было побольше, имея доступ к не самым плохим научным библиотекам, я смог найти аж целых три книги по истории Мальтийского ордена. Но не в них, а именно в детективе Парнова я нашёл, к примеру, столь подробное описание взятие Мальты Наполеоном. Увлечённый автор (1935-2009) явно пытался заменить читателю несуществующие ещё гугл и википедию по истории средневековых орденов, религиозных движений и научных исканий. Целые главы «Жезла» впадают в ефремовское «прочтите нам лекцию» и состоят из общения главного героя с учёными различных специальностей. А если у вас под рукой есть монография Парнова «Критические очерки магии и оккультизма», изданная годом раньше – то вы без труда обнаружите, что целые главы из неё без особых изменений перекочевали в приключенческий роман, составляя пять «авентир» (исторических отступлений) от основного сюжета.

Так что, если слово история вызывает у вас зевоту – вам эта книга противопоказана. Но если в XIII или XVIII веке вы чувствуете себя как дома – вы, как и я, проглотите её за два с половиной дня, отключив на это время интернет и соцсети, дабы не отвлекали, а по прочтении тут же схватитесь за другие книги трилогии.

Сильной стороной автора безусловно являются вкусные, завлекающие заголовки глав, список которых интригует и не позволяет отложить книгу до самого конца.

Детективная и историческая линии сплетаются, но не сливаются, подобно плетям вьюнка среди прутьев решётки. Заявленный детективный сюжет сам по себе неплох и увлекателен, но всё же слишком заметно, что для автора это способ заманить ничего не подозревающего читателя в дебри дорогих его сердцу рыцарских легенд и алхимических гримуаров. А симпатичный сыщик Люсин и увлечённый писатель Березовский - наши экскурсоводы по залам и подземельям огромного средневекового дворца. В общем-то, львиная доля всех отступлений и исторических рокайлей к расследованию прямого отношения не имеют – несмотря на постоянные стеснительные оправдания «необходимостью учесть все мелочи», персонажи зарываются во все эти шифровки Парацельса и библиотеки богемских аббатств просто потому, что им и автору это доставляет удовольствие.

Сам мальтийский жезл, вынесенный в заголовок, является именно таким, не шибко обязательным для сюжета, барокковым украшением. А предположение, что в нём великие магистры госпитальеров хранили рецепт средства продления жизни, да никто из них так средством и не воспользовался – смотрится откровенно наивным в наш скептический век.

Но Еремей Иудович успешно балансирует на самой грани науки, или, во всяком случае, научной фантастики. А название крестоносного ордена не зря происходит от госпиталя – с самого основания и по сей день «доктора в кольчугах» уделяют внимание достаточно смелым направлениям медицинских исследований. В этом свете наиболее могущественное открытие, заключённое в символ власти гроссмейстера, уже не кажется столь фантастическим.

В эскапизме «Альбигойские таинства» обвинить нельзя. В детективной линии доходчиво показаны проблемы позднесоветского общества, обнажаются морально-нравственные и экономические корни преступлений, и даже на «светлой стороне» социума до гротескности ярко высвечиваются уродливые судороги благопристойных интеллигентов из-за делёжки наследства, дач в Подмосковье и прочего дефицита. От «салона» вдовы академика, собирающей доморощенных экстрасенсов, любителей эзотерики и сплетен, и вовсе веет неприкрытым декадансом неизлечимо больного общества.

Примитивная уголовщина, заботливо взращиваемая и пестуемая под крылом ушлого «партхозактива», разрушительно вторгается в интеллигентский мир самоотверженных исследований и философских размышлений. И, хотя роман оканчивается обычным для советских детективов торжеством справедливости, трудно отделаться от мысли, что уже через несколько лет общество, исповедавшее эти наивные ценности, рухнет, а выведенные автором антагонисты будут праздновать победу. Возможно, что-то подобное предчувствовал и сам автор, столь проницательно обрисовавший черты упадка и разложения. И именно поэтому, оставляя финал полуоткрытым, он отдаёт преступника в руки не милиции, а старой деревенской ведьмы – чей образ, поначалу замаскированный под второстепенного свидетеля, можно прочитывать весьма разнопланово и многообразно.

Отдельного внимания заслуживает характер оперуполномоченного Владимира Константиновича Люсина. Деликатный и даже робкий с интеллигентной красавицей Наташей или старушкой Аглаей Степановной, он в то же время едва ли не на хрен посылает прямые указания своего начальства:

«- Выезжайте на место с опергруппой. Путь неблизкий, поэтому времени не теряйте.

- Разрешите сперва подумать, товарищ полковник.

- Что? – в глазах Кравцова промелькнуло мгновенное изумление.

- Я хочу сказать, что должен сперва ознакомиться с делом, возможно, навести справки и наметить хотя бы предварительный план действий».

Неизвестно, читал ли Парнов эссе Клайва С. Льюиса о рыцарстве, прописывая образ главного героя, но именно так создатель «Нарнии» и знаток средневековой литературы формулировал главный принцип рыцарского поведения: быть бесстрашным с сильными и смиренным с беззащитными.

С сомнительной высоты 21 века такой оперуполномоченный смотрится наиболее фантастическим элементом всей трилогии.