Этнофентези (Славянофэнтези): Другое начало - без финтифлюшек

В комментариях к прошлому постику (этому https://author.today/post/753705) меня, кажется, аж пристыдили за применение нейросетевых технологий.

Я их чего тогда применил? Чтоб наваять декоративного текста для всяческих этнопесен нелюдских рас.

Ну и гляжу: сам не уверен в том прошлом начале.

Ну-ка попробую сам, по-своему, по-старинке, уж без текстов тех песенок хороводных. Как-то они сбивают...

В общем, вышло теперь такое.

Башня ордена Белобога находилась, как будто, при крупном городе Вара-и-Савы (рыбака Вара и русалки-валькирии Савы), но не в центре его, а совсем на отшибе, вдалеке от других построек. И при том возносилась над городом высоко-высоко, расположившись на самой вершине единственного в своём роде холма с очень крутыми, почти вертикальными склонами. Кстати сказать, не из гордости так высоко, а по необходимости. Важная функция башни – прислушиваться к гармонии, а гармонию легче слушать, когда она не кричит прямо в ухо.

Ядвига стояла босиком на узком балконе под самым куполом. Камень был ещё тёплым, хоть день и клонился к вечеру, солнце не жгло, а лишь вежливо пригревало, словно бы не решаясь совсем уйти. А внизу, на широких лугах у могучей Виспулы, начинались уже купальские хороводы. Самые разные. Человеческие и не только. Но основное веселье начнётся, когда солнце присядет и в небо взовьются большие костры.

Сколько кругом заготовок из хвороста для купальских костров было видать с балкона!

 Ибо не зря его также зовут “смотровою площадкой”, хоть последнее именование, как Ялвига недавно узнала, предназначено лишь для отвода любопытных ушей и глаз выходящих порой на балкон шляхетных профанов – эта площадка на деле служила скорее слуху, чем зрению.

Вот и Ядвига почти не смотрела вниз. Она слушала.

- Не глазами, - напоминал и наставник Гжегож, стоя за её плечом. - Никогда не начинай с глаз. Глаза любят обманываться.

Он был стар, этот Гжегож, даже по меркам древнего ордена: совершенно седой, с бородою лохматой, неровной, в старомодном плаще, что давно перестал быть идеально белым. Гжегож его не спешил менять, из-за чего был уважаем за скромность, но вызывал и подозрения в скрытой гордыне.

- Ну? .

- Я слышу три ритма, - сказала Ядвига после недолгой паузы. - Есть людской, есть лесной… и ещё один. Он как будто бы на поверхности, но при этом такой… глубинный.

- Угу, - подтвердил старый Гжегож. - Краснолюдский. И они сегодня пришли к нашей речке. Это редкость.

Редчайший случай.

Солнце присело на горизонт, и внизу зажглись первые из больших Свентояньских огней.

Ритмы наполнились тёплой мелодией слов. 

Люди – те пели громко, распахнуто во всю ширь лугового простора, песня их шла вперёд, не оглядываясь и не встречая препятствий. Лешие отвечали из тени, временами вплетая в людские слова свои – грустно-протяжные, с паузами, где важнее молчание, чем звучащая речь. Третий же ритм шёл как будто из-под земли, голос совсем забивался сопровождением – каменным стуком. 

- Эти поют не словами, - Ядвига нахмурилась, - я затрудняюсь перевести.

Гжегож облокотился на камень перил балкона:

- Потому что пытаешься переводить вложенный смысл. А надо – само намерение. - Он закрыл глаза. - Слушай не песню. Слушай, зачем поётся.

Что ж, Ядвига последовала совету. Без особой надежды. Но вдруг поняла!

- Это не призыв, - медленно проговорила она, - и не благодарность Солнцу. Это… напоминание.

- Кому? - тихо спросил наставник.

- Камню, реке, людям… самим себе.

Она замолчала, прислушиваясь к глубинному отклику на краснолюдский ритм:

- Вот что поют: “Мы здесь не навсегда. Но, пока здесь, удерживаем”.

Гжегож открыл глаза и посмотрел на неё внимательнее. Словно не на ученицу, почти на равную.

- Хорошо услыхала, - промолвил он. - А теперь расскажи, что не так?

И Ядвига вслушалась снова.

Людской хор иногда сбивался. Кто-то смеялся некстати, кто-то на шаг опаздывал. Это ничуть не мешало песне, она жила. И лесные тянули неровно, с умыслом, словно бы проверяя друг друга. Но вот краснолюдский напев…

- Он слишком ровный, - прошептала Ядвига.

- Да, - подтвердил наставник.

- Он поёт у реки, но не спорит с рекой. Он её… перекрывает! - У Ядвиги аж холод прошёл по спине от собственных слов. - Они поют так, будто очень хотят, чтобы всё здесь… остановилось... Но ведь с этим желанием точно нельзя вести хоровод! Не понимаю я краснолюдков...

Гжегож долго молчал.

- Раньше, - сказал наконец, - они пели иначе. С трещиной. С выходом. - Он посмотрел долгим взглядом вниз, в отражения Свентояньского пламени в тёмной воде. - Этот вечер запомни, Ядвига. Это ещё не беда. Но первый её признак.

- Но учитель, - тихо спросила тогда Ядвига. - Неужели гармонию можно нарушить, сделав её чересчур упорядоченной и правильной?

- Можно, - ответил он после раздумия, - Но в этом случае надо внести изменение в основные задачи ордена. Не следить за явлениями дисгармонии, не исправлять. А – заметить, что мир перестал ошибаться.

Там, внизу, хороводы закручивались всё быстрее. Там всё смешивалось – и огонь, и вода, и тени в нарядных платьях. И с балкона они выглядели так красиво, почти идеально.

Тут Ядвига поймала себя на мысли, что ей это страшно видеть, и поняла: ну, значит, теперь она слушает правильно.