Вопрос к Аристократам духа

Как вы все знаете, время от времени я разбираю пыльные дневниковые записи, еще тех времен, когда был молод и красив, как Аполлон. Вчера, копаясь при свете старенькой зеленой лампы натолкнулся на это:  

- Темнота ты деревенская, Агаповна. Ото одно, а ото другое. – он повозил по скатерти толстыми пальцами, изображая схему «ото» и «другое». Та получилась сложная, ибо проходила через банку с Саниными огурцами, чтобы затем, пропетляв, упереться в бутылку осетинской водки «Восторг».

-Брехня, - упорствовала мракобесная бабка.

-Ничего не брехня, - смиренно откликнулся Прохор и принялся длинно и нелогично доказывать твердую связь любви и санитаров. Для объяснений он использовал уже представленную схему, и единственным отличием от предыдущих выкладок было то, что уперевшись  очередной раз в сиротливый сосуд, он налил себе рюмочку, закрепив сказанное ранее.

Так они спорили, выплывая из желтых сорокасвечовых теней, а небо, невидимое за серым потолком  наливалось темным, обещая долгожданные звезды. Я прикрыл глаза и тут же открыл их, потому что этим долгим вечером походы в гости все никак не заканчивались. И снулые окна моей сторожки манили путников как фата-моргана в пустыне. Дверь хлопнула, и из сумерек, вступавших в полную силу, сгустился виновник торжества, санитар Арнольд.

 На лице его, как и объявил обстоятельный Прохор,  пускала метастазы любовь, а в руках худой как швабра пришелец крепко удерживал неожиданные трофеи: два непарных комнатных тапка, зловонием соперничавших с Саниными кедами и женскую комбинацию, кокетливо извивающуюся в такт нервным движениям. 

-Вот,- объявил он и уселся на стул, явив на свет следы сокрушительных повреждений на длинной голове.  Глаза его поблескивали под откормленными мешочками, являя четкие улики, говорившие о разбитом сердце и крахе  всех надежд. Голос срывался. И виной этому обстоятельству, впрочем, как и всему прочему, что случается в нашей радостной жизни, была жадность. 

Нет, то была не  обычная жадность, когда выбираешь между суповым набором из костей археоптерикса и полумешком крупы. И не та, когда  на повестке или вино, приют последних аристократов духа, или водка, живительная влага  люмпен-философов. Нет! Это была алчность, возведенная в превосходную степень скопидомства и прижимистости. Когда в кармане жила Вселенная, а в душе пустота. А ведь на весах с одной стороны были жалкие тридцать копеек, а с другой – страсть. Да-да, большая, тысячеградусная, пламенеющая мартеном. Выжигающая все вокруг и сыплющая миллиардами искр.

Осенняя любовь к кукле с фарфоровым личиком, эффектными ногами идеальной кривизны, оснащенной удобным в быту низким центром тяжести. И еще сволочью мужем. Хотя по большому счету и не приглядываясь, все мужья сволочи и проходимцы. Порода обязывает. Или страдания. А может еще и синеватые чернила в паспорте. 

 Хотя, черт с ними с чернилами и ежевечерним борщом,  муж Натальи Николавны, а именно так ее звали,  был негодяй в бесконечной степени. Потому как, если обычные мужья отбывают по делам на два дня, то это означает лишь то, что они уезжают на два дня в командировку, либо что они говорят что уезжают, а сами используют свободное время в силу своего развития и потребностей. 

 о законный супруг поздней кривоногой любви санитара Арнольда, словно отставший от общей массы переселенцев Моисея еврей, пошел своим путем. И первое, что сделал, когда закрыл за собой дверь – оглушительно напился в известном всему поселку «Катяшке». Именно в этом культовом заведении на сорок рублей можно было устроить праздник, юбилей и прочие похороны. А за пятьдесят, сам Сатана уделал бы штаны. 

На сладкое у коварного супруга была незапланированная ночь в обезьяннике. Не самое удобное времяпрепровождение для солидного человека. Но если ты с просвистом в голове, то и из пятен Роршаха легко сможешь соорудить автомат Калашникова и кофеварку. 

-Санитары – это любовь!- прервал повесть отпетый гуманист Прохор и пронзительно посмотрел на сосредоточенную Агаповну. К этому моменту он был уже омерзительно пьян и балансировал на грани того состояния, обозначавшего конец философии и начало самых веселых дел, вспомнить которые на утро было невозможно.

А, что Вы думаете о любви? Любили ли вы так, что могли отдать за нее все?