25

Недавно Катя задала справедливый вопрос:

- Что ты пишешь про 90-ые? Они закончились.

Это простая правда, как и то, что жить надо настоящим и будущим, а ковыряясь в прошлом - легко заработать нервное расстройство и ненужную ностальгию. Но, как водится, дьявол кроется в мелочах.

Я не люблю девяностые и не страдаю по давно ушедшей юности. Я их ненавижу. За дикость и трэш, творившийся со всеми, пусть у кого-то трэшак оказался жирным и лихим.

А еще оказалось, что для меня 90-ые самый настоящий стокгольмский синдром. Такой, трушный, прицепился и не отвяжешься. Причину понял именно когда писал про странные и страшные десять последних лет 20 века. Они сожрали мою небольшую семью, пусть даже кое-кто из нее дотянул до нулевых и остался именно там. Корни всего этого именно в девяностых и только по этой причине написал о них почти 20 авторских листов, вспоминая все, сохранившееся в памяти.

Моя семья начала пропадать ровно 25 лет назад, 3 апреля 1995, когда умер мой отец, Юрий Керимович Манасыпов. Человек, познакомивший меня с миром соляры, шОферов, дня водителя, первых длиннющих путешествий в целых 100 километров и тому, что иногда просто нужно драться, наплевав на возможный ущерб. Последнее научился делать, к сожалению, уже без него.

За мои 40 лет видел разных водителей, водятлов и даже прокладок между рулем и сиденьем. Разные, умелых, не очень, так себе и вообще полный отстой. Но самым лучшим, так, наверное, правильно, остался отец. Потому как в его автобусе никто не матерился и не пытался доказывать свою крутость, салон оказывался чистым каждый вечер после рейса, поломку машины он умел чинить изолентой, такой-то матерью и небольшими, но очень сильными руками. А еще отец мог на трассе обогнать девятку, 24-ю Волгу или даже старую иномарку. Всего бы ничего, но он умел это делать сидя за рулем "Оки". Последний наш с ним фильм - "Рэмбо - первая кровь", первое и единственное кафе на двоих - небольшой бар в аэропорту Курумоч, где ели мороженое из вазочек.

Как-то мне была нужна осенняя куртка, году в 94-ом. У родителей то ли задерживали зарплату, то ли еще чего, то не суть. А в Отрадный приехал цирк, встав на Пятаке. Там сломался тягач, тамошние водилы ничего не могли поделать, отец провозился в нем весь свой единственный выходной, машина была нужна цирку уже к утру. А мне купили куртку. От такие дела.

А самое страшное в четверти века без него - моя сестра его практически не помнит. Ей было всего семь и мне, на самом деле, очень этого жаль. Зато я сумел хотя бы сколько-то быть вместе с ним, получив в наследство тяжелый и взрывной характер да рыжину в усы с бородой.

Вон он, щурится, стоя возле и внутри двух моделей своего любимого рейсового автобуса.