Немного о лошади. Первое слово

Я хочу рассказать вам о лошади... Нет, не так. 

Я хочу рассказать вам о моём опыте общения с лошадью. Или, что вернее - с лошадьми.

Начну я с самого первого моего коня и единственного в жизни любимца - Монолита. Он был страшен. Почти что уродлив для идеалов своей породы. У ужасен, как атомная война... Здоровый, тяжёлый, "квадратный" - словно природа его грубо тесала напильником из крупчатого гранита. По молодости это чудовище без смущения и особых проблем сдавало с начинающими конкуристами на третий разряд - низкие барьеры высотой 100 см. И прыгал он их, для неповоротливого тяжеловоза, очень хорошо. До тех пор, пока его не "упрыгали" до полного изумления. Конь отказался даже выходить на манеж... не то что прыгать. Матушка - не последний человек в КСК - потом долго ругалась на "конкуристов", а Моня целый год ходил исключительно в руках, пока не "забыл" этот личный ужас. У коня от рождения характер был далеко не сахарный, но после этого случая испортился окончательно. 

Со временем конь отвык от нагрузок, успокоился. Понял и поверил, что никто его больше через "палки" "скакать" не заставит и перестал шарахаться от барьеров. Коня вернули в прокат. Была, конечно, попытка снова заставить его зайти на барьер, но мать пресекла подобные начинания.

С Монолитом мы познакомились, когда мне было тринадцать лет, а ему четырнадцать. По меркам Москвы совсем не молодая лошадь. Он был первым моим большим конем - до этого я рассекала по манежу исключительно на вреднющих пони. В тот раз мы друг друга не оценили.

Настоящее наше знакомство произошло полгода спустя, когда я в очередной раз сбежала на поля помогать тренерам с прокатом. Обычно мне сдавали на руки пару "чайников" и я занималась с ними отдельно - и им проще, и группе "постарше" никто не мешает. А тут попросили сопроводить новичков на улицу, ибо лошади долго стояли. Из трёх "ненадежных" мне попался вечно "ловящий белку" на выходе Вайнах, но как раз с ним в тот день проблем и не было. Зато "закоротило" Моню.

Выходим из зоны посадки на летние плацы, спускаемся под мост - всё чинно, спокойно. Никто не нервничает, птички поют. Чупа-Чупс в ближайшей леваде розовым бревном прикидывается. Я потихоньку отвлекаю нервничающую - первый раз на улице - всадницу, расписываю, какое ей сокровище невероятное досталось. И тут передняя половина смены встает столбом. Намертво. Прикидываю привычные риски: сбежит "хитро-мудрый Ваня" - не сбежит? Вроде не должен - спокойный. Показываю девушке как правильно держать руки и повод, "пинать" своё "средство передвижения" ногами, и клятвенно обещаю, что дальше впереди идущего "хвоста" её лошадка точно не убежит, и выдвигаюсь к "голове". Чтобы увидеть хорошо знакомое всему КСК зрелище.

Посередине смены стоит большая, квадратная, рыжая лошадиная туша и лениво-лениво - одной задней ножкой - отбрыкивается от пытающегося "пропихнуть" её вперёд всадника. Крысится в притворной ярости морда, хлещет хлыстом с присвистом длинный хвост... хотя той злобности там не водилось - максимум раздражение. Бедный дядя на каждый Монин выбрык обливается потом от страха. Дрожит в руках всадника как осиновый лист бесполезный хлыстик - а вдруг это чудовище вызверится ещё страшнее!? А там даже круп у коня в процессе не приподнимается вовсе. Ну что с ними делать? Подхожу, встаю рядом, любуюсь. Скучающая морда Монолита всё так же делает "страшную" крысу и любуется мной.

-  Так, вы не волнуйтесь, сейчас мы всё исправим. Вот, смотрите, берите  вот так повод, - правильно подбираем "сопли" и перекладываем пальцы, - Берите, берите, ему не больно. Теперь ножкой толкаем вот так. Видите, вбок пошел? - усиленно ковыряю чужим сапогом рыжую "бочку" так, чтобы вредничающая скотина чуть-чуть - буквально на пол шага - сдвинулась в сторону, - А теперь сядьте крепче, чуть-чуть откиньтесь и - давайте хлыст.

У дяди глаза сразу становятся по полтине, а Моня подозрительно косит на меня испытующим взором.

- Зачем?

- Не бойтесь, не уронит. Я его бить не буду, он даже не испугается.

Хлыст мне дядя выдает с ужасным сомнением и колобком скукоживается в седле. Делаю шаг назад, многозначительно ловлю взгляд рыжего свинтуса и делаю голос тоскливым и обречённым:

- Назад откиньтесь. Монь, или ты идешь, или...

Замах  хлыстом и вреднючая животина, прекрасно понимая ситуацию, резвой трусцой догоняет дожидающуюся впереди "голову" смены. А я догоняю его, успокаиваю и старательно рассказываю, что он, конечно, вредная задница, но всё может. Когда хочет, конечно.

Я промучала эту парочку всё занятие, после - помогла расседлаться. Всё это время рыжий латвиец не сводил с меня свой оценивающий взор и старательно бежал, корча "крысу", стоило мне приблизится. 

Спустя три недели история повторилась практически один в один, с той только разницей, что на мерине сидела изрядно тучная тетя, а мне не понадобился хлыст. Рыжая ехидна стартанула в "голову" смены сама, даже не дождавшись сурового: "Мо-ня-я-я..."

С тех пор коня я стала выделять: просила его себе на седловку, выводила на развязки почистить, выгуливала в леваде. Обязательно находила во время работы на поле и лезла к нему общаться. И он начинал старательно бегать стоило мне появится в манеже, хоть и из чистой вредности срезая углы. Зная, что за каждый круг я обязательно похвалю и  поделюсь чем-нибудь вкусненьким.

Седловок у нас с ним в итоге сложилось два режима. Если я шла к деннику печально, с седлом, унылым лицом и фразой "Сю-у-сь,  надо одеться...", конь оборачивался задом и обижался на меня от всей язвительной конской души. Долго выкоблучивался, ерничал, делал вид, что оттопчет мне все ноги или оттяпает пальцы, прятал голову в угол и задирал её вверх, в упор не желая брать трензель. Протестовал как мог. И я давала ему развлекаться - нам обоим это было попросту весело, давало коню стравить пар и выйти на манеж вполне благодушным. Мы шли на поле, а я смотрела, как он издевается над всадником. Или просто работает под новичком, когда Монолита сдавали мне. Но стоило мне диким козлом доскакать до денника с одной уздечкой и воплем "Сюсь, я еду на тебе!", рыжий крокодил принимался громко "бубукать", пританцовывая на месте. Он сам открывал рот, сам нырял дельфинчиком в оголовье. Долго тыкался своей тяжеленной макушкой мне в ноги и тёрся о пузо храпом, мешая застёгивать на себе ремни. Он буквально втаскивал меня на манеж... И  закидывал на спину тоже сам - с полок, с заборов, которых боялся до трясучки. Даже присесть пару раз пытался... И мне приходилось все его порывы сдерживать, ибо галопом ему бегать было совсем нельзя - болели ноги. А он мечтал со мной лететь - как в молодости.

Конечно, при всей своей неимоверной любви, он "гадил": он не мог не проявлять ехидства, не мог не шваркаться на встречных лошадей, не мог не пугаться. Но как мастерски он всё это делал! Это было достойно отдельной пьесы. Он всем телом - от копыт до ушей - показывал, весь изгибался и изёрзывался подо мной: "Вот, смотри! Это горшочек! Вот мы сейчас к нему подъедем и я его испугаюсь! Очень испугаюсь! Вот прямо сейчас испугаюсь!" И пугался. Но так, что меня ни на миллиметр на его спине не пошатывало. Он даже с места вбок всем корпусом умудрялся прыгать так, что мне на нем не требовалось шевелиться... сам держал. До сих пор не знаю, как он так умудрялся. Я безумно любила этого коня... Как и он меня. Когда мы чистились на  развязках, он начинал ржать и гарцевать на месте, пытаясь уйти за  мной, стоило только отойти дальше, чем на три метра. И сахар он брал у меня вместе с рукой - запихивал в пасть мою ладонь целиком и убирал её языком за щеку так, что отделывалась я исключительно "ведром" слюней. Ни разу не прикусил. 

А ещё Монолит изрядно славился мстительностью. Мне ни разу не мстил - не за что было. Я любила толстую "Ливерную Колбасу" и за его злоехидную вредность, за грубые шутки и за неимоверную бережность. И за мстительность тоже любила - он не прощал обид. А мне, максимум - прицельно оттаптывал ноги.

Был у нас яркий случай - пришла на конюшню девушка пафосная, хамоватая: "Дайте мне жеребца, я умею ездить!" Ну ей и выдали. Моню. Он терпел её обе рыси и все три шага. Все сорок долгих минут терпел. А она на каждый темп долбила его хлыстом и тянула железкой за рот. Сорвался он на галопе: втопил по команде тренера с места в карьер по длинной стенке, а на короткой - "испугался" ворот. Развернулся по центру манежа и унес её к противоположному борту. Летел не сбавляя скорости до последнего, только поддавал, а метра за два до стены - сел задом в грунт как хорошо выезженная ковбойская лошадь и уткнул в землю голову, изобразив собой страуса. Тётенька барельефом впечаталась в бортик. Как хрустнули позвонки в "сложившейся" по ограде буквой  "г" пояснице, слышно было по всему манежу. К счастью, обошлось без травм. Даже без синяка. Мало того, он ещё и докатал эту девушку весь остаток занятия. Но хлыст она больше не брала, вообще.

Вот так и жили. С полуслова, с полувздоха... Мои шаги Монолит узнавал загодя и начинал танцевать, вжимаясь мордой в край раздвижной двери и "вереща" в голос на всю конюшню. А потом я ушла из КСК и из своей "конной жизни" ушла. Но узнавала потом - его продали "на пенсию", отдыхать в  деревне. Пастись "для картинки" на чьем-то лугу. Надеюсь, там он  был счастлив.