Богатыри - не вы
Автор: Иафет«Однако же беспристрастие требует, чтоб мы указали сторону, с коей Фаддей Венедиктович берет неоспоримое преимущество над своим счастливым соперником: разумею нравственную цель его сочинений. В самом деле, любезные слушатели, что может быть нравственнее сочинений г. Булгарина? Из них мы ясно узнаем: сколь не похвально лгать, красть, предаваться пьянству, картежной игре и тому под. Г-н Булгарин наказует лица разными затейливыми именами: убийца назван у него Ножевым, взяточник — Взяткиным, дурак — Глаздуриным и проч. Историческая точность одна не дозволила ему назвать Бориса Годунова Хлопоухиным, Димитрия Самозванца Каторжниковым, а Марину Мнишек княжною Шлюхиной; зато и лица сии представлены несколько бледно».
Так отозвался Феофилакт Косичкин* о книге "Иван Выжигин" Булгарина. Вполне в духе современных остро-критических отзывов.
Вообще раньше как-то спокойнее относились к критике. Не пищали "Вы не имеете права ТАК меня критиковать!", хотя, будь в ту пору минусы, непременно бы накидали их полную панамку. Но, так как минусов не было, на критику приходилось отвечать словом.
«А наша критика?! А наша глубокая и проницательная критика?! Она сумела только за этот разговор укорить Базарова в жестокости характера и в непочтительности к родителям. Ах ты Коробочка доброжелательная! Ах ты обличительница копеечная! Ах ты лукошко российского глубокомыслия!»
На что воспоследовало много ответов, например:
«Великий г. Антонович, как человек неглупый, не обратил никакого внимания на непочтительную выходку так называемого enfant terrible. Но г. Посторонний сатирик, как человек очень раздражительный и очень ограниченный, огорчился лукошком до глубины души и начал изливать свои страдания в горячих и бестолковых полемических статьях. Надо полагать, что лукошко действует подобно шпанской мушке, сохраняя притом свою раздражающую силу в течение многих месяцев. С каждым месяцем страдания г. Постороннего сатирика становятся невыносимее, так что, наконец, в январской книжке „Современника” несчастный Дон Кихот, удрученный лукошком, впадает в горячечный бред и с болезненною страстностью принимает свои видения за существующие факты. <….> Между тем боль от лукошка усиливается, и галлюцинация становится еще бессвязнее; г. Постороннему сатирику представляется, что г. Зайцев и г. Благосветлов превратились в два бутерброда; это видение, по всей вероятности, выражает собою желание пациента съесть живьем г. Зайцева и г. Благосветлова; однако г. Постороннему сатирику не суждено насладиться полным блаженством даже в области горячечных видений; бутерброды минуют его зияющую пасть…»
И ничего, никто после таких выпадов писать не бросил.
Люди покрепче были? Или просто взрослее?