Воронеж. Часть I. Сосны, увитые виноградом

Данным постом я хочу начать описательно-повествовательно-размышляющие рассказы о поездках по стране. В качестве стартовой точки выбраны поездки в  Столицу Черноземья — Воронеж — в 2019 и 2020 годах. В этом городе в 2009 году я закончил биолого-почвенный факультет Университета

***  

26.06.2019

  Десять лет назад дуга улицы Антонова-Овсеенко ещё не была для меня дугой. Даже гораздо больше, чем десять, поскольку отдельные года студенчества текли с разной скоростью. А затем они сжались в пространстве даже ближайших наступивших лет очень неоднородно, какими-то клёцками. Настоящим же пределом города студенчества неизменно оказывалась красная, не до конца прозрачная Пирамида[1]. Но не только краем света – и началом другого варианта всё же воронежского (а не какого-то иного) городского мира тоже.

  А сам предел растворялся где-то за улицей со знаменитым (как я узнал гораздо позже, что и парадоксально) котёнком[2]. Закованное тисками университетских занятий время вкупе с ещё не выплеснувшимися на дневную свободу географическими желаниями сокращало видение мира в микрокосме (скорее, даже в мезокосме) города на полпути между Москвой и Ростовом. Желания эти просто ждали начала моментов, как банк семян в почве слабопотрёпанного широколиственного леса. Тогда Воронеж осознавался диалектически как и данность и целостность, и как половина непройденного пути. Как будто нагромождение много- и одноэтажек среди катальп и робиний под безусловным бледно-синим небом – это цель[3]. Нет, не цель, но понимание этого пришло с погружением в лес.

  А сейчас южный предел леса наконец материализовался в виде цели, вроде бы, самой очевидной, но отчасти избегавшейся. Хотя желтовато-охристая зелень и не до конца терракотовые пластинки[4] приманивали и маячили ориентиром начала нового отрезка пути при каждом движении на экзистенциальный Юг в целом северного мира. Поезд, проскакивавший Усманский бор, стремился к пасмурной туче над первыми разноцветными россыпями меловых степей[5], а самый ценный момент прощания с форпостом лесного мира среди более и менее среднерусских возделанных просторов[6] подспудно кристаллизовывался.

  Не стану особо останавливаться на убранстве послевоенной архитектуры с россыпью, часто в виде грибницы, зданий, воспроизводящих не то что московский – мировой капитализм. Я много отгулял по коридорам с людьми и разноколесными металлическими конями среди коробчатых зданий в городах России. Не чураюсь города на каком-то экзистенциальном уровне, но и не чувствую себя уверенно на архитектурном лугу, чтобы присесть и определять видовую принадлежность ромашек и колокольчиков кирпично-бетонных сооружений. Где дома вмонтируются в воспоминания – там и напишу.

  Итак, самая северная окраина, которая ещё отграничена обручем трассы – это лесопарк «Северный лес». Ещё дальше на север – уже боры и субори, надрезанные и прорезанные в паре мест более тонкими нитками асфальта. А лесопарк состоит из сосен, порой не до конца прямых, словно не разогнувшаяся полностью рука с массивом локтя. Но всё же прямых, а не напоминающих бонсай[7]. Ещё из студенчества я проникся подобными насаждениями на левом берегу Воронежского водохранилища. А теперь абрис наделился конкретикой. Отчасти схожей с кисловодской. Сосновые посадки, в первую очередь, послевоенные, всегда кажутся мне какими-то особо суховатыми, подсушенными, сморщивающимися. Именно регулярные посадки, не старовозрастные боры со шкалуточно-мускатными многоугольниками коры. Общая сухость песков и супесей, которые служат ложем для сосен, не определяют это субъективное ощущение. Но в Северном лесу морщины тонких и средних сосен зарумянивались нефритовой густой зеленью девичьего пятилисточкового винограда. 

Колонны из лиан, как девичья причёска сзади, спирально то затягивались, то относительно вольно держались на стволах, порой достигая первых живых ветвей. Ведь в сомкнутых насаждениях наблюдатель видит живые ветви только в верхних третях или четвертях мысленно разделяемого на части ствола дерева. Столпы винограда ещё более сокращали общее количество света, достигающее нижних ярусов. Тем разительнее он местами прорезал полог, резко отграничивая углы. Виноград – это первый намек на граничность пусть и искусственных, но воронежских лесов. Его узкие юбки способны напомнить о лесах Северо-Западного Кавказа, заменяя вездесущий там плющ. Но в пригревающий июньский солнечный день вкупе с созревающими облаками майская историческая земля адыгов[8] не вспоминалась. Я двигался с широко открытыми глазами, не ожидая специальных находок и не прячась от них.

[1] Памятник Славы на пересечении Московского проспекта и ул. Хользунова

[2] Котёнок на улице Лизюкова

[3] Имеется в виду Ростов-на-Дону

[4] Дубы и старые сосны Воронежского заповедника и Воронежского заповедника, которые можно увидеть из окна поезда между Усманью и Воронежем

[5] Степная флора на выходах мела в Лискинском районе Воронежской области к югу от р. Дон

[6] Субъективное ощущение от лесостепи севернее Усманского бора – в Липецкой и Тамбовской областях – и от степи южнее Воронежа

[7] Имеются в виду раскидистые сосны, растущие на открытых пространствах

[8] Северо-западный Кавказ до окончания Кавказской войны в XIX веке был населён адыгскими племенами