С верхней полки свисает чей-то хвост (нанохулиганство по картинке)

Продолжая тему миниатюр по картинкам, сегодня я решил раскопать виденный осенью арт:

Нарисована сия радость художником Kotikomori.

Открыв дверь в купе я удивился: на газете лежали батон и колбаса, стояли эмалированные чашки со свежими огурчиками и варёной картошечкой, с этим соседствовал вполне современный дошик. За столом пили чай две весёлые девушки с ободками "а-ля кошачьи уши" на головах, с верхней полки болтался какой-то рыжий шарфик. Из вежливости я не стал их пристально рассматривать, лишь поздоровался и сел напротив.

Зря.

Вытаскивая из рюкзака перекус, краем глаза я заметил, что шарфик как-то странно движется. Мне подумалось, что пялиться шарф можно, вряд ли он оскорбится. Но это оказался кошачий хвост. Судя по размеру, его хозяйка в переноску не поместится, да и вообще, встречаться с кошкой такого размера мне отчего-то не хотелось.

— Это Анькин хвост, — донёсся до меня смеющийся голос. — Не смотрите на него так, он стесняется.

Говорившая сидела слева, ближе к окну, и с улыбкой рассматривала меня желёто-зелёными глазами. Я хотел уже что-то спросить, но он очень естественно дёрнула бежевым кошачьим ухом. Тем, что на ободке. 

Только сейчас ободка не было. А когда я входил, точно видел черную дужку, к которой крепились уши.

— С хвостом вы уже знакомы, — продолжала девушка — а я Катерина, лучше просто Катька. Это — она кивнула, на голубоглазую соседку с серыми ушами — с Танька. А вас, гость удивлённый, как звать-величать?

— Костик, — промямлил я. — Вы что, настоящие неки?

Катька пару раз мигнула и, неотрывно глядя на меня, поймала Анькин хвост, поднесла его ко рту, будто микрофон. Постучала пальцем:

— Рас-рас, как слышно? Хвостон, у нас проблемы. В нас не верят!

— Анька просила передать, что Костик-котик, а ещё у вас нет совести, — послышался с верхней полки недовольный девчачий голос.

Хвост убрался на полку, а на меня как-то странно вперились две пары глаз. Спина взмокла. По всему телу пробежала дрожь и волосы на голове зашевелились.

И продолжали шевелиться. Перестук поезда стал тише, а вот дыхание девушек, наоборот отчётливее.

Я нервно сглотнул, осторожно поднёс руку к волосам и непроизвольно дёрнул ушами, кошачьими. Девушки хохотали. Я испуганно осматривал себя, ища патологические изменения, но обнаружил только свой чёрный хвост.

Экран смартфона отражал моё удивлённо лицо с ушами на макушке. Быть этого не может! Но с каждым мгновением мне всё больше казалось, что всегда так и было. Я открыл паспорт. Нет, не было. Вот моя нормальная голова, со штатными человеческими ушами, в положенном им месте.

Фотография придала мне уверенности, а кошачьи причиндалы на моей голове стали будто бы невесомее, да и хвост чувствовался всё слабее.

Катька печально опустила уши и вдруг подсела ко мне на лавку. Мягким движением закрыла паспорт.

— Тебе это точно нужно? — спросила она. — Второго раза то не будет.

— Не знаю.

— Ты сначала подумай, перекуси. Картошечки вот, — отозвалась Танька.

— Ага, съем картошечку и забуду родной дом. А потом, через три дня затоскую, а дома триста лет пройдёт. Так?

— Не так, — донеслось с верхней полки, — они картошку переварили.

* * *

Всё было съедено, почти всё сказано. Катька сидела, положив голову мне на плечо, хвост её тёрся о мой, а уши щекотали шею.

— Ну, чего расселись, пора уже, — послышалось с верхней полки. — Решай, Костя. У тебя три варианта: едешь к нам с ушами и хвостом, или остаёшься человеком и возвращаешься. 

Ни один из варинтов мне не нравился.

— А третий? — спросил я.

— Уходишь в подполье в своём мире. Ведёшь коварную деятельность по внедрению нек, что бы все в них стали верить. Распространяешь листовки со статьям, рисунками, рассказами. Пройдёт много лет, но мы захватим сначала умы, а потом и мир.

Это мне отчего-то понравилось — видно картошечку, всё же, сварили на совесть.