Отзыв для Клуба злодеев: “Арзюри” Василия Фоменко

Запись допроса по проекту "Арзюри” № (зачёркнуто)

Свет настольной лампы бъёт в лицо, и мужчина в форме сержанта полиции нервно ёрзает на неудобном стуле. Ещё ни слова не произнесено людьми по ту сторону стола — строгой женщиной с лицом известной актрисы и её подручным, постоянно жующим табак, — но сержант шкурой чует их осуждающие взгляды. Даже голова оленя на стене будто косится на сержанта с неодобрением. 

Молчание затягивается.

Наконец женщина берёт со стола тонкую папку, открывает на первой странице и тут же хлопком закрывает.

— Всё ясно. Наш вердикт: полностью профнепригоден. Исключить из числа лиц с доступом…

— Погодите! — возражает ошеломлённый сержант. — Но за что?! А как же разбирательство?

— Разбирательство? — голос женщины сочится сарказмом. — После такого-то эпиграфа?

Сержант разводит руками:

— Ну, я, это... должен был объяснить несведущему в чувашской мифологии читателю, кто такая Арзюри, ну и, понимаете, снять с себя ответственность: ведь детали переврал, а то вдруг попадётся сведущий, оскорбится...

— Вздор! — Подручный грохает кулаком по столу так, что лампа подскакивает. — Да мы же с ужасами работаем! Неизвестность и дискомфорт — наши профессиональные инструменты!

— Спасибо, Мордекай, но давай без экспрессии, — женщина откидывается на спинку кресла и закидывает ногу за ногу. К сожалению, свет лампы мешает сержанту разглядеть её как следует. — Сергей Федотович, что вы вообще знаете о саспенсе?

— Слово какое-то не русское, — хмурится сержант. — Между прочим, как и вы сами, госпожа Режиссёр: почему моё дело рассматриваете вы, глава американского отдела? Я же, вроде как, с местным региональным колоритом работаю, ну, знаете, Баба Яга, Кот-Баюн…

— От “местного колорита” в вашем проекте только название монстра и куча русских имён, — отмахивается Режиссёр, — максимум на локализацию тянет. А сюжет у вас построен по нашим лекалам: группа беспечного мяса, простите, молодёжи прибывает в домик в глуши. Чистейший слэшер. Причём жанровую формулу вы соблюли без всякого понимания сути.

— А какая там ещё суть может быть? Монстр убивает детишек по одному, делов-то, — бурчит сержант.

Голова оленя ни с того ни с сего заходится мерзким хохотом. Режиссёр складывает ладони домиком, и, дождавшись, когда чучело отсмеётся, обращается к испытуемому обманчиво спокойным тоном:

— Сергей Федотович, вы взялись за работу над слэшерами и, насколько мне стало известно, собирались её продолжить. Но задавались ли вы вообще вопросом, что ищут в произведениях ценители этого жанра? Я вам скажу: запоминающегося монстра и яркие сцены убийств. Начнём с монстра: что сделали вы? Нашли малоизвестную зверушку в бестиарии, довели её до состояния перманентной психотической агрессии, чтобы на людей бросалась — кстати, каким образом? Молоком-плюс отпаивали? Впрочем, какая разница: вы угробили всю работу прямо в эпиграфе. В эпиграфе, Сергей!

Сержант вжал голову в плечи:

— Да что с ним не так-то, с эпиграфом этим?

— Монстр должен быть картой, до поры припрятанной в рукаве автора; загадкой, которую персонажи — и читатель вместе с ними — разгадывают постепенно: методом проб и ошибок вычисляют правила игры, попутно строят какие-то догадки о происхождении и мотивации убийцы. А у вас, простите, что?

— Но у меня тоже это есть! Дневник старика Пилигина я им подбросил, ветки черёмухи к дровам сложил, прям квест-комната получилась!

Режиссёр прикладывает руку к лицу.

— Сработано настолько примитивно, что вас даже в сценаристы инди-хорроров на Unity не возьмут. Хотите использовать записки-подсказки — научитесь подавать их так, чтобы это не выглядело роялем в кустах. А уж мотивация Арзюри…

— Слито самое главное! — не выдержав, перебивает Режиссёра подручный. — Где символическая ошибка, нарушение запрета — то, за что детишки должны получить наказание?!

— Мордекай…

— Ты, дилетант, Предвестника сыграть решил, целый абзац под себя-любимого выделил, но как ты отыграл?!

Подручный хватает папку и зачитывает:

Но уже подъезжая к повороту к проселочной дороге в лесной домик их остановил полицейский патруль.

-Сержант Шкалёв Сергей Федотович! - представился он и спросил куда они направляются. Ребята объяснили ему, что едут в старый дом Пилигина в лесу, но что сержант Шкалёв сказал им, чтобы они были осторожней. Уже семеро человек без вести пропало в этом лесу, за последний год. Посоветовал держаться им вместе и на праздник особо не напиваться. Мало ли что…

Подручный берёт драматическую паузу, в тишине которой отчётливо слышится бормотание оленьей головы:  “проезжая мимо вокзала с меня слетела шляпа…”, а дальше неразборчиво.

— Что мы тут видим? Сержант ДПС типовой резиновый из тебя вышел, а не Предвестник: ни харизмы, ни двусмысленности в репликах, ничего! Не умеешь нагнетать — не берись!

— Мордекай, уймись, хватит.

Но подручного уже не остановить, он входит в образ и вещает с мрачным пафосом:

— Ягнята отправляются на бойню, и они должны сделать сознательный выбор, за который и будут обречены на смерть! Это отголосок древнего сказочного тропа: герой должен оступиться, чтобы попасть в беду, и кто ты такой, что относишься к традиции с такой халатностью?!

— Прошу прощения, Мордекай слишком серьёзно относится к своей работе. Да, теорию строения страшной сказки неплохо бы знать, но многие видят в слэшере только развлекательный слой. Так что перейдём к веселью: к убийствам.

Сержант приосанивается, почувствовав твёрдую почву под ногами:

— Так с убийствами-то у меня полный порядок! Описано без утайки, как всё произошло…

Режиссёр берёт папку у подручного, перелистывает страницу и зачитывает:

Ребята уже начали потихоньку отмечать праздник, Крицков с братьями Кригер открыли бутылочку текилы и пили ее под шашлычок. Решили, что уж долго нет Ленки, Женька Щетинин вызвался ее позвать, одел он старый тулуп Юлиного деда и вышел во двор. Посмотрел по сторонам, а Ленки нигде не видно. Покричал он, а в ответ смех из-за кустов. Ну, Женька, не о чем не подозревая подошел к кустам и стал говорить, чтобы Ленка не прикалывалась и выходила. Тут снова смешок и в Женьку что-то полетело круглое, он увернулся и мимо него покатилась человеческая голова, Ленки Лоевской. Женька остолбенел, хотел кинуться за подмогой к дому, но на спину ему прыгнул какой-то волосатый зверь. Женька попробовал закричать, но черная волосатая рука закрыла ему горло, а острые клыки вцепились ему в шею. Последнее что видел в свое жизни Женя, это уставившиеся на него глаза мертвой Ленкиной головы.

— С запятыми не дружит, — хмыкает оленья голова.

— Описали-то без утайки, это видно. Только получился у вас монотонный бубнёж, а не динамичная сцена: вы просто перечислили события, в один абзац запихнув бузину и киевского дядьку, важное и неважное, без каких-либо выразительных акцентов, без красочных образов…

— Картонке — картонная смерть, — сплёвывает в сторону подручный. — У тебя же мяса на персонажах нет. Ты кого на заклание привёл, бульонные кубики? Хоть бы покрасоваться каждому дал напоследок, чтоб читатель ими заинтересовался! Пусть по одной, но характеристике, что-то личное, а не просто перечислил блоком имена с фамилиями. 

— Как умею, так и пишу, — всерьёз обижается сержант. — В протоколах личное писать не положено, а положено там указывать, как есть: такой-то увидел то-то, закричал, побежал, получил повреждения и умер, а голова впоследствии обнаружилась на заборе.

— Так вы нам, получается, свой отчёт с места преступления сдали, лишь слегка “олитературив”, насколько разумения хватило? — усмехается Режиссёр. — Не умеете вы шоу устраивать, совсем не умеете. А наша задача — удовлетворить Сами-Знаете-Кого.

Оба — Режиссёр и подручный — при этих словах целуют свои медальоны с изображением Знака Древних.

— Но Арзюри-то довольна!

— Да мы уже поняли, что у тебя с ней неуставные отношения, — подручный сплёвывает ещё раз. — Но удовлетворять-то ты должен не её, а чи-та-те-ля!

— В общем, приговор остаётся в силе, — заканчивает Режиссёр. — Присвоить кандидату в сотрудники Шкалёву Сергею Федотовичу класс D, и пусть чистит клетку финляндскому Кролику-убийце.