Челлендж по картинке #1

Холодный объектив Энни-56 привычно смотрел ей в глаза. Подержанная техника, но все еще слишком дорогая, чтобы ей обладать, а не брать в аренду.

Они были очень похожи, с той лишь разницей, что Мади вот-вот отойдет в чужую собственность. Правда, не целиком, а по частям. Если не понравится своим спонсорам и почитателям в одном лице.

Мади вымученно улыбнулась, пытаясь вспомнить хоть о чем-нибудь хорошем:

Как с утра мокла на нелегальном рынке близ Жервы, торгуясь до хрипоты за почти невесомый бутафорский меч. И копошилась в тюках с мокрой тканью, чтобы сшить реквизит. Как откопала надтреснутый пластик нужной формы, и один элемент брони с заклепками...

Это не то. Нахмурившись, Мади вспомнила пушистых голубей, забившихся под карниз прихожей. Белых и черных, грязных и мокнущих. Уже лучше.

Не слишком широко развести губы, но и не сжать их в тонкую полоску. Главное, чтобы не показался ряд неотбеленных зубов, с грубыми щербинками и плохим прикусом. Чем чище работа — тем меньше времени править недостатки в программе.

Сайт бестолково моргал рекламой, но Мади не могла себе позволить премиум, и только скалилась, заполняя тизер-превью.

«Нам нужно лучшее, Мади. У тебя не выйдет, Мади. Все ребята с достатком предпочитают силиконовых синтеток восьмого поколения, а ты?»

— А что я?! — прорычала она, будто отвечая той жабе в костюмчике от Версал, что принимала ее заявку.

«Твои глаза слишком пусты, крошка. Неужели я мало тебе плачу?»

Мади потянулась к газировке и поморщилась. Это тоже портит ее и без того «слишком человеческие» зубы.

— Хотя бы пару глотков, — взмолилась она, упрашивая себя. И сдалась.

Ее отец тяжело болен. Разумеется, как любой нищий, которому не повезло попасть под волну сокращений после очередного слияния трех корпораций. Оптимизация, фальшивый гуманизм и пропаганда — три кита Жервы.

Будь у семьи Дансворт хотя бы немного накоплений, ей бы не пришлось брать кредит под залог трех органов. Кажется, органы — это самое ценное, что можно обнаружить в женщине на закате двадцать первого века.

Случайно скользнув пальцами по лезвию, Мади не одернула руку: и захочешь — не поцарапаешься. Еще четыре ракурса и восемнадцать поз. Нужно успеть до вечера.

Из-за плотной занавески закашлял отец, и тут же попросил прощения. В студии не было других помещений — вот и все, что обеспечили ей две почки и слабое сердце. Зато висели крюки на потолке, и лоскутные одеяла, создающие хотя бы иллюзию интимности.

Сегодня она — недоделанный самурай, а через неделю — юная медсестра. Все это, в целом, не так паршиво.

Пока не наступит среда и не придется снимать с себя весь реквизит, выставив отца в общий коридор на пару часов