Повесть о ненастоящем

- Уй-ё! – спичка погасла, предварительно сгорев до основания. Именно этот момент был выбран для громкого заявления небольшим, затаившимся в темноте булыжником, по которому чиркнул, как по коробку спичкой, большой палец левой ноги в стареньком, вельветовом мокасине. «Спасибо Зине». Следующая спичка сломалась, другая – не зажглась. Пыхнула, задымила серой и благополучно сдулась в лодочке, составленной из ладоней. Палец ощутимо саднило. Было темно и душно. В воздухе висел сладковатый и сильно потертый душок тлена и разложения. Впрочем, в любом подвале воздух далеко не «лесной бриз». И этот подвал в любом случае самый последний. Поздно уже.

Да и не так, уж, он и плох. По крайней мере, сухой и теплый. Это же подвал под подвалом, а точнее, под полуподвалом. С какого-то перепугу построили шесть этажей без лифта, потом засыпали нижний этаж до половины, чтобы лифты не монтировать, поэтому и подвал под зданием оказался похож на бомбоубежище. Глубокий, темный, незаметный и всего с одним входом. Вход достраивали после засыпки первого этажа, когда цемент весь уже украли. Вместо ступенек получился съезд для детских колясок, выщербленный, изъеденный, скользкий. Но это и к лучшему, никто без надобности не полезет. Кроме таких, недалеких и гонористых, как я.

Мама! Маму – жалко, но и… Нет, не буду. Обойдусь, как-нибудь.

Следующая спичка зажглась нормально. Еще несколько осторожных шагов, послюнявить палец, перехватить спичку за сгоревший конец, и еще несколько шагов по скрипящей кирпичной крошке, по камням и гальке. В рюкзаке большая пачка и несколько мелких, но все равно нужно экономить. Вот так, с остановками, чтобы поджечь и дать разгореться очередной спичке и двигаюсь. Оставшись в темноте, слушаю. Внимательно и напряженно, вслушиваясь. В темноте здорово обостряется слух и слышно, как на другом конце подвала кто-то шебуршится, как капает вода из прогнивших запорных кранов, как трещат перекрытия. Чего бы им трещать? Дому всего несколько лет. Не знаю как, но то, что ты сидишь под землей, чувствуется. Вот давит сверху и все.

Очередной отнорок мне чем-то приглянулся. Симпатичным показался. Есть и узкая амбразура на улицу, почти под потолком, и перевязанные пачки картона. Аккуратно перевязанные бельевой веревочкой, точнее, кусками веревки связанных, между собой. Картон – это отлично. Рюкзачок за трубами пристроим, а пока пристроим картон под кровать. Перина. Разбирать рюкзак, пока горит спичка. Развязывать картон. Пока спичка горит. Кто-то трындел, что в армии так одеваются на время. За время, которое нужно спичке, чтобы прогореть. Тяжело в учении…

Старенький спортивный костюм, недорогой и потертый, с вытянутыми коленками и локтями. «Кузнечик» маленький, коленками назад. Из костюма я уже вырос, но он еще крепкий – послужит. Горят и горят спички, горят и горят. Последнее на сегодня – консервная банка и сухой спирт под нее. «Завтрак туриста». Отличная еда. Недорогая. У меня их, этих завтраков, пять штук и лепешка есть. Завтра придумаем что-то основательней, а пока и так сойдет. Деньги есть. Пока еще. Удалось перед уходом перехватить у родителей Альки. Они и рады были.

«- И долго еще… …твой друг гостить у нас будет? Его родители, наверное, уже все глаза проглядели?

- Там… …такая там ситуация… там…

- Сегодня пусть еще переночует, а завтра пусть ночует дома! – специально говорили громко, чтобы я все услышал. Все же - понимают, что сын находится в неудобном положении. Все же, друг он мне. Вон идет, глаза в пол, да в стороны, румянец во всю щеку, стыдно ему. А я понимаю. И его понимаю, и родителей его, тоже, понимаю. Живет третий день. Чужой ребенок, подросток. И уходить не думает. И место есть, и не объедаю я их, а все равно – чужой человек в доме, чужая ответственность. И прямо сказать тяжело. Но – нужно.

- Там это… родители говорят, что…

- Да, ладно, Аля. Я все понимаю. Чего ты? Твои еще молодцы. У Лешки родители меня на второй день попросили. А здесь я три дня прожил. Слушай, попроси у родителей рублей пять в займы. Как наладится у меня – отдам. Попроси, а?

- Сейчас попрошу. А ты куда? Куда пойдешь?

- Да, домой, наверное. Куда еще? У меня всего два друга. Больше никого нет. Не грузись. Домой, домой, куда еще? Прямо сейчас и пойду. Спасибо тебе - выручили вы меня».

Нет, я не обиделся. Не на что тут обижаться. Добра они мне хотят. Все вокруг всегда хотят нам добра. Все хотят всегда и только хорошего. Но, почему-то, получается все всегда наоборот. Все всегда становится только хуже. Странно, да? Так что – я не обиделся, но во рту стало горько, это, скорее всего, от еды желчь скопилась в животе. У них еда перченная, соленная, да острая. К ней привыкнуть нужно. 

А ночью пошел дождь. Осень. Спалось хорошо, но часто приходилось просыпаться, «члены» затекали. Под унылый стук капель об старую жесть сны снились хорошие и железнодорожные.

- Ду-дук, тук, тук.

В плацкартном вагоне всегда много людей. И по билетам, и без билета. И ночью, и днем стоил гул человеческих разговоров, хруст разворачиваемой газеты, выкрики разносчиков газет, еды в судках, еды с собой, еды, купленной на перроне, запах переваренной курицы и куриного желтка с солью, запах кислого теста и кислого пива, многоголосый запах человеческих тел и одежды. Запах ожидания, запах пота, душный и устойчивый запах перегара и одеколона, духов и конфет. Кто-то еще машет носовым платочком, поминутно вытирая потную шею, и поочередно прикладывая тот же платок к сухим глазам. Кто-то сквозь стекло почти кричит «Да все уже. Уходи. Все». Кто-то уже открывает почти горячие «прохладительные» напитки подстольной открывалкой. И последнее – это весело. Много пены и ругани, резкий запах лимонада и пива, мокрый и липкий даже на вид пол. Хихи.

- Мальчик, а ты чей? Что ты тут сидишь? Родители где? – взрослые всегда так сердятся, если дети смеются над ними. Всегда начинают говорить нарочито громко и строго. 

- Я еду к бабушке! Меня дядя проводник везет с собой. А на станции меня встретят, он меня пердаст бабушке! А вы лимонад пить сейчас будете? Или подождете, пока он весь через газ выйдет? А у вас лимонада еще много? Вы полы им будете мыть, да?

- Какой умный мальчик. Лимонаду хочешь?

- Нет. Я подожду, когда из ресторана холодный принесут. Я горячий, только чай пью.

Так дальше и едем. Мелькают пригороды, заводы какие-то, проносятся мимо платформы и столбы. Шуршат газеты, но я пока еще не проголодался. И у меня мамины пирожки, а не «магазинские». Магазинские – резиновые, они хорошо тянутся и плохо жуются, и совсем невкусные. А я знаю, что нужно сделать, чтоб пирожки были вкусные, меня мама научила. Поэтому я жду спокойно, когда понесут лимонад, но это еще не скоро будет. Мы только-только поехали. Я по этой дороге езжу по четыре раза в год, сначала туда, а потом обратно. Я уже все наизусть знаю. Это раньше я бегал к купе проводника, там схема есть с названием станций. А теперь я просто смотрю в окно. Мне нравится, что все мелькает. Заметишь столб и взглядом его провожаешь, пока он за спину не переместится. Потом следующий. И все равно – ехать еще очень долго.