Nessun rimpianto, nessun rimorso

Зарисовка одного из старых персонажей: вампиресса-аристократка Анна Фауна, урожденная итальянка. (прим. A. F.)

Сегодня было солнечно. Весьма солнечно! Даже учитывая то, что уже наступила осень, и небо пестрело белыми пушистыми облаками. Деревья окрасились золотом, скидывая потихоньку свой наряд с ветвей, и вся природа готовилась к зимнему сну. Но сад Фауны выглядел так, словно лето решило еще немного задержаться: здесь некоторые растения до сих пор были в цвету…

Розы Анна любила больше всего, ведь эти цветы впервые появились на ее родине и являлись для вампирши частью воспоминаний об Италии. Конечно, в те времена, когда человек впервые стал украшать розовыми кустами свои сады, на месте Италии располагался легендарный Древний Рим — великая империя, владевшая всем побережьем Средиземного моря. Но что осталось от той цивилизации? Воспоминания… Кому как ни вампирам знать, как зыбко все в этом мире под властью времени.

В своем саду Анна приказывала единственной служанке высаживать морозоустойчивые сорта, которые цвели все лето и до самых заморозок, чтобы любимые цветы подольше радовали глаз. Конечно, сейчас многие кусты уже отцвели, но у самого поместья еще пестрели оранжево-желтые «Кинг Артуры», кремовые «Грейт Ноф Истэн Роузы» и нежно-розовые «Боники»…

Анна, не спеша прогуливаясь по садовой дорожке, остановилась полюбоваться на свои любимые розы. На ней было шелковое платье оттенка морской волны, а волнистые волосы цвета золотого пшена свободно ниспадали на спину и плечи. Лишь рапира, висевшая на поясе, портила хрупкий образ, но это было необходимо. Прошли те времена, когда можно было спокойно жить в мире, не касаясь оружия, пока люди озабочены своей междоусобицей. Теперь же и вампир рискует заплатить за неосторожность смертью.

На заминку Госпожи обратила внимание Мари — служанка-вампир, которую Анна обратила пару сотен лет назад во Франции.

— Что-то не так, госпожа? — беспокойно поинтересовалась она, готовая сию секунду исправить любое недоразумение.

— Нет-нет, Мари. Я просто любуюсь. Ты же знаешь, как я люблю этот сорт. Лепестки этих роз напоминают мне о моей госпоже. Ее волосы точно такого же цвета…

— Вы говорите о госпоже Сакуре Тсукино?

— Да. Как жаль, что она сейчас так далеко… Интересно, сколько миль отделяют Киото от Лондона? — хотя лицо Анны не проявляло эмоций, в алых глазах вампирессы мелькнула тоска. Сакура Тсукино — наверное единственная, кому дева безгранично доверяла и кого обожала всем своим бессмертным сердцем. Именно она когда-то спасла итальянскую крестьянку. Если в этом мире у Анны и была семья, то это была именно Сакура.

— Madame, я слышала, что Прародительница недавно прибыла в Киото.

Последовало долгое молчание, а затем Анна задумчиво ответила:

— Вот как… Хотела бы я с ней встретиться.

Тонкими изящными пальцами она погладила лепестки нежно-розового цветка, а затем направилась в поместье.

Проходя по коридору, Анна остановилась, зацепившись взглядом за свой портрет, висевший на стене. В глазах мелькнула боль, хотя лицо по-прежнему оставалось равнодушным. Это был тот самый портрет, который нарисовал Он… тот, кто коснулся ее сердца. Служанка Мари, последовавшая за госпожой, всплеснула руками, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Миледи, вы часто останавливаетесь у этого портрета и с такой болью в глазах на него взираете! А я не могу спокойно смотреть на вашу боль…

— Тебе кажется, Мари, — Анна посмотрела на прислугу с холодным выражением в глазах.

— Умоляю вас, давайте снимем его наконец! Пусть он не омрачает вашего взора.

— Ты забываешься, Мари! — в нежном голосе аристократки появились стальные нотки, хотя тона своего дева не повышала ни на йоту. Служанка почтительно склонилась и пролепетала:

— Excusez-moi, ma dame… (фр. «Простите, миледи…»).

Анна вздохнула и, уже более мягко, произнесла на родном итальянском:

— Il tempo guarisce tutte le pene d'amore. Nessun rimpianto, nessun rimorso. (ит. «Время исцеляет любовную тоску. Я ни о чем не жалею»).

Мари всхлипнула, услышав эти слова. Ради своей госпожи она выучила японский и итальянский, помимо родного французского, так что прекрасно понимала, что говорила ей Анна Фауна.

— Будь добра, принеси мне бокал крови на террасу. Я хочу немного побыть в тишине, — распорядилась аристократка напоследок и направилась прочь.