Рецензия на роман «Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой»
Скоро сказка сказывается, да нескоро рецензия пишется.
Пролог
По определению самого автора, «Зимопись» не цикл, а один большой многотомный роман. А как мы знаем, никто не писал рецензий, к примеру, на первый том «Войны и мира» или «Тихого Дона» (нет, может, и были какие-то не очень нормальные индивидуумы, но их в расчет не берем). Поэтому представляю вниманию читателей первый в истории многочастный отзыв с включенными гиперссылками.
Часть 0
Введение
Не пора ль нам, братия, начать
О четверке попаданцев слово,
Чтоб знакомой речью рассказать
Про деянья черта удалого...
Прежде чем начать рассматривать книги саги, надо сказать несколько слов о том, что видится и думается еще до чтения.
Первая ассоциация на заглавие романа — что-то зимнее, волшебно-романтическое, холодное внешне и разбавленное внутренним теплом.
В реальности же все не так. Начинается все летом — махровым таким летом южнорусской полосы. Вместо волшебства — воронка в небе в иной мир. Вместо романтики — острый сюжет и философские вопросы. А холод и жар в отношениях персонажей перемешаны во что-то нераздельное и непредсказуемое.
Ну и правильно. Незачем полагаться на мимолетные ассоциации.
Разнообразие в названиях частей указывает на то, что герою приходится менять личины и статусы, как перчатки по мере износа, и это подтверждается уже со второго тома, когда приключения начинают набирать обороты. Без спойлеров — чисто факты. С какого-то момента напряжение сюжета становится постоянным и побуждает двигаться все дальше — но о причинах этого потом... после того, как будет отложен в сторону шестой том и надо будет подводить итоги.
Обложки и иллюстрации выполнены на уровне. Обязательно загляните во вкладку «Доп. материалы» или в сборники: «Зимопись. Иллюстрации» или «Комикс».
Часть 1
Как я был девочкой
(ну на самом деле нет...)
Любопытно, какие нужны поразительные обстоятельства, какое редкостное стечение многих и многих обстоятельств, чтобы вдруг перешагнуть из одного мира в другой?
К. Саймак
Wer zu Lebzeit gut auf Erden,
wird nach dem Tod ein Engel werden...
(Кто был добрым и приличным,
Будет ангелом отличным...)
Rammstein — Engel
Как бы тесно ни были связаны книги, все же удобнее прослеживать развитие сюжета, характеров и круга проблем как раз по ним, как основным этапам. И тут мы видим именно такой полностью сложившийся этап с неслабым таким заделом на следующий и только Алла знает сколько еще...
Название книги не следует понимать очень уж буквально. В примечаниях к аннотации указано, что присутствующая в романе альтернативная мораль не имеет ничего общего с нетрадиционной. А значит, и ГГ пол по-настоящему не менял.
Аннотация очень расплывчатая, но поэтому и подходящая, наверное, ко всему произведению. В ней отражено то, чем приходится заниматься персонажу и с чем это все связано. В общем, интрига есть с самого начала. Остается только открыть страницу или файл и начать в нее погружаться.
Пролог к книге примерно такой же, как аннотация, — не ясен ни после первоначального прочтения, ни после всего первого тома, а значит, соотносится с каким-нибудь из следующих. Но по нему уже можно понять, какого рода вопросы будут решаться в романе.
...- Кого-то к правильному решению подталкивают святые книги, — услышал я, — неважно какие. Не в имени Бога главное. В нас. В желаниях, намерениях и поступках.
— Боюсь, — честно признался я. — А если не получится?
— Хуже не будет.
— А если будет?..
Если классифицировать, то в данной части есть предыстория, завязка и начало развития событий с маленькими промежуточными кульминациями. При этом экспозиция идет почти непрерывно: рассказываются какие-то новые факты, уточняется расстановка сил в гиперлокации действия.
Что же такого можно узнать о мире, в котором происходят описанные события? Ну, например, что значит заявленная в примечаниях «альтернативная мораль».
По антуражу и именам описанная часть другой реальности представляют собой четкое такое псевдоруссиш-фэнтези. Место, куда попадает главный герой, во многом диаметрально противоположно тому, что знакомо и привычно нам, землянам. Все ключевые посты занимают не мужчины, а женщины; другое понимание «сильного пола»; обязательная полигамия; отсутствие единого политического центра, ежегодные геополитические перетасовки; имя верховного мистического существа — женского рода.
Из-за этого там совсем другие моральные ориентиры. Знакомые нам библейские заповеди переписаны,
...— Почитай отца твоего и матерь твою, — хмуро сказал я.
— Придумают же, — чуточку успокоилась Милослава. — Сказано: почитай матерь свою и чужую, ибо Алла, да простит Она нас и примет, дала нам мир, а они дали жизнь. Эта заповедь звучит только так, отступление — грех. Грех — это смерть. Ясно?
роль полов другая,
...— Но как же? Мужья нужны для забавы, большой и малой. Брать единственных, не притертых, старающихся лишь для себя? Прости, я тебя не понимаю... Кто же добудет лучшую вотчину?
Маленькое замечание: но ведь слово «вотчина» происходит от слова «отец», и нет ли тут противоречия с основами местного менталитета?..
по-своему соединены понятия прагматизма и чести,
...— А если умираешь с голода? — не отставал я. — Тогда — или укради еду, или нарушишь более серьезную заповедь — «Не убий»! <...>
— Лучше гордо умереть с голода, чем от наказания за нарушение закона.
а СПЧ значит совсем не то же, что у нас.
А пришельцы из нашего мира (от нас люди только уходят, а туда только приходят
??) делятся по известному признаку на две категории: ангелов и чертей; понятно, в какой из них по прибытии оказался ГГ.
Но в рамках здешней парадигмы ценности оказываются весьма и весьма традиционными. Четко исполняется принцип «Durа lex — sed lex». Человек ценится только до тех пор, пока не нарушает закон и не
сознательно ставит себя вне общества...
— то есть пока в точности исполняет свою текущую функцию. И ГГ волей-неволей приходится с этим считаться.
Кто он — мальчик, который как бы девочка? А вон тот, длинноволосый блондинчик лет четырнадцати (на Наруто похож
), у которого в голове одновременно энциклопедия и калькулятор. Василием Ивановичем зовут, а проще — Чапой. С ним там еще трое есть, но о них позже...
Попав в совершенно новые для себя условия, он продолжает использовать свои прежние моральные установки — вначале, думается, просто по инерции.
Резко проявившийся конфликт мировоззрений побуждает персонажа начать сбор данных о мире, в котором ему теперь приходится жить. При этом он не боится выглядеть полным идиотом, когда о чем-нибудь спрашивает.
На основе уже усвоенного он пытается делать выводы, но не всегда верно.
— Царь живет в столице? — сформулировал я вопрос, которым возгордился. Какие глобальные выводы, какая умелая компиляция рассеянной информации!
Хохот в ответ.
— Царь? <...> В столице? Даже слова такие забудь.
Таким образом, разница менталитетов оборачивается разницей и в логике.
От стресса персонажа спасает отношение к происходящему с долей взрослой иронии:
Здесь я интеллектуальный Гулливер среди лилипутов, Эйнштейн и Перельман в одном флаконе. А помимо таблицы умножения я знаю когнитивный диссонанс, осциллограф, косинус, адронный коллайдер и много других умных слов.
Видя внешнюю средневековую отсталость новой реальности, Чапа не замечает утилитарной выгоды некоторых местных придумок и оказывается в дураках, показывая это. Но в плане прав человека и его места по отношению к обществу герой занимает четкую позицию: негативно относясь к превосходству человека над обществом и возможности иметь это самое общество при наличии хорошего адвоката, он поддерживает суть наблюдаемых традиций — то, на что они направлены, но протестует против их частных внешних проявлений.
— ...Там права человека выше прав общества. Здесь наоборот. Честно скажу, второе мне нравится больше.
— В таком вот виде?! <...>
— Ни в коем случае. Нужно многое поменять...
Чапа, как типичный современный представитель нашего мира, материалист и атеист. Но в реальности он просто подбирает субъективно удовлетворяющее его объяснение происхождения предметов, в котором есть масса неопределенностей. И на фоне этого логичным выглядит религиозно-философский взгляд на мир,
— Видишь подушку? <...> Она существует?
— Ну, если рассматривать с точки зрения религиозно-философского восприятия...
— Рассматривай глазами, а для восприятия можешь пощупать или снова получить по кумполу. Согласен, что она реальна? Отлично. Она сделана кем-то?
— Подушечных дел мастером. Не знаю, как он правильно называется.
— Ты видел этого мастера? Видел, как он сшивал ранее сотканное полотно, как набивал шерстью и придавал окончательную форму? Нет. Ты видишь подушку, замечательно используешь и знаешь, что ее кто-то сделал. Просто знаешь. Разжевывать дальше?
что персонаж очень хотел обойти при исследовании его сути и своего места в нем, но не получилось.
Тома, спутница Чапы, передает ему ощущение их особой миссии в этом новом мире.
...— Некто свыше. У нас Он тоже известен под этим именем, только как он.
Всевышний послал нам это испытание? Возложил миссию? На первый взгляд — чушь и бредятина. На первый. На второй: если все же да, то почему выбраны мы, которые, как говорится, ни в зуб ногой и никаким боком?
Но необходимость перемен, которые осуществить будет, скорее всего, ну очень сложно, с другой стороны оттеняется возможностью вернуться назад всем вместе плюс еще с одним таким же попаданцем — надо только свою команду собрать воедино...
Но вот, казалось бы, появилась возможность приступить к изменениям. Однако герой опять недоволен. Ведь он хотел бы быть одним из организаторов (а кто не хотел бы?..), но вместо этого вместе с Томой оказывается лишь орудием для чужого плана. А еще Чапа видит всю фальшь этого прожекта; персонаж не хочет, чтобы и в этом мире наступали на те же самые грабли, что и у нас в прошлом.
Однако где мечты и где реальность. Чапа не повторяет путь шаблонного попаданца, на который была надежда вначале:
По книгам в чужом мире попаданцы всегда умнее и сильнее. В конце неизменно становятся вождями, императорами, богами.
До конца еще далеко, но персонаж ставит себе цель и твердо намерен ее однажды добиться. Даже две, и другая как раз — вернуться домой...
Таким образом, главным мотивом первой книги романа можно назвать сопоставление жизненных укладов и менталитетов. Нельзя, однако, сказать, что сравниваются два мира: как на Земле, так и там Чапа в тот момент знаком всего лишь с одной гиперлокацией — и понимает это.
— ...Сообщу лишь, что в моем мире по-другому не бывает.
Запнулся. Негоже отвечать за весь мир...
Просто: как конкретно у нас — и как могло бы быть конкретно у них, если бы роман был основан на реальных событиях. И в этом сопоставлении раскрывается явное несовершенство обоих миров, которыми жители, возможно, просто не умеют пользоваться.)
Нет на них Васи Мухина, хе-хе... Но Вася Мухин есть — просто немного не там, где надо. И он длинными, окольными путями начинается двигаться туда, куда надо. Куда именно — узнаем ближе к концу.
Философская составляющая первого тома представлена несколькими эпизодами, в которых раскрывается позиция Чапы и местных «феминисток».
О религиозном взгляде на природу вещей — см. выше. А из других моментов — это прежде всего сочинённая Чапой в качестве домашнего задания сказка, в которой герой излагает свои взгляды: понятия добра и зла, хорошего и плохого субъективны, одно для кого-то всегда оборачивается другим для кого-то ещё, и только мы сами, сочетая в себе эти факторы, организуем свою жизнь и превращаем её в сказку. А что, правильно. Подтверждением тому — вся эта история и множество других.
Также хотелось бы отметить разговор Чапы с «малявками» по поводу «чертей» (персонаж решил не сеять когнитивный диссонанс у местных гипотезами о том, что в девочке может быть что-то от чёрта, а в мальчике — от ангела) и притчу о войнице Хрисанфии. Все наши ощущения и представления субъективны и зависят от конкретной ситуации в данном месте и в мире в целом. Изменишь ситуацию — изменишь представления... впрочем, до этого ещё далеко — примерно как от башни Варфоломеи через портал до Антарктиды...
Политическая линия, зарождающаяся в первой книге, поначалу идёт неким фоном, проявляющимся в виде отдельных замечаний, оговорок, недомолвок et cetera, рисующих общую внутриполитическую обстановку в стране. Но постепенно начинается раскачка, и обрывается первый том на узле, который знаменует начало перемен, отражённых в следующих книгах саги.
Ну и нельзя обойти вниманием тему взаимоотношений в коллективе, которой здесь отводится одно из главных мест. Если отвлечься от личности Чапы, который, как центральный герой (в этом проявляется отличие «Зимописи», к примеру, от «Игры престолов»), заслоняет собой всех, то мы можем увидеть настоящую палитру характеров. Важное уточнение — женских. А при распространённости среди местных девушек таких качеств, как отсутствие комплексов, бескомпромиссность и твёрдость, с ними легче сходиться Томе — потому, что это более «её» среда, чем Чапы, и Тома более склонна подчиняться обстоятельствам (что мы увидим и далее)... а также потому, что ей, в отличие от своего спутника, не нужно ничего скрывать. А Чапа в своём двусмысленном положении часто попадает в неловкие для себя ситуации («попаданец» называется
), когда за него испытываешь самый настоящий испанский стыд; в нём сильнее развиты независимость и нонконформизм, поэтому его внутренние «волшебники» чаще вступают в конфликт с половинками чужих личностей. И в результате складывается необходимость выбирать: играет он по навязанным правилам или же остаётся собой. Но первое он априори выбрать не может: это — необходимость раскрыться; это — путь к гибели; это — проигрыш. А проигрывать он не имеет права, если хочет добиться цели. Если ты слабый, то ты предатель. В его случай так и есть. И существует всего одна альтернатива...
Господа дельтапланеристы Шурик и Малик по сравнению с остальным являются героями даже не второго, а третьего плана, поэтому я о них и особо не рассказываю. Они, как и Чапа с Томой, вовлекаются в местный политический процесс и также стараются вырваться из статуса пешек в большой игре и сохранить свою попаданческую идентичность. Дай Алла им удачи в этом...
Убедительно прописано введение в культуру локации: от молитвы и притч до боевых танцев. Дополнительная возможность проникнуться чужими прозрениями, менталитетом и жизненной позицией. Некоторые реалии вызывают ассоциации с земными: футбольные "забавы" с политической подоплекой видятся наподобие священной игры в мяч у древних индейцев, а Чапу в один из моментов мысленно с юмором можно назвать Василисой Премудрой
.
Таким образом, начало саги весьма многообещающее. Определяются основные действующие лица, вводятся базовые сюжетные линии, ставится партия проблемных вопросов, из которых разрешаются далеко не все. А значит, простор, как и прежде, открыт... и у всех впереди долгие месяцы злоключений на пути к чему-то неизведанному.