Рецензия на роман «Чудовища»

К чтению романа я приступил с изрядной долей скепсиса: первый рассказ-приквел (Пощупать небо) мне показался недоработанным в части описания инопланетной (нечеловеческой) психологии, да и к сторонникам «альтернативной гендерной теории» я определенно не отношусь. Но текст романа приятно удивил.

Во-первых, в первой же главе оказался весьма правдоподобно прописан ракурс от мужского действующего лица (как дядька за 40+, достоверность подтверждаю лично). Убедительные  мужские монологи, написанные женщинами — большая редкость.

Во-вторых, простой язык и использование известных тропов, блоков и ходов («космическая империя», «контакты», «колонизация», «многорасовый экипаж», «чужой терроризирует экипаж») оказались формой, но не самоцелью. 

Возможно, будь в романе множество нововведений, за ними потерялась бы мысль. 

Котёнок в начале сразу же навел на мысль, что эта форма подачи текста слишком проста, чтобы быть самоочевидной, и в тексте должно скрываться что-то еще. И это «что-то еще» оказалось не множеством эпиграфов (причем некоторых из авторов мне пришлось гуглить), а излагаемой мыслью. Но об этом чуть позже.

Множество эпиграфов перекрывается множеством отсылок и откровенных цитат — как литературных, так и визуальных: Лем (нечеловеческие и человеческие существа), Стругацкие («Трудно быть богом»), Саймак ("Принцип оборотня"), Шефнер ("Лачуга должника"), «Чужой», «Вавилон-5», «Звездные войны»… Возможно, более искушенные читатели и(ли) зрители найдут что-то еще. В принципе, я бы и сам стал писать примерно так же.

Мне же показались значимыми два аспекта, а именно: проблематика определения «человечности» (ответ на вопрос «что такое человек в эпоху взамодействия с инопланетными расами и генетических трансформаций?» автор пишет буквально открытым текстом) и редко встречающееся в тексте действительно буддийское (хотя и не бесспорное в некотором отношении) видение. 

Именно то, что текст построен на цитатах и собран из блоков, которые в сумме, будучи несамодостаточными и неуникальными (это все-таки не «Сын человеческий» Сильверберга, но и не Юрий Петухов), открывают, тем не менее, новое и уникальное понимание. На каком-то моменте цитатность и известность тропов оказываются отброшены, а внимание переключается на собственно суть произведения. Это (как и описание нейрофизиологии одной из рас), на мой взгляд, является бесспорно удачной художественной метафорой, показывающей значение слова «бессамостность» в буддийском ключе.

У истории, среди прочих твистов и сюжетных линий (конфликт дочери и отца — конфликт поколений и полов, конфликт «чужих» и «людей», конфликт «чистых» и «нечистых» генетически существ, конфликт разных точек зрения на допустимость насилия, конфликт «прогрессоров» и «одичалых», и даже конфликт славянского язычества и христианства) есть и буддийский сюжет: некое злобное и очень неблагое по своей сути существо с извращенными взглядами встретилось с буддийским проповедником и, после общения с ним, склонилось к Дхарме. 

Подать буддийский сюжет (и буддийские идеи бессамостности, дукхи и непостоянства- третий компонент очень удачно воплощен в метаморфах) в форме научно-фантастического романа — это вам не какой-то Пелевин. Это настоящая светская буддийская литература светского автора для светских читателей. Автор, впрочем, настаивает, что "изначальная Дхарма", которую проповедует Диодор - это не то же самое, что буддийская Дхарма.

В общем, пообещав автору нелицеприятный отзыв и заранее настроившись на скептический лад, я прочел роман за ночь. 

Чтоб меня так все мои хейтеры читали.

Но поскольку я все-таки обещал именно нелицеприятный отзыв, то следует упомянуть две проблемные зоны. 

Во-первых это, к сожалению, тот же самый «человеческий, слишком человеческий» подход, что и в рассказе-приквеле, но в случае с людьми он еще и отягощен анахронизмами. И если в речи существа, пожирающего других существ вследствие своей извращенной религии и усваивающего части их личностей, присутствие человеческих идиом и окрашенных человеческими эмоциями внутренних монологов вполне объяснимо, то в рассказе-приквеле этот вопрос (как и присутствие современных идиом в речи людей далекого будущего) не обоснован никак. А значит, эта проблема может повториться и позже. Не говоря уже о том, откуда в речи людей ХXIV века сохранятся фразы вроде «попа слипнется» (тут сразу вспоминается нынешний Лукьяненко с его анальной фиксацией) или «почесать репу». Конечно, любая фантастическая книга — это книга о современности, но не настолько же? В общем, именно этот стилистический момент я склонен считать художественным недостатком.

Второй проблемный момент — концептуально-этический. Когда Диодор рассуждает с членами экипажа о допустимости или недопустимости насилия, это становится косвенной критикой ахимсы (в далеко не самый подходящий момент нашей светской истории ИРЛ, прямо скажем), но ни концептуального, ни этического обоснования допустимости «гневных методов» в буддизме при этом нет (что, возможно, и к лучшему — опять-таки в силу специфики момента ИРЛ, да и по сюжету это все-таки «не совсем буддизм», вдобавок автор настаивает на том, что речь идёт именно о критике этического ригоризма, но не ахимсы как таковой). 

Однако этот вопрос не столь существенен, как упоминание бактерий в ключе допустимой или недопустимой агрессии к живым существам, ведь с точки зрения собственно буддийского учения, бактерии (как и растения, и вирусы  - в отличие от одноклеточных-простейших) к «живым существам» - то есть к sems-can,«семчен», к «наделённым སེམས་[sem]» - не относятся. А значит, часть «живой» в определении термина «человек» остаётся нераскрыта.

Впрочем, эти моменты ничуть не помешали ни прочтению романа за несколько часов, ни приятному осадку после.  Спасибо!