Рецензия на роман «Аид, любимец Судьбы. Книга 3: К судьбе лицом»

Сидели старцы Илиона

В кругу у городских ворот;

Уж длится града оборона

Десятый год, тяжелый год!

Они спасенья уж не ждали,

И только павших поминали,

И ту, которая была

Виною бед их, проклинали:

«Елена! ты с собой ввела

Смерть в наши домы! ты нам плена

Готовишь цепи!!!...»

В этот миг

Подходит медленно Елена,

Потупя очи, к сонму их;

В ней детская сияла благость

И думы легкой чистота;

Самой была как будто в тягость

Ей роковая красота...

Ах, и сквозь облако печали

Струится свет ее лучей...

Невольно, смолкнув, старцы встали

И расступились перед ней.

Апполон Майков

Дисклеймер: рецензия по сути написана на трилогию целиком. Но, поскольку на первой книге рецензий много, а не третьей — не особо, то тут я ее и размещаю.

Большое лирическое вступление

Обычно в рецензиях я строю из себя умного человека, что-то там стараюсь анализировать, избегаю открытых спойлеров или, по крайней мере, стараюсь это делать. Но в этот раз все будет преисполнено личным отношением к роману и всякими лирическими отступлениями, потому как «Аид. Любимец судьбы» в моей собственной читательской судьбе — книга исключительная.

Я задолжала эту рецензию автору романа очень давно. Не на месяц, не на полгода, и даже не на год. Я должна была написать ее еще в далеком 2018, потому что с этой книги, ради этой книги, я и зарегистрировалась когда-то на АТ. И дело было даже не в том, что я хотела ее дочитать, нет: мой восторг был настолько вопиющим, что я выклянчала второй и третий тома трилогии у ее автора в личке задолго до того, как Елена вообще начала выкладку даже второго тома в обмен на честное слово написать комментарий на одной из площадок.

Комментарии я тогда настрочила не только на АТ, а вот с рецензией позорно затянула. Но, как известно, лучше поздно, чем еще позднее.

Общие наблюдения

Я бы рекомендовала историю к прочтению абсолютно всем, кто хоть немного в курсе про Аида, Посейдона и Зевса. При условии, конечно, что у Вас нет стойкого отторжения к мифологическим сеттингам.

С одной стороны, роман принадлежит к литературному направлению, основанному на придании героям мифологических сюжетов человеческих черт. И, забегая вперед, скажу, что проработка персонажей — одна из сильнейших и выдающихся сторон этой работы. Однако с другой стороны, несмотря на наделение богов ярко узнаваемыми, вполне человеческими характерами, собственно их «очеловечивания» не происходит, чего можно было бы ожидать от литературы такого толка. Таким образом не происходит эффекта развенчания божественности и низведения «волшебного», «потустороннего» до «приземленного, естественного, легко объяснимого» (как по очевидным причинам было сделано в том же «Тезее» Мэри Рено или в «Гильгамеше» Роберта Сильверберга). Даже наоборот: приближение к человеческому ведет к утрате божественности. И именно это делает путь главного героя особенно острым: чтобы стать полновесным Владыкой, Аид должен отказаться от «человеческого», но чтобы исполнить Предназначение Владыки, должен утратить божественность; чтобы обрести силу для свершения Предназначения, он должен прочувствовать жизнь, как смертный человек; чтобы взглянуть Судьбе в лицо, он должен отказаться от нее, от Судьбы, в пользу Предназначения — того, что человеку в принципе не положено, а затем должен снова обернуться к ней лицом и увидеть по-новому, в еще большей неизбежности, необходимости, предопределенности, чем до этого. Так, как увидел бы человек.

Вот, что такое действительно сложный, многоплановый герой.

Персонажи

Раз уж речь зашла о героях, то о них и продолжим.

Разумеется, я не буду расписывать всех и каждого: сонм фигурирующих в романе божеств до того огромен, что всех попросту не упомнишь. Но о некоторых не сказать ни слова просто нельзя.

Аид Безжалостный

Предтеча и конечный смысл этой истории. Невидимка, Вор, лавагет, насильник, царь и Владыка, и почти-человек. Знаете, Бетховен писал, что музыка должна высекать огонь из груди. Путь, который за три книги прошел Аид, высек из моей груди пламя Флегетона, выбил каменной и железной крошки столько, что хватило бы насыпать курган или потопить непотопляемую лодку Харона; вытянул из меня слёз больше, чем могли бы налить все стенающие души подземного царства. Путь Аида — это путь постоянной утраты и тотального одиночества, и последним в списке прочего он откажется от самого себя. В первой книге, пока он вор, у него есть друг, есть любовь, есть сестра (целых три, но хорошая, близкая только одна, старшая из них всех). А потом сестра уходит, унося с собой искры света, домашнего тепла от богов — к людям. А потом вор становится царем, Владыкой, который, владея всем, не имеет ничего.

У него нет друзей, только поданные.

У него нет любви — только женщина, которую он хотел.

У него нет семьи — только безумные братья, втянувшие его в дрязги вокруг Олимпа. Братья, один из которых посягал на его жену.

И Судьбы у него тоже нет — только Предназначение, на которое указал тот, кто больше не мог быть ему другом. Только подданным.

Психопомп

О, это парень, который заставлял меня улыбаться с первого своего появления. И, в общем-то, до последнего. Его присутствие оживляло даже самые темные уголки Подземного царства. Конечно, в нем, в этом царстве, не могло быть света, но зато там всегда мог звучать смех. И этот смех вносил Гермес, пусть бы временами его чувство юмора и требовало крепкой сестринской затрещины.

Железнокрылый и Жестокосердный

Так, ну, у Таната совершенно точно есть отдельный фанклуб (я не платила оргвзносы, поэтому меня туда не взяли, но я мою окна снаружи, чтобы пялится на Жестокосердного днем и ночью, и пускать слюни. Прямо на свежевымытые окна).

Если серьезно, Танат — это всея черный шарм Подземного царства, его квинтэссенция. И на этом — все. Его невозможно описать, нужно только читать. Дело даже не в том, что это такой «специальный дрочибельный мужик для девочек». Дело в этом, что он сам будто весь из железа, он не злобный и не злой, но в чем-то он неотвратимое зло. Еще бы чуть-чуть и он мог бы превратиться в символ собственного предназначения, в реализуемую задачу Смерти, но — он тоже живой. Как он думает, как мыслит, как говорит, как его не хватало, когда один жалкий хорек царек решил одурачить смерть, — все это рисует неповторимого мужчину, который "не может иначе".

Персефона

Я напишу именно о Персефоне, а не о Коре, которой она была во второй книге. Ибо мне ближе не та, что рыдала на коленях Аида в Элизиуме, и не та, что нещадно ранила его:

— Что ты сказала?!

— Правду. Что не хочу от тебя детей.

Мне полюбилась та, которая не вела бровью, поедая гранатовые зерна в третьем томе, когда ее всеславная мать, тараща глаза в суеверном ужасе, пыталась доказать Персефоне, насколько дурно та поступает.

— Или мне нужно напоминать тебе, что гранаты выращены на крови моего внука Загрея?!

Ножик улыбки перековался в кинжал — спрятанный в ножнах таинственности, полный собственного превосходства...

— Нет, мама. О таком мне не нужно напоминать.

И забросила в рот несколько гранатовых зернышек, озорно подмигнув онемевшей Деметре.

Персефона прекрасна. Как и положено темной владычице.

Трехликая

Больше всех напоминала мне склянку с медленно действующим ядом. Геката — едкая. Она действительно воплощение коварства, но не столько по тому, что она делает (ведь по сюжету она почти не интригует), сколько по тому, как она ощущает мир вокруг себя и «людей» в нем. Иногда складывалось ощущение, словно она заложница собственного предназначения, собственной участи и сути, и просто не может видеть мир другим и действовать, судить в нем иначе. От этого особо занимательно, что именно она помогла Коре стать Персефоной.

Гелло

Мой последний бесспорный фаворит этой братии. Бесконечный, воплощающий все стороны пса в отношениях с хозяином: от верности до регулярной попытки пободаться за место во главе стаи. И после каждой такой попытки, когда Аид одерживал верх, его верность становилась только больше. Это мне особо нравилось.

Разумеется, в книге целая прорва прочих богов и богинь, тех, кого мы знаем, любим или ненавидим. Они совсем не «светоносные», не «славные» — они жестоки, беспощадны, коварны, болтливы, самовлюблены, глупы. Так, по мне самый «аполонистый» красавчик романа, скорее, Гипнос, чем сам Аполлон. Вечно гордую Афину замечательно характеризовал тот же Аид:

— И никто не понимает, почему она носит пеплос, а не мужской хитон.

Деметра подана натуральной тещей — ни больше, ни меньше. Отдельного внимания заслуживают олимпийский сплетницы.

Словом, говорить о героях можно много. Но лучше — знакомиться с ними «лично», поскольку даже самый распоследний кто-нибудь проработан по-честному скурпулезно.

Сюжет и драматургия

Само собой, в основе лежат событий мифологического цикла. Трилогия затрагивает веховые этапы в биографии Аида:

1 часть — Титаномахия (если Вы не в курсе, это там, где Аид стянул у отца серп, которым тот в свое время отрезал причиндалы своему отцу);

2 часть — битва за собственное царство (с самим царством) и битва за Кору (с самой Корой), разворачивающиеся на фоне переворота, который пытался устроить Посейдон (если Вы не в курсе, это тот период, где события на Олимпе напоминали Санта-Барбару, а Зевс родил Афину);

3 часть — Гигантомахия (если Вы не в курсе, это тот период, когда обиженная Гея взрастила из своих недр чудищ, которые должны были положить конец существующему миропорядку. А еще там был Геракл).

В рамках этих больших «пластов» реализовано множество сопутствующих мифов: о рождении Афины (один из самых орных моментов за всю трилогию. И, поверьте, никакое другое слово даже близко не передаст уровень моего веселья там); о похищении Таната, о Левке, о Минте, о нисхождении в Аид Психопомпа (Гермеса), о нисхождении в Аид Деметры (и это было еще более орно, чем рождение Афины!), об Орфее — полный такого глухого отчаяния, что в пору утопиться. Нет, не отчаяния Орфея — отчаяния Коры, надежду которой разбила неизбежная правота мужа о человеческой сущности.

Каждая из частей цикла затрагивает определенный фрагмент греческой мифологии, а потому внешний конфликт в каждом томе свой собственный. Каждый из них красиво подан, развит, доведен до критической точки и разрешен. А вот внутренний конфликт с виду во всех частях один и тот же — противоречия Аида с самим собой. Однако на деле в каждом томе эти противоречия — тоже разные. И сколь бы я не писала тут про конфликт Владыки и почти-человека, но лично на меня самое большое впечатление произвел конфликт первой книги — когда Вор и Лавагет вытянул свой жребий и еще даже не понял, но почуял, что его вечность будет... поистине беспрецедентной.

Атмосфера и стиль изложения

Что ж, изложение — это достоинство, пожалуй, даже большее, чем герои. Язык несказанно богатый, изысканный, очень объемный. Но, главное, — он до дрожи воссоздает атмосферу пантеизма.

Пантеизм — это, по сути, определенное мироощущение, при котором все вокруг Вас как бы одухотворено, «населено» каким-то из божеств, пусть и очень-очень маленьким. И когда Вы читаете «Аида» Елены Кисель, Вы ныряете в пучину пантеизма, даже не успев толком урвать глоток воздуха напоследок. Гелло — мир Аида, принюхивается и ластится. Гранаты — деревья — стонут. Погоревшие в третьем томе асфодели напоминают рубцы на некогда живом, изуродованном теле. И даже «песок-скрипун», забиваясь в сандалии, щекочет стопы.

Мир «Аида» пронизан обожествленностью всего и вся, или, вернее, он насквозь одушевлен. И одновременно с этим в нем повсюду, повсеместно Вас преследует чувство рокового предопределения - того самого, которое составляет ведущее умонастроение общества в период язычества. Воссоздать его – это, конечно, бесспорное мастерство. Мое почтение!

Значительный вес в атмосферу произведения вносит и полномасштабное разыгрывание колоды эпитетов. Безжалостный, Запирающий двери, Промахос, Эгидодержец, Жеребец, Трехликая и Трехтелая, Психопомп и так далее, — все это создает стойкое ощущение, что Вы лично знаете каждого из этих героев, ведь ничем другим не объяснить, как Вы помните все их прозвища. И, кстати, да, для меня Гермес прежде всего — Психопомп, потому что меня мало волновало, чем он там занимался вне Аида. Зато его появления у мрачного дядьки я всегда ждала с воодушевлением, предвкушая прекрасные скабрезные шутки.

Заключение

Как и наобещала автору в том самом комментарии 2018 года, за прошедшие 5 лет я перечитала книгу дважды полностью, и еще раз — особо любимые фрагменты (в частности сцены Аида и Таната), неоднократно постила цитаты из этого романа у себя в паблике. Эта книга должна стоять в ряду безусловных шедевров мирового уровня. Такого, к какому принадлежат романы Мэри Рено («Тезей») или Йозефа Томана («Калигула, или После нас хоть потоп»). Без шуток и преувеличений. «Аид» вошел в краткий список книг, которым на разных этапах моей жизни удавалось вернуть меня в русло художественной литературы после жесткого ее отрицания («Да господи боже! Научпоп, интеллектуальная колумнистика, вопросы теории и истории культуры — столько всего осмысленного! Зачем вообще нужна художка?!»). И то, что роман такого уровня, до сих пор находится в свободном доступе — это невероятная удача для каждого, кто ищет по-настоящему Большую книгу.

Спасибо, Елена, за Вашу невероятную щедрость. И речь сейчас не про свободный доступ.

Спасибо, что поделились этим романом со всеми нами.

— И ничего не скажешь на прощанье?

Нет, только встану, как старцы Иллиона, и почтительно дам дорогу.

10 лепешек для Цербера из 10

P.S.: если Вам мало моих од, знайте: эту книгу рекомендуют Олди!

P.P.S.: нет, серьезно, если Вы не знаете, как лучше встречать непрошенных гостей, прочтите сцену привечания Деметры в Подземном царстве. Это абсолютно неподражаемо. Анекдоты про тещ для Вас поблекнут очень резко.

P.P.P.S.: если что, там ХЭ. Но рыдать Вы все равно будете.