Рецензия на повесть «Боярышник и Вероника»

Книге можно простить всё, кроме скуки. К сожалению, у меня неспешный викторианский стиль вызывал зевоту. Эти этнографическо-ботанические путевые заметки автор, похоже, писал для себя. Иначе как объяснить бесконечное смакование трав, карт, имен и городишек «дикой шотландской глуши»? Сюжет, интригу и остальное уже неохотно и словно бы фоном. А где же любовь?

Ей тут и не пахло. Любители лыра будут обмануты. Неторопливый сюжет размыт и растворен в рисовании травок, коней-кузенов и фейри-кузин. Попытка разбавить их нестрашным злом провалилась, поскольку оно наспех пришито к последней главе. Антураж шотландской провинции дает возможность сосредоточиться на сложных генеалогических связях персонажей, но не работает на сюжет, историю и «отношения», которых тут нет. Этнический колорит и капля мистики заявленный лыр уже не спасет. 

Столкновение со сверхъестестенным, видимо, должно быть способом поговорить про боль утраты и психологическую травму после исчезновения мамы, но вылилось в фарс. Парень-жеребец и алчущий деву злодей в зеленом трико, на которого ушла пара абзацев. Неудивительно, что и сама героиня относится к угрозе игриво и легкомысленно, не принимая всерьез.

Впрочем, лыр это все же художественный текст, а здесь скорее сочинение «как я провела лето в шотланской деревне, составляя гербарий». И только в финале несколько строчек. Утешительный приз для поклонников жанра, но чувства-то где? Любовное ж фэнтази! А как же томление и нежный трепет души? Формула любви тут предельна проста – посади даму на мотоцикл, она и твоя. Мозг отключился, и тело, наконец, предало, как и положено в лыр:

«я не поняла даже, как получилось, что мы никуда не едем, а стоим на собственных ногах слишком близко друг к другу... Да мы же целуемся! — дошло вдруг до меня, и я испуганно отпрянула, не понимая, как такое получилось».

Эта сцена с уколом смущения не дает шекспировской глубины, но после всех ботаническо-георгафических эксурсов наконец-то подключает читателя к немудреным, признаемся, чувствам. Ибо в голове только травки и ветер. Одна лишь язвительность не делает персонажа живым. Как и присущая лырным барышням бойкость. Проблема в том, что кукольный мир, легкая пикировка и флирт в этом жанре у всех. Видимо, в этой женской иронии видится ценность и эталон внутреннего диалога, где блистающая остроумием дева отбивается от недалеких мужчин.

Как пример, после «Я дала пинка по голени Билла и обеими руками толкнула его в направлении входной двери», следует отсылка к Остапу: 

«— В этой деревне так туго с невестами? — спросил мистер Бигли, складывая газету.

— Ну что вы, — ответила я, чинно присаживаясь за столик. — Невест у нас тут больше, чем ворон. Но не у каждой невесты есть такое же содержание, как то, что назначил нам с Артуром папа. Еще чаю? — светски предложила я.»

Бойцовский темперамент не помешал юной деве залиться слезами через минуту. Придется искать родственников, кто мог бы их приютить. Роковой красавец оборачивается путеводителем, говорящей книжкой, любезно подсказывая бедняжке дорогу, что ничуть не смущает ее. Героиню мало что может напугать или хотя бы расстроить. И потому бросает ребенка прямо на дороге в «дикой Шотландии» и отправляется в логово зла. А по пути неспешно рисует травы-пейзажики. Что с братиком случится-то тут в темноте? Вернется в город, пойдет на станцию, купит билет на поезд и доедет до родственников. Делов-то.

Вроде бы калейдоскоп имен, персонажей, но история скомкана, словно автор устал от нее в середине и отрезал как мог. Потому на выходе – пшик.

К слогу претензий почти нет. Из того, что вспомнил: «Мать нашего папы после смерти дедушки…» – почему не написать просто «бабушка» или это стоп-слово?

На танцах, танцуя танец, танцоры пританцовывали:

«…наследники восьми дворов» начинали танец с шестами, украшенными букетами. Дедушка Фоули, когда еще молодым принял приход, застал старух, которые поведали ему, что танец танцевали в нашей деревне искони веков, и всегда этот танец назывался «старым», а когда при Тюдорах такие «старые танцы» начали запрещать, танцоры стали мазать лица черным, будто бы танцуя модный в те времена мавританский танец — муриск. А сам-то старый танец по-настоящему называется «Короны».

Текст, как уже понятно, мне не понравился, но плюсы всё-таки есть. Он очень короткий. Можно принимать как средство для сна.