Рецензия на роман «При истоках вод»

На сайте Author.Today не любят неформат, даже если это шедевр.
Перед нами - и то, и другое. Причем не одна книга, а серия исторических романов Ирины Шаманаевой о Франции XIX века ("При истоках вод", "Призвание", "Благие намерения" и "Одержимость"; последний начатый роман - "Страшный год" - пока не дописан).
Собственно, я когда-то пришла на этот сайт, чтобы прочитать "При истоках вод" (порекомендовали общие сетевые знакомые).
За нейтральными названиями книг Ирины Шаманаевой скрывается обстоятельно, со вкусом и полным погружением в атмосферу, написанная внешняя и внутренняя биография вымышленного историка Фредерика Декарта, уроженца приморской гугенотской Ла Рошели (да, той самой, на бастионе которой пировали мушкетеры Дюма), честного очевидца, участника и летописца и провинциальной жизни середины XIX века, и парижского академического и артистического мира, и меняющихся политических умонастроений, неумолимо влекущих к военному столкновению Франции и Пруссии. Декарт, которому писательница дала "говорящую" фамилию, словно бы следует принципу своего великого однофамильца (никоим образом не родственника, это подчеркивается), Рене Декарта, изрекшего знаменитое cogito, ergo sum ("Я мыслю, следовательно, я существую").
Если кому-то не хватает в современной литературе действительно мыслящего, умного, тонкого, и притом живого и человечного, героя, очень рекомендую познакомиться с Фредериком Декартом, а заодно и со всеми членами его неординарной семьи. Ирина Шаманаева - профессиональный историк, и вдобавок специалист по истории Франции (в Ла Рошели она тоже бывала и знает материал не по чужим книжкам и фильмам). Контекст преподнесен с исключительной тщательностью, однако без преподавательского занудства. Все детали и описания точны, как в аптеке, но насыщены психологическими нюансами и ненавязчивым символизмом.
Так, например, описана первая встреча малыша Фредерика с морем, куда его привел отец - пастор местной протестантской общины.
Он поставил мальчика в метре от воды и сказал: «Посмотри-ка, Фред! Это наш Гасконский залив, наше Аквитанское море, часть большого океана».
Небо было пронзительно синим, а вода – мутной от песка. Неприятно пахло гнилыми водорослями. Под ногами попадались выброшенные на берег мелкие медузы и шкурки акульих яиц. Море шумело мерно и как будто успокаивающе, но оно не было спокойным, оно предупреждало о своей силе и не терпело непочтения. Маленький мальчик сморщил нос и задумался: заплакать? Убежать? Прильнуть к отцовским ногам? Он выбрал самое неожиданное решение и внезапно пошел вперед, навстречу быстро прибывающей воде. Первая волна окатила его по пояс, и он покачнулся, но устоял на ногах и даже сделал еще один шаг. Вторая волна оказалась очень высокой и сбила его с ног. Он успел увидеть стремительно опрокидывающееся небо, и мир наполнился соленой горечью, она хлынула в уши, в нос, в рот и в глаза и сделала их непроницаемыми для звуков и красок летнего дня. Только теперь задумавшийся о чем-то Жан-Мишель опомнился и подхватил сына под мышки.
Собственно, в этом маленьком эпизоде содержится "конспект" всей личности и всей жизни героя, тихо и отважно идущего навстречу накатывающим волнам большого океана страстей и событий.
Романы Ирины Шаманаевой хороши не только полным погружением в эпоху, но и удивительно подходящим к материалу тоном и стилем, аналогов которому найти трудно как в русской литературе, так и во французской. Временами начинает казаться, будто читаешь какой-то замечательный роман второй половины XIX века, переведенный с французского языка отличным переводчиком-стилистом. Однако не было во Франции таких романов и таких циклов. Сериалы Дюма - это развлекательное, хотя и качественное, чтение с обилием действия, экшн. "Человеческая комедия" Бальзака содержит много социального пафоса, прорывающегося уже в названиях некоторых романов ("Блеск и нищета куртизанок"). Вообще французские писатели любят пафос, риторику, мелодраму, повышенный градус экспрессии - или, наоборот, утонченное эстетство, рассчитанное на узкий круг понимающих. Здесь - ни пафоса, ни эстетства; стиль - как хлеб и вода, не приедается, не раздражает, не коробит ни в каких эпизодах. Такая органика - либо дар, либо результат высокого мастерства.
В русской литературе мы тоже не найдем подобных романов-эпопей с негероическим героем, и вдобавок про иностранную жизнь. У нас, если герой не совершает безумств или подвигов, он - "лишний человек", бесплодный говорун, социальное недоразумение. Фредерик Декарт - тоже отчасти "лишний", не умещающийся в сословные рамки Ла Рошели или в университетскую иерархию, где он долгое время воспринимается как чужак, а в сущности, таковым и является (гугенот с немецкими родственниками, провинциал без связей в столице, человек не светский и не слишком обходительный). Но Декарт занят делом: штудирует исторические документы, пишет статьи и книги, преподает.
Людям, вращающимся в академической среде, читать про такого героя очень интересно. А ведь, чтобы описать профессиональную деятельность Декарта, нужно было хорошо представлять себе порядки и нравы в школах и колледжах Франции того времени, а также в Сорбонне, в которую герой, наконец, проникает.
Одной лишь ученой средой круг общения героя вовсе не ограничивается. Вместе с Фредериком мы посещаем церковные службы, светские рауты, салонные собрания, дружеские посиделки... Жизнь как жизнь. Единственный ее недостаток - что она проходит, и довольно быстро.
Когда заканчивается один роман про Фредерика Декарта, хочется сразу начать читать другой, и на какое-то время уйти в параллельное время - ничуть не более идиллическое, чем нынешнее, но овеянное ностальгической дымкой.
Послевкусие - как от старого дорогого вина.
Попробуйте.