Рецензия на роман «История Болезни»
Притча о самолёте
Жанр произведения трудноопределим — заявленная автором «социальная фантастика» явно не в полной мере характеризует эту сложную и разноплановую вещь. Возможно, лучше подошел бы «психологический триллер» или «магический реализм». Психоделика, слипстрим, фэнтези, постапокалипсис, сатира, перемешиваясь, образуют странное, но ядрёное варево. Вдобавок при чтении возникает множество литературных ассоциаций — от Гомера и Данте до Джойса и Кобо Абэ, — хотя, конечно, не факт, что все эти отсылки сделаны автором сознательно.
Хотя фабула романа, в общем-то, проста — умирание человека. Это становится ясно с первых страниц, на которых главгер впадает в кому. Но дальше возникает повествовательная сумятица, способная повергнуть читателя в недоумение. Фокал быстро смещается с несчастного больного на некоего спартанского воина неопределённого исторического периода, который вдруг решает, что Зевс повелел ему пуститься в путь на поиски его божественной дочери Артемиды. А потом фокал переходит на другого персонажа — бессовестного дельца из постапокалиптического города-убежища на Земле, после ядерной войны покрывшейся льдами. Этот мистер Говнальд существует в мире, где «никаких богов и богинь давным-давно нет», а живые завидуют мертвым, и сделал себе состояние, продавая спасшимся от катастрофы людям радиоактивную воду — они же всё равно скоро все подохнут, какая им разница, что пить...
Поначалу совершенно непонятно, что связывает трех персонажей — умирающего в своей квартире нашего современника, ничем не выдающегося, не слишком плохого, но уж точно и не хорошего; спартанца, благородного, но несколько пафосно-фанатичного; и совершенно отмороженного негодяя из далёкого будущего. Первого автор называет «красный», второго — «белый», а третьего — «чёрный». Чередование рассказов о них создаёт некоторую калейдоскопичность, особенно в первой половине романа. Легко могу представить нетерпеливого читателя, который раздосадовано отбросит книгу примерно на её трети, отчаявшись уяснить, что, собственно, происходит.
Ощущение хаотичности повествования усугубляется и недоумением от некоторых несообразностей. Почему недвижный и безмолвный коматозник «красный» видит и слышит всё вокруг него происходящее, включая не слишком благовидные поступки своих домашних? Почему в постапокалиптическом будущем, в котором остатки человечества влачат жалкое существование, тем не менее существуют весьма технологически продвинутые гаджеты, например, «хронофоны», с помощью которых «чёрный» вглядывается в прошлое?
Наиболее загадочен «белый» — отправившийся в неведомое на поиски своей богини спартанец, преследуемый неким инфернальным псом (тут уж широчайший простор для литературных ассоциаций). А «неведомое» — это совершенно безумный путь не только через пространство, но и сквозь время: от античной Эллады, через европейское средневековье, Россию начала XIX века, до современного (годов 90-х примерно) российского города.
В общем, чем дальше по тексту, тем, как говорила Кэрролловская Алиса, «всё страньше и страньше»... Например, бросается в глаза весьма условная историчность этого «спартанца». И дело тут не в нарочитых анахронизмах или несообразностях, вроде срубания дуба коротким мечом, или легкости победы античного гоплита над европейским рыцарем в полном вооружении. Более ставит в тупик то, что «белый» напоминает, скорее, не древнего эллина, а викторианского джентльмена со строгой, но несколько ненатуральной моралью. Он, к примеру, осуждает рабовладение, искренне смущается при упоминании гомосексуальных отношений, до глубины души потрясён историей несовершеннолетней проститутки...
Однако по мере продвижения по страницам романа всё чётче проступает логика авторского замысла, а кульминация окончательно расставляет всё по местам. Это притча, рассказанная негодяем «чёрным» о летящем в небесах самолёте с удивительным экипажем. Его командир даже не управляет воздушным судном, а лишь переключает управление с правого пилота на левого. Левый пилот всегда доставляет на самолёте медикаменты и прочую «гуманитарку», спасает терпящих бедствие и вообще совершает множество добрых дел. Правый же всегда творит беззакония — возит оружие и наркотики, а то и сбрасывает бомбы на мирные города.
Есть ещё занимающийся исключительно обеспечением живучести самолёта бортмеханик и непонятно для чего нужная стюардесса, из-за которой у двух пилотов происходит вечное мужское соперничество.
Но как только в машине что-то ломается и она начинает терпеть бедствие, командир катапультируется, ибо только он имеет доступ к катапульте, стюардесса выпрыгивает с парашютом, который есть лишь у неё, а все остальные благополучно гибнут вместе с самолётом.
Всё более или менее понятно: «Это только кажется, что три... на самом деле всего один». Правый и левый пилоты — позитивная и негативная стороны личности, «Джекилл и Хайд», которые есть во всех людях, а бортмеханик — жизненная сила, регулирующая физические функции организма. То есть путь героя-спартанца — это на самом деле путь позитивного аспекта ГГ из пункта «А», внешней «социальной» личности, до пункта «Б» — скрытого во глубине его существа аморального чудовища. Всё лучшее в человеке накануне его ухода из мира сего стремится разыскать и победить собственное внутреннее зло.
Однако на деле всё отнюдь не так просто — ведь спартанец идёт за Артемидой, которая, как мы помним из древнегреческий мифологии, затравила псами влюблённого в неё смертного юношу. Кстати, один из этих псов, надо думать преследует и нашего спартанца. И кто же такая эта жестокая богиня — в контексте знания о том, что поиски её происходят тоже внутри умирающей личности? Кто такая эта самая стюардесса в самолёте, и зачем она нужна, если из-за неё на борту одни лишь склоки?
В бредовых видениях ГГ богиня эта каким-то образом добралась до постапокалиптического убежища и стала полурабыней-полуналожницей негодяя-дельца. А идущий за ней герой-спартанец застрял где-то в России 90-х, постепенно превращаясь из безупречного бессмертного воина в сияющих доспехах в спивающегося бомжа в грязных трениках.
Как мы теперь знаем, всё это запутанное действо с неожиданными поворотами и постоянными метаморфозами героев — лишь последний спектакль, который умирающий актёр даёт самому себе, сам будучи всеми персонажами, публикой, да и сценой. Об этом в романе сказано прямо: «модернистский театр одного зрителя». Это чуть ли не оммаж Герману Гессе, его «магическому театру», где к финалу романа «Степной волк» герой распадается на десятки самостоятельных личностей.
Впрочем, существует и психиатрическое определение этого феномена — «диссоциативное расстройство идентичности», вполне изученное психическое заболевание. Но может быть, состояние, в котором пребывает герой романа, это единственный для него способ расплатиться с накопленными по жизни долгами?..
И вот ГГ в своей квартире, в глубокой коме, судим своими близкими, провинился перед которыми немало. Здесь разыгрываются сцены, достойные «Вороньей слободки» из «Золотого телёнка». Жена ГГ заводит любовника и спит с ним прямо рядом с коматозным законным мужем (её любовник Володя, кстати, местами напоминает Васисуалия Лоханкина из того же романа Ильфа и Петрова). Сын вымещает на том, что он считает бесчувственным телом отца, старые детские обиды, глумясь над ним и избивая. А внутри главгера судит Кролик.
Сначала кажется, что этот зверёк прискакал из упомянутой уже «Алисы» — тоже довольно-таки страшной книги, где Белый Кролик уводит викторианскую леди из якобы упорядоченного и разумно обустроенного мира в непознанные пространства деструктивного безумия (в котором Западная цивилизация ныне и пребывает). Но, кажется, это не совсем так — Кролик «Истории Болезни» не белый, а серый. И куда же может увести Серый Кролик?..
На самом же деле всё куда проще и страшнее: просто главгер в детстве самым зверским образом убил своего ручного кролика — просто так, следуя каким-то тёмным нутряным порывам. И вот теперь замученное животное становится одним из участников невидимого жуткого спектакля.
Но всё равно никуда не деться от культурных ассоциаций. В данном случае кинематографических, а именно, серии сюрреалистических короткометражек темнейшего Дэвида Линча «Кролики». Переодетые в кроликов люди или же просто люди-кролики в своих уютных квартирах-норках занимаются привычными мелкими делами, ведут беседы и вообще «просто живут». Но периодически в их норки из каких-то мрачных бездн прорывается всесокрушающий иррациональный ужас. Кролики стараются его не замечать, но постепенно зритель понимает, что их жалкий спектакль «обычной жизни» происходит в некоем континууме, который сам Линч называет Чёрным Вигвамом. Попросту говоря, в аду.
Эти коротенькие, снятые за гроши киноистории, способны вызвать куда больший ужас, чем самые дорогостоящие голливудские шедевры хоррора. Ну на то он и Линч... И, в общем, разбираемый роман тоже особо позитива в душах не будит, о чём и предупреждает в аннотации сам автор. Нет хэппи-энда: герой-спартанец, уже не бомж, а вновь Белый Воин, но слишком уж напоминающий какую-то механическую куклу, сражается с негодяем, принявшим образ отвратительного спрута, прямо в квартире, где лежит ГГ. Так сходятся три цвета одной личности. ГГ вырывается из комы и пытается помочь «белому»... но почему-то в последний момент помогает «чёрному». Умирает «белый», но и «чёрный» убит «красным».
И что же, герой победил? Сомнительно. Он просто умер — на глазах у испытавших чувство облегчения от этого близких, которые видели лишь странные телодвижения вдруг очнувшегося от комы больного. Нельзя сказать, что покойный преодолел своё зло — разве он был прощён Кроликом?.. И нельзя сказать, что зло одолело героя — хоть его Белый Воин и погиб. Но был ли тот и впрямь настолько белым? Ведь в какой-то момент до этого он представал безжалостным и холодным убийцей без малейшего проблеска человечности. А стюардесса в притче о самолёте и правого, и левого пилота обзывала глупцами. Может, таковы они и есть, и все эти альтер эго — лишь пустые маски настоящего человека, который отправился... куда?
И кто же всё-таки Прекрасная дама — Артемида, стюардесса с парашютом, носившая ещё множество других имён?.. В финале она оборачивается крылатым неземным и зловещим существом, увлекающим героя из пошлой его «Вороньей слободки» в пугающие бесплодные и бесконечные пространства. Может, это сама Смерть? Или женский аспект личности героя? Или вообще его душа, которая ведёт его на последний Суд, где станет главным свидетелем и обвинения, и защиты?..
Роман не даёт на это прямых ответов, да, может, оно и не нужно. Похоже, перед нами попытка создать современную «Книгу мёртвых», как и тибетский первоисточник, показывающую предсмертные и посмертные переживания человека — наподобие фильма Гаспара Ноэ «Вход в пустоту». То есть нечто не столько нравоучительное и философическое, сколько описательно-практическое.
Тем не менее, при всей тоскливой безнадёге и трагизме, происходящий в лимбе финал романа открыт настолько, насколько возможно. И это оставляет надежду на то, что в дальнейшем существовании героя может быть и свет, и искупление, и прощение. Ну и во всяком случае «самолёты» с разношёрстными экипажами продолжат летать и дальше, и командовать будет ими несменяемый командир... Кто он и какой во всём этом смысл — ответов на эти вопросы в романе нет. Что справедливо — это же просто «История Болезни».
Безусловно, это очень сильная вещь, которая вряд ли получит значительную популярность у читателей, но хуже от этого не станет. При упомянутых недостатках в построении и некоторой объяснимой одномерности персонажей, написана она превосходно. Прекрасны, например, полные щемящего трагизма истории из путешествия «белого» — умершей от влюбленности в него Алёны из русской деревни и юной проститутки Мурзилки, за смерть которой «белый» страшно мстит бандитам, превращаясь при этом в подобие «чёрного».
Отлична, хоть и тоже саркастически-мрачна, сатира на общество потребления, тотально опошляющее и иссушающее мир, приводя его в состояние, при котором «между богами и сумасшедшими нет большой разницы». Очень впечатляет описание процесса умирания с точки зрения умирающего. А жёсткий и местами лапидарный стиль романа вполне соответствует его содержанию.
Но вот пунктуация, в особенности оформление прямой речи, требуют тщательной корректорской правки.
Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.