Рецензия на повесть «Все хотят»
В рамках марафона Читатель-автор. Возможны спойлеры.
Цепляющая и довольно необычная вещь.
Во-первых, это деконструкция, что можно понять уже по аннотации — деконструкция того вида любовных романов, где юная дева встречается с таинственным вампиром (в какой-то момент персонажи даже поминают «Сумерки»), ну или просто с таинственным богатым мужиком с подозрительными наклонностями и тяжёлым прошлым. Причём деконструкция не на уровне «девоньки, да он же кровосос!» — это и так понятно, ради такого нечего было бы и огород городить. Нет, тут всё посложнее: и вампир не вампир, и дева не так проста, как могло показаться вначале. Когда спустя время всплывает характер Тасиной подработки, это как-то придаёт дополнительное измерение и самой ГГ, и всей истории, а то, что казалось тараканами и странностями закомплексованной паникёрши, приобретает вполне понятный смысл. Да и вся эта связь студентки-второкурсницы с таинственным новичком меньше всего похожа на начало любовного романа — разве что недалёкая Тасина подруга может так сильно ошибиться с жанром. Хотя здесь действительно очень многое завязано на сексе, деторождении и всём, что наверчено вокруг социумом, но какой-то романтики или эротизма в этом не больше, чем в заношенной толстовке главной героини, или разбросанных по земле использованных шприцах, или оттаявших по весне из-под снега мусоре и трупиках птиц. Сам текст при этом очень осязаемый, телесный (я до сих пор почти ощущаю пар с запахом молочного печенья), иногда почти физиологичный, должный, наверно, вызывать отвращение… А ещё он очень красиво сделан, даже там, где рисует откровенно некрасивые вещи, будь то прыщавые щёки героини, которые она прячет за вейпом, уродливый бродячий пёс-людоед или обветшалые дома умирающего маленького города где-то на просторах России. Я бы сказала, по стилю немного напоминает рассказы Джойс Кэрол Оутс, только с меньшей изящностью (она здесь была бы явно лишней) и с ещё больше откровенностью.
Во-вторых, это мой любимый сорт мистики и ужасов: когда мистический элемент отчётливо перекликается с реальными проблемами, с которыми мы так или иначе сталкиваемся по жизни, но не сводится к финальному «ГГ всё почудилось, никакой мистики не было, на самом деле это…», а вполне себе реально существует в мире произведения — не скатываясь при этом и в простейший символизм, а-ля «демоны — эвфемизм для психических болезней». Мистика здесь больше всего похожа на кошмарные видения человека, не способного даже во сне отделаться от тревог и страхов дневной жизни, которые его мозг преобразует в путанные странные образы. И, если приглядеться, в них опознаётся знакомая реальность, но в искажённом, будто через призму сна, виде. Так же, как Крюгер в «Кошмаре на улице вязов» вбирает в себя не только пугающую сторону пубертата героев-подростков, но и непонимание родителей, или, ситуативно, ту же наркозависимость, так и Остап — «Немножечко вампир. Почти чёрт. Чуточку инкуб. Даже капельку колдун… Латентный одержимый» — воплощает в себе не что-то одно, конкретное. Не только насилие, сексуальное, эмоциональное или репродуктивное, не только наркоту, ВИЧ и гепатит, не только страх физической расправы или сложности аутсайдерства, — но всё это сразу. Кажется даже, что он — порождение, перегной всей этой уродливой, гнетущей обстановки, самого этого больного общества, достаточно равнодушного, чтобы не заметить толком, что оно породило. И, как обычно бывает во снах, сюрреалистичное и фантастическое просто вплетается в привычную обыденность, просто начинает существовать, как существует многое другое, не вызывая особых вопросов, как и почему оно вообще возможно.
Если отбросить помпезность с ребячеством и принять сверхъестественное как нечто нормальное? Как принять последний полёт зазевавшегося крановщика на том же заводе или акт домашнего насилия двумя этажами ниже, например? Простые граждане на своих рабочих местах сосут кровь охотнее киношных упырей. Инфантильным порой кажется, лучше выдуманным вурдалакам на корм пойти, чем посетить тот же паспортный стол или ЖЭК. Да и люди по природе своей — всё те же вампиры, раз придумали их. В экологической нише у всех пища своя: уважение, восхищение, зависть.
Чуть-чуть о недостатках или том, что вызвало вопросы.
— F1 мне показалась немного роялем в кустах (или богом из машины). Всё-таки трудновато было бы раздобыть её, хранить на протяжении нескольких лет, вероятно, переезжая с места на места (один раз как минимум), таскать в кармане и ни разу не поиметь с этим проблем… Ну, хотя, может, я чего-то не знаю.
— Субъективно — мне не очень нравится, когда автор без предупреждения начинает скакать «по головам» персонажей. Это несколько сбивает с толку: периодически не понимаешь, это действительно персонаж так подумал, или по нему видно было, что он так подумал, или это вообще А подумал, что Б так подумал, а на самом деле… Впрочем, к середине повести скачки по большей части сглаживаются. С ними же связана ещё одна проблема: та самая осязаемость и откровенность, о которой я говорила вначале, идеально работает в сценах Таси. Это внутри неё мы находимся, это она без цензуры думает о том, о чём думает, объясняется, обвиняет саму себя и затем оправдывает… или не оправдывает. С Остапом же автор как будто не до конца определился, насколько изнутри или со стороны его показывать. Мы то «въезжаем» к нему в голову, то отъезжаем на расстояние, а автор нет-нет да и не удержится от отстранённого: «это упырь, и он думает как упырь, фу таким быть» — вероятно, чтоб читатель уж точно-точно ничего не перепутал и не понял неправильно. Мне кажется, когда чудовище думает о своём чудовищном, как о чём-то само собой разумеющемся, не прерываясь на дидактические осуждения и прояснения — это впечатляет сильнее.
— Я бы не стала запикивать нематерные слова и выражения вроде «сука», «ублюдок» или «на хрен», но это уж выбор автора. И, может быть, стоит ещё раз вычитать текст: всё же местами опечатки немного сбивают с толку, хотя не то чтоб прям сильно мешают. Как и некоторые странности авторского стиля, вроде постоянного «верно» в значении «точно/будто/словно». Честно говоря, не встречала раньше, чтоб это слово так употреблялось (к этому, впрочем, быстро привыкаешь — примерно как к «потому» в значении «потому что» у Достоевского).
К слову о Достоевском: вайб «ПиН» местами довольно ощутим, как ни странно — не знаю, планировалось так или нет. Будто больная, «заедающая» среда породила на сей раз не «право имеющего», а нечто обратное:
День за днём подтверждать значимость звания самопровозглашённого героя наитруднейшей для героя практикой — бездействием. Отказом от жизни без ухода из неё. В смирении унижения падать ниже и ниже, чтоб остальные дети, принятые жестокой игрой, в мрачные минуты спасались сравнением: «Слава Богу, я хотя бы не такой».
Да, девочка Тася — не в меньшей степени отражение этого мирка, чем Остап. Будто две крайности, две стороны одного и того же.
Финал заслуживает отдельного внимания. С одной стороны, это классика жанра: монстр побеждён, а хотя нет, не совсем — ну, потому что его и нельзя победить окончательно, вы разве не знали? С другой, здесь это показано не буквально, напрямую, а в более реалистичном, социальном контексте: потому что да, один раз победив локальную проблему, никто не разрешит её полностью и бесповоротно. Потому что общество не исцелится от одного конкретного случая, да и ты… не факт, что переменишься.
И впору праздновать освобождение от всех проблем. Впору, если бы именно дьявольское отродье являлось первопричиной неудач, а не сама Тася.
Потому что девочки и мальчики не перестанут калечить себя и окружающих из-за навязшей в головах «житейской мудрости», передавая эстафету следующему поколению. Потому что всегда хватит других наркокурьеров, чтобы делать другие закладки. Потому что желающие выслужиться полицейские будут и дальше хвататься за то, что само плывёт в руки, закрывая глаза на трупы-висяки, с которыми непонятно ещё, что делать. Потому что всем вокруг не станет вдруг резко не пофиг на любые беды и ужасы, если только те происходят не с ними. Финальное «Да и х*й с ней» иллюстрирует это как нельзя лучше.
Кстати, эти записочки в конце глав при всей своей условности — порой непонятно в принципе, где и каким образом они могли возникнуть — дают интересный эффект. Не привнося особо нового в сюжет, они создают тот самый контекст, обрывочную, но говорящую картинку жизни вокруг, превращая историю об одной неудачнице, которой как-то раз сильно не повезло — или всё-таки повезло больше, чем могло бы — в нечто большее.
Действительно сильная повесть. И — пожалуй, автор прав, не для всех. Я бы рекомендовала её тем, кто любит ужасы/мистику с выраженной социальной нотой, тем, кому надоели романтические блёстки и хочется посмотреть, как знакомый шаблон вывернет наизнанку, тем, кто не боится отталкивающего и отвратительного в текстах… и, возможно, даже видит в подобном своеобразную красоту.