Рецензия на роман «Текст ухватил себя за хвост»

«нам, людям, не являющимся ни рыцарями веры, ни сверхчеловеками, по сути дела не остаётся ничего кроме как плутовать с языком, дурачить язык» 

(Ролан Барт)

Язык – самоорганизующаяся структура. Язык – последний диктатор, но против диктатуры всегда можно восстать. Например, создать метатекст. Как последнюю ступень свободы. Высокопарно звучит? Но некоторые действительно так полагают. И автор рецензируемого романа в том числе.

Излагаю мировоззрение. Многие, наверняка, читали, как учёные объясняют возникновение жизни. В первичном бульоне, в первичном океане, под воздействием ветра, волн, радиации, молний, неживые частицы перемешивались – перемешивались – и возникло живое. Жизнь. В лабораториях никто этот гипотетический процесс воссоздать не сумел. А вот в тексте – пожалуйста. Если смешать кучу текстов в один метатекст, возникнет Нечто Такое… как Эйфелева башня… Что же возникло? Новый симулякр, копия копии, копия того, у чего нет оригинала. Можно умно назвать это Ризомой. Можно не называть.

Однако вернёмся к мировоззрению. Имеем новый нигилизм. Бога нет. Красоты тоже. Есть только окситоцины в мозгу. И структура текста – как ключ к бессознательному. А что в этом бессознательном? Ради чего его открывать – развинчивать? Там всё то же. Ничего нового. Ведь «всё уже сказано».

Кукловод. Нет никакого кукловода. Не марионетки, нет, именно что заводные куклы суок. Замирающие в нелепой позе, когда кончился завод.

Замертво падающие, когда кончился бензин. Прерывисто хрюкающие, когда в батарейках кончается электричество. Потому что марионетки — они как бы на нитке, а вот куклы суок — они как бы сами по себе.

Итак, кукла суок читает другую куклу, пытаясь через структуру вычислить нового кукловода, верховодящего квестом под названием Жизнь.

Структуры нет. Строгой структуры нет. Ризома не признаёт центрацию-иерархию. Однако есть оглавление. Все главы озаглавлены максимами Ларошфуко, без указания авторства, ибо грамотный человек догадается сам, но эти вынесенные в заглавия максимы, они не коррелируются с нижеследующим тестом. Остаётся предположить, что максимы выбраны в качестве заголовков лишь потому, что умные дяди считают их классическим метаязыком. И ещё потому, что Ларошфуко (опять же по мнению дядей) «отличался способностью наполнить чужой материал своей духовной концепцией». Но нам не удалось обнаружить в романе какой-либо чётко выраженной духовной концепции, разве что нигилизм-солипсизм. Структуру тоже не выловить, попробуем выловить стиль.

Сегодня моё — это когда я сижу и пишу эту фигню, и пью пиво, а вам не советую. Ваше сегодня, это когда вы читаете, что я пью пиво, а вам не советую, но я-то уже пиво не пью, потому что оно у меня уже кончилось. Наверное.

Но почему именно сегодня я вам не советую пить пиво — это вообще бред. Откуда я могу знать, когда вы этот бред читаете — может у вас уже и вобла почищена, и кружки расставлены, и друзья пришли, а я вам пиво пить не советую. Почему? Я похож на изверга какого?

А может вы, вообще сегодня этот бред не читаете, а просто пьёте пиво. С друзьями. И с воблой. Но тогда откуда вы можете знать, что я вам этого не советую? Значит, сегодня я советую это не вам, а тому, кто сегодня этот бред читает.

Это основной авторский стиль. Стиль №1. Никаких изысков, никаких притязаний на высокую художественность. Беседа с юморком за кружкой пива. Примерно так.

Стиль №2.

О древний Океан, величественный одиночка... Твои волны чередуются параллельно, перемежаемые короткими промежутками. Едва одна из них убывает, как вслед ей, вздуваясь, стремится другая, которая тает, напоминая нам, что все в мире — пена. Так человеческие существа, эти живые волны, умирают, сменяясь в однообразном порядке, но не оставляя и пенного ропота.

О, эти волны прибоя, о, эти морские пейзажи! — почему вы так созвучны?

Какой разительный контраст, не правда ли? Вот только надо пояснить. Для постмодернистов всё уже сказано. Потому сказать ничего нового нельзя в принципе, остаётся лишь повторять сказанное другими. Оно само собой повторяется. То есть, вот этот вот отрывок ещё в позапрошлом веке был написан французом Лотреамоном. По-французски, разумеется. Но сейчас эти же самые слова, точь-в-точь, только по-русски (и с полным совпадением, как перевёл переводчик, разве что без скобок) пришли в голову ансу. Поэтому теперь это уже не Лотреамон, а Лотреамон/анс, метатекст, который вовсе не обязательно кавычить – предрассудки текстов к метатекстам не относятся.

Стиль №3.

Любой предмет реальности живет в положительном энтропийном времени, и с достоверностью разрушается, образуя со средой равновероятное соединение. Текст с течением времени наоборот стремится обрасти большим количеством информации, то есть самоорганизуется и самоупорядочивается.

Это как бы научный стиль. Подобные вставки регулярно перемежают основной авторский стиль и… Если быть дотошным, нетрудно обнаружить совпадение данного абзаца один-в-один с абзацем из научной работы Н. Р. Саенко «Онтологическая поэтика пустоты». Разумеется, никаких кавычек. Метатекст! Предложения или даже целые абзацы совпадают с предложениями и абзацами других текстов, не только Саенко, но и  Льва Хабарова, А. И. Фурсова, Ю. Афанасьева, с «Веком Джойса» И. Гарина, со «Спиральной динамикой Грейвза» или с «Антропологией Дионисия Ареопагита» епископа Сергиевского Василия… Думается, теперь всем понятно, что же такое метатекст в данном исполнении. Берёшь и копипастишь. Получается некий интернет-центон. Якобы супертекст. На самом деле, не получается ничего. Прежде всего, автору не веришь. Он сам не понимает, что тыкает. Если бы понимал,  пересказывал бы своими словами, а так… так делают школьники перед экзаменом, а когда экзамен проходит – кому уже это надо?..

В романе (если считать это романом) нет содержания. Со-держание есть  общее между людьми, то, что все люди содержат вместе, что превращает отдельных человеков в общность людей. Этого тут нет. Копипаст не может заменить содержания. Получается просто ништяк в квесте, в «рядовой такой бродилке с невнятной графикой». Гигантский пересказ прочитанных и кое-где скопированных книг, просмотренных кинофильмов, увиденного по телевизору, вычитанного в интернете. То есть, только вторичное. Первичного ощущения Жизни нет и в помине. Разрыва шаблона не происходит. Остаётся «компиляция, белиберда и каша».

Автор сам признаётся: «… не всегда понимаю, что пишу, хотя цель у меня самая благая – понять». Но зачем понимать суету? Разве не лучше её отринуть?

Самое совершенное состояние человека — когда он лежит на земле и ни о чем не думает, просто вдыхает запахи и слушает звуки, иногда глядит в небо или на солнце. Тогда человек целен и счастлив.

Вот такого в этом супертексте нет. Цельности и счастья. Ощущение изнурительной прогулки по блошиному рынку. Гигантская барахолка. Вывалено всё. Есть и действительно ценные вещи, но куда больше хлама. Нас хотят уверить, что эта барахолка представляет собой вселенную (или, по-научному, Ризому), что здесь, в этих рядах, среди этого барахла симулякров, мы становимся богом, новым демиургом, потому что метавещи возвышают нас над вещами, мы оказываемся в метамире и взираем извне на привычный нам мир, видим как на ладони всю его симулятивную суть… Нам хотят так внушить, будто мы это видим. Но – увы! Мы видим лишь бесконечную барахолку. Или, как сказал поэт, «непрожитых заживо фраз дребедень». Единственное, за что действительно стоит этот суперроман похвалить, так это за стихи Лады Пузыревской,  приводимые в эпиграфах, и даже с указанием авторства. «Каждый, кто не охотник, рождён добычей». Что отличает охотника от добычи? Творческое горение, вдохновение. Этого в супертексте нет. Только в эпиграфах Лады Пузыревской. А что есть? Труд есть. Большой труд. И усердие. Иногда, к сожалению, только усердие копипаста. И это всё.

Нетленка пишется в экстазе. Она как бы сама получается, ну или не получается никак. Она снисходит. И хоть ты тресни об лёд, никто никогда не знает, когда оно снизойдёт.

А если не снизошло, то продукт качественный, профессиональный, в смысле, если ты, конечно, профессионал, но не нетленка. А значит человечеству и вечности не нужный продукт, даже вредный. Потому что не нетленка. Потому что не в экстазе. Потому что не снизошло.