Арефий Кудряшов

Каждый, кто приезжает в Армению, в какой-то момент вынужден признать, что нужно держать себя в форме. Не то чтобы я был фанатом ЗОЖ, но первые дни в Ереване стали последними днями моего ремня.

После переезда в Ереван мне понадобились деньги. Не то чтобы срочно, но хотелось бы как-нибудь. Сосед джан подсказал: «В ресторан официант требуется. Про опыт не переживай. Главное – душа». Душа у меня, кажется, была. Если не спрашивать об этом мою бывшую.

В какой-то момент я понял, что читаю слишком много Пришвина.
Началось всё безобидно. Я просто решил, что хочу лучше понимать природу, научусь замечать больше деталей.
Купил книгу, начал читать. Там были описания ржаного поля на рассвете, как блестит иней на траве, как солнце прорывается сквозь кроны. Всё это звучало так, будто автор в любой момент мог превратиться в рябчика.
Но я не обратил внимания. Читал дальше.

Поход — это романтика. Звёзды над головой, костёр, запах сосновых иголок и ощущение свободы.
Я давно мечтал о походе. И однажды решил: всё, пора.
Но в поход нельзя идти просто так. Нужна подготовка.
Сначала нужно выбрать рюкзак. Это оказалось сложнее, чем найти идеального спутника жизни (то есть моего кота, который никогда не спрашивает, зачем мне ещё один нож).

Когда я решил стать писателем, я думал, что в центре рассказов будет простой, близкий каждому герой-неудачник. Знаете, который падает, поднимается с колен, но всё равно вызывает симпатию.
Но чем больше я писал, тем яснее становилось: главным героем была неудача. Настоящая, живая, наглая и с извращенным чувством юмора.
Встреча с ней произошла в день, когда я сел писать первый рассказ.

Книги я покупаю редко. Потому что, во-первых, места на полках уже нет, а во-вторых, книги я коллекционирую с автографами, ну и зачем покупать, если можно дождаться, пока кто-то забудет томик в кафе. Но тут случилось.
В синей социальной сети наткнулся на пост о том, что книгу «7/10» срочно изымают из продажи. Тут же в комментариях разгорелся пожар: кто-то кричал «цензура!», кто-то — «плагиат!», кто-то вообще предлагал запретить все книги и оставить только «Капитал» Маркса и меню «Кофемании».

Тридцать лет — это просто цифра, но втайне я считал её порогом чего-то нового. Взрослости? Стабильности? Или хотя бы умения не опаздывать.
Хочется верить, что когда тебе тридцать, ты уже немного знаешь, как устроен мир.
Когда исполнилось тридцать мне, я решил, что это повод отпраздновать как следует. Не как в прошлые годы — на кухне с парой друзей и разогретой пиццей, а по-настоящему. Снял небольшой зал в кафе, написал приглашения, даже заказал торт с цифрой "30", чтобы все знали, что это не какой-то там день рождения, а юбилей.
Но жизнь, как всегда, имела свои планы. И меня.

Когда я решил взять ипотеку, мне было под сорок, и я находился в том состоянии, когда кажется, что жизнь можно кардинально изменить одним правильным решением. Если угадать с каким. Вот, скажем, ипотека. "Своя квартира — это же независимость!" — думал я, заполняя заявку в банке.

Когда я впервые пошёл чинить зубы, мне было двадцать четыре, и это был тот возраст, когда я ещё верил, что могу разобраться с любой проблемой, если достаточно долго буду её игнорировать. Зуб начал поднывать ещё за полгода до этого, но я считал, что можно обойтись анальгином и уверенным русским «само пройдёт».

Когда я устроился в рекламное агентство, мне было двадцать пять, и я был уверен, что эта работа — идеальный компромисс между «писать» и «зарабатывать деньги». Писать рассказы тогда у меня не получалось, как и зарабатывать. Но в агентстве платили пусть немного, зато стабильно. И что-то всё-таки писать было нужно.

Когда я решил стать писателем, мне было шестнадцать, и я считал себя самым умным человеком на свете.
Уверенность эта ничем не подкреплялась, но в юности это и не нужно. Главное — верить в собственную исключительность. У меня была стопка школьных тетрадей, в которых я пытался писать рассказы. В основном, это был плагиат Роберта Шекли, Джека Лондона и одного советского фантаста, чьё имя я благополучно забыл.

Когда я купил свою первую машину, это было не просто событие — это было целое приключение. Денег, как обычно, не было, и выбирать особо не приходилось. В итоге я стал счастливым обладателем старенького «Москвича», который стоял у одного мужика в гараже уже лет двадцать.

Почему я вообще согласился его купить — вопрос сложный.
Возможно, потому что у мужика был такой вид, будто он вот-вот расплачется, если я уйду.

Когда я устроился работать в коллекторское агентство, мне было 32, и я окончательно смирился с мыслью, что с карьерой писателя ничего не выйдет. Жена давно ушла, оставив очередную пепельницу и какие-то старые журналы, которые любила читать по воскресеньям. Работы нормальной не было. Денег, соответственно, тоже.

Когда меня бросила жена, я не сразу понял, что произошло. Она долго и обстоятельно объясняла мне причины своего ухода, но в тот момент я больше интересовался происходящим на экране ноутбука, где YouTube показывал каких-то чуваков из Азии, вырубающих хижину в реальный размер прямо в земле. Меня всегда привлекали азиатские страны. Они казались такими простыми, теплыми и честными. В отличие от моей жизни.

Когда меня уволили с очередной работы, я не удивился. Всю середину нулевых я работал в издательском доме, верстал время от времени журнал про кино, книжки про бандитов, и иногда даже получал за это деньги.

Я видел солнечный свет. Он был розовый. Это не к добру.

Артем очнулся под грохот артиллерии. Было сложно дышать. Ноздри забились от влажной земли, впитавшей запахи крови и пота. Нестерпимо болела голова.

Действие рассказа происходит во вселенной Iron Heavens.

В годы, когда предчувствие войны только начало расползаться в морозном воздухе Империи, старый полковник Иосиф Б. вместе с женой Анной поселился в Голенищенске, маленьком городке у моря.

Элиза отрезала ухо от бесформенного тела, и на секунду задумалась перед тем, как достать из воды что-то еще.
— Но как я узнаю, что это именно мои воспоминания? — спросила она, смотря куда-то вверх.

Сознание медленно возвращалось к Киру. Он лежал на холодном металлическом полу, напоминающим платформу. Рядом сидел человек в зеленом костюме из листьев. Поодаль жужжал суставами робот, словно сошедший со страниц НФ-рассказов прошлого века. За ним расположилось существо, напоминавшее кенгуру, но с лицом, которое походило на лицо совы.

По переулкам древней столицы бродит дух, известный знатокам тайной истории города под именем Владимир Сумраков.

У Сережи в детстве был верный спутник — советский плюшевый медведь Винни с заводным механизмом. Каждый раз, когда он заводил медведя ключиком, тот начинал нелепо танцевать.

В тихом пригороде Москвы, где улицы ночами погружались в глубокую темноту, жила девочка Лена. Однажды она подслушала шепот соседей по коммуналке о "Машине полной зла". Никто не знал, откуда она приезжала, но когда её силуэт скользил по черной гари улиц, ощущение зла окутывало все вокруг.

Однажды, когда солнце клонилось к закату, к Маше подошла незнакомая женщина в сером пальто. От нее пахло нафталином, а лицо было бледным, как у покойника.

Одним майским днем памятник решил, что больше не может сидеть на одном месте. Казалось скульптор позаботился - даже использовал в качестве постамента лавочку, куда и усадил свое творение. Но продолжать быть вечным наблюдателем памятник больше не мог.

В городе наступило утро. Оно было не похоже на все предыдущие. В небе, где обычно в это время года плыли кучевые облака, парила перевернутая пирамида.

В маленьком гордом Голинищинске, каждый знал мэра Громона. Его замечали издалека благодаря пышным усам, начавшейся залысине и постоянной улыбке, которая освещала его лицо даже в самые мрачные дни.

Белый журавль парил над деревней, где узкие тропинки вились между старыми избами, а воздух был пропитан запахами прошлого. Его крылья мягко резали воздух. Какая-то невидимая сила вела по начертанному маршруту.

Сережа всегда мечтал стать взрослым, чтобы его после "Спокоек" не отправляли в кровать, а позволили участвовать во взрослых разговорах за круглым обеденным столом с резными ножками.