Егор Лобашов

Он обязательно придет, Глаза закроет пятаками. Плащ бархатный полуистерт Да вылинял кафтан местами. Приелись сказки. За окном Все те же звезды. Воскресенье. И снова надо в путь. Верхом. Под небом низким и осенним. Я знаю — мне смотреть — назад. В унылое, больное лето, Где сквозняками анфилад Все бывшее со мною вздето.

Светлой памяти Нади М. Праздник кончился. Ни отпраздновать, Ни проститься не суждено. Я не знал, что была непраздною, Что не вызрела, как вино. Праздник кончился, стынет ужин. Кто из нас не проверил печь? И теперь не с постылым мужем - В стылом грунте придется лечь. Праздник кончился. На запястье Твой подарок считает дни. Не рождённое свое счастье Перед Господом помяни.

“Итак, по плодам их узнаете их” (Матф.7, 2 0) А на словах он мудр и знатен, Он старше музыки и звезд. Но контуры вороньих гнезд Видны на древней колоннаде. Глухие луны давят светом. Слепые рыбы в флогистоне. И сущность танца в обертоне Сжимает сны немым обетом. Гомилетически прекрасны, Его слова для всех клеймо. А этот тварный мир — письмо, Написанное понапрасну.

Тебя запомнил я такой, Какой увидел в первый раз: Окружена лиловой мглой, Струящейся из темных глаз. Я знаю — наших душ покой И хаос в тот полночный час Связало бархатной рукой Легато музыкальных фраз. Озерной феей Авалона, Сияньем лунным с небосклона, Ты стала для меня в ту ночь. И слушал я, исполнен муки, Как в темноте стихали звуки, Когда ты уходила прочь…

«И раб твой, господин мой, будет посылать туда, где он, ибо если бы в обходе его проверил, то знал бы: по столбам д ыма Лахиш мы наблюдаем согласно каждому сигналу, который даёт господин мой, когда не видно Азеки...» (остракон № 4) Солнце не светит двадцатую стражу. Трупы во рвах догнивают и даже Слухи печалят, но не будоражат. Огней Азеки уже не видно... Съедена пища и выпиты вина, Стены разрушены наполовину. Войско давно не собрать воедино. Огней Азеки...

Твоей души аквамарин, В глазах, — сиянием сапфира. И тонким жалом нивелира Ты чертишь нити середин. Прекраснейшая из ундин! Как рыцарь древнего потира, Как князь зенита и надира, Я твой пребуду паладин. А ты, живя среди дельфинов, Актиний, рыб и ламантинов, Где сердцу в тон звенит меандр, И солнца свет пронзает воды, Как пламя — юрких саламандр, Полюбишь чистоту свободы.

Дряхлым драконом над проклятым златом, Любовь умирает натужно и сложно: Как он, вспоминая пожары закатов, Осознает, что взлететь невозможно. Одна только радость, — понять, наконец, (Шершавую шкуру надеждой шлифуя), — Еще оживится огнем поцелуя Безумное пламя упрямых сердец! И кажется, старость ему нипочем, Глаза заблестят, что на солнце гинея... Но безразличье как рыцарь мечом Уже замахнулось. Разрублена шея. И авторский перевод на польский язык: Smocze Starym smokiem...

Ты фавн. Но странно тих и бледен. За туч высокой пеленой Ты видишь солнца свет больной И знаешь смысл земных обеден. Мистерий темный дух пьянит И топит в торфяных трясинах Свинцовость тела. Рук взносимых Придавит вес могильных плит. Но лишь тягучий звук свирели Пробьет завесу облаков, Среди болотных тростников Ты вновь очнешься в колыбели.

ИВАН МИШУТИН Земледелие День 1 Корабельные мачты уже выпускали присоски, и корма изогнулась под воду в китовый плавник; наш корабль не желал подчинятся ни ветру, ни вёслам, он питался планктоном, его окружали русалки, но, когда он почувствовал землю, он выдохнул крик; как больной кашалот, он зарылся в прибрежную гальку, и теперь он лежит, неподвижен и большеголов. По колено в траве, мы внимаем дыханью холмов. День 2 В этих землях ни птиц, ни зверей;...