Алексей Идочкин

Валеру было страшно. Страшно до дрожи в ногах. Он стоял, прижавшись щекой к твердой, шершавой коре дуба, не обращая внимания на кружащих возле лица комаров, и трясся. В его голове промелькнула мысль, что если его подельники увидят или почувствуют этот страх? Тогда его засмеют, а потом, чего доброго, выгонят взашей из банды. А куда ему теперь дорога? На виселицу? Поворачивать назад поздно. Поворачивать надо было до того, как он дал своё согласие участвовать во всём этом. Валеру за прошедшую неделю уже сто раз успел пожалеть, что тогда повелся и пожал руку Безелю. Эх, если бы неделю назад он отказался!

– Вла-а-ад! – раздался голос.
Его звали! Это его имя произносил женский голос! Знакомый женский голос! Влад вырвался из липких объятий. Тьма, хлопьями растворяясь в белом ничто, нехотя отпускала его. Он попробовал открыть глаза. Яркий свет заставил его резко зажмуриться.

Стас проснулся. Он словно вынырнул из небытия. Секунду назад он не существовал, а сейчас лежал в горизонтальном положении с закрытыми глазами. Стас прекрасно знал это состояние – состояние ужасного похмелья.

Даже через телефонную трубку было слышно, как Макс настойчиво сопит. Я очень хотел отказаться. Можно же сослаться на работу, соврать, что начальник запряг на все выходные или что надо навестить тётку в Туле. В конце концов, просто сказать, что не хочу, ну вот не хочу и всё. Макс умный, хоть и придурок. Он поймёт. Поймёт, но не отстанет. Знает гад, что мне хреново, помочь хочет.

– Господин Лыцарь, господин Лыцарь, а вы волколюда видели? – рядом со стременем, хлопая голыми ногами по лужам, бежал чумазый пацаненок лет десяти от роду. – А то меня батя всё пугает, что придет волколюд да в Лес меня утащит, если я помогать ему не буду. А я думаю, нету их, волколюдов энтих.

Она танцевала, закрыв глаза, в полной тишине посреди площади. Ее движения были плавными и грациозными. Люди, проходившие мимо, ничего не замечали, как будто ее и не было.

Что будет если за нас начнут решать кем мы станем?

Если бы только картины умели видеть! Если бы это было так, то картины увидели бы, что участвуют в выставке. Они бы увидели себя висящими на стенах в роскошных залах с высокими двустворчатыми дверьми из тёмного дуба. Свет в залах был чуть приглушён, тяжелые шторы отсекали солнечный свет, который пытался пробиться через многочисленные окна.