Заходил
Вы правы, что у 'воя толпы' нет человеческого лица. Но я в своём посте скорее пытался описать работающий социальный механизм, а не одобрить его. Это инструмент, который, как любой другой, может быть использован и для восстановления справедливости, и для разрушения. Проблема в том, что у этого инструмента нет предохранителей, в отличие от суда, он не руководствуется презумпцией невиновности.
Давайте посмотрим на это с другой стороны. Потребление искусства - это всегда диалог со зрителем/читателем. И когда мы узнаём о неприятных поступках автора, этот диалог меняется. Мы начинаем иначе читать некоторые строки, иначе смотреть на сцены. Вопрос не в том, чтобы 'наказать тексты', а в том, имеем ли мы право, зная о действиях автора, отказаться от этого диалога? Имеет ли сообщество право пересмотреть место фигуры в своём культурном пантеоне? Это не юридическое наказание, а переоценка наследия.
Согласен, но рано или поздно, когда ты пишешь в одном и том же жанре, возникает желание попробовать что-то кардинально отличающееся. Изучать тонкости и подводные камни нет времени, поэтому зачастую получаются произведения, которые, мягко говоря, шокируют читателя.
Написал комментарий к посту Литературный канселинг: казнь автора или справедливый суд читателя?
Про Геймана и Набокова. С Гейманом - отличный пример. Если гипотетические обвинения подтвердятся в суде, отказ покупать его новые книги станет моральным выбором. С Набоковым - сложнее. Мы не «наказываем» его, но, продвигая «Лолиту» без критического контекста, мы молчаливо одобряем нарратив, который сегодня считается проблемным. Вопрос не в запрете, а в том, как мы с этим наследием работаем.
Про социальное наказание. Вы абсолютно правы, что канселинг часто возникает как реакция на несправедливость системы. Но, на мой взгляд, это плохой суррогат правосудия, потому что он не имеет процессуальных гарантий - нет адвоката, нет презумпции невиновности, нет соразмерности наказания. Он продвигает идею, что публичное мнение важнее процедуры. Это скользкий путь.
Про цензуру. Согласен, что это не цензура в классическом понимании. Но, возможно, нам нужно новое слово для явления, когда медиа создаёт среду, где инакомыслие становится экономически и социально невыгодными. Эффект-то схожий: одни голоса заглушаются, а другие - получают монополию на речь.
Иными словами, моя тревога не в том, что общество имеет право на моральную оценку, а в том, какие инструменты для этой оценки оно выбирает и к каким долгосрочным последствиям это может привести.