И тогда он закричал. Не приказом фюрера, не воплем диктатора – а тонким, пронзительным криком новорожденного младенца, полным страха и возмущения перед этим жестоким, непонятным миром.
Он – то есть, она в нем – сидел за столиком у окна в знаменитом кафе «Централь». Кофе был неплох, почти так же хорош, как довоенный в Москве, но мысли текли медленно и вязко, как дешевый шнапс. Он приехал в Вену с мечтой стать художником, точнее, тело приехало с этой мечтой.