Цикл «Мистика/ужасы»

— Бабушка?! — удивлённо спрашиваю я, открыв дверь. И впрямь — она. Непривычно нарядная, с венком на шее, шаркающей походкой она заходит в квартиру, оставляя за собой вереницу грязных следов.

— Асенька! Я опять заблудилась! С трудом дорогу домой отыскала! Вот ведь! Старая совсем стала! Ничегошеньки уже и не помню, — всплескивает руками она, — даже и не знаю, куда же это я так вырядилась? Не подскажешь мне, внученька?

— Бабушка… Ты же… Ты… — я в ужасе отшатываюсь от нее, вжимаюсь в холодную бетонную стену.

— Что, внученька? — бабушка делает шаг ко мне, улыбается по-детски беспомощно, прям как улыбалась всегда в последние годы, когда не могла припомнить чего-то.

— Бабушка, бабулечка… Ты ж… Ты ж умерла… Месяца не прошло, как мы тебя похоронили…

Конец лета. Заброшенный дом. Группа друзей. Глупое заклинание на пожелтелом от времени листке бумаги. Ритуал — такой же глупый и такой же дурацкий. А после… После один обретет свободу, а другой — на долгие-долгие годы займёт его место…

Позвольте представить Вашему внимаю сборник, посвящённый ведьмам, заговорам и приворотам. Ведьмы здесь — самые обычные девушки, заговоры записаны шариковой ручкой в ничем не примечательную тетрадку, а зелье может легко оказаться у вас на столе, в качестве супа или обычного шота.

— Ванька! Постой! — Степка хватает меня за рукав, останавливает. Глядит как-то испуганно, — ты… ты правда не знаешь?
— Не знаю чего? — я останавливаюсь. Холодею. Неужто? — у Настасьи другой?!
— Нет же! — широко мотает головою Степан. Словно утешая хлопает меня по плечу, — она отравилась грибами. Точнее — вся их семья. Неужто не знаешь?
— Настасья жива? — спрашиваю я наконец. Сердце в груди замирает, пока я ожидаю ответа.
— Лучше бы, — Степан отводит взгляд, сжимает в кулаки ладони, — лучше бы она умерла!

— Валентина!

Этот голос! Сердце пропустило удар. В глазах замерли слезы. Он?! Я так и встала столбом, страшась оглянуться назад.

— Валя, как же долго я тебя ждал…

Теплые, до боли знакомые руки легли мне на плечи, бережно притянули к себя. Меня ласково поцеловали в макушку. По моим щекам покатились слезы — радости, а не раздирающей в клочья тоски как в последние годы.

— Это ты ушел от меня слишком рано, — голос дрогнул от обиды, что я носила в себе долгие годы, — десять лет…