Читаем по ролям #06: подкаст-отзыв на первые главы романа «Два неба» (Анарема Кеан)

Всем привет. Снова читаем по ролям.

Выражаем благодарность сообществу «СССР-2061» за предоставленный нам пульт и музыкальной группе «Коллектив единомышленников», у которых мы украли микрофон. 

Сегодня у нас начало романа «Два неба», автор – Анарема Кеан. Это будни подростка, который осознает свою сексуальную идентичность и, видимо, понимает, что он не такой как все. Я прочитала четыре главы, и у меня такое сложилось впечатление.

Ну, пока что там ничего не ясно, но в целом… Спойлер: нам мне понравилось.

Когда четыре главы и ничего не ясно – это недобрый знак.

Да. В комментариях автор говорит, что в 6, по-моему, главе только все там начинается. И это первая проблема из множества…

По сути их не так много, но это глобальные проблемы.

Фундаментальные.

Да. Невнятная история и корявый язык.

НЕВНЯТНАЯ ИСТОРИЯ

Давайте начнем с невнятной истории, чтобы было предметно. У нас с Чингизом, – и у тебя, как я понимаю, тоже – сразу возникла ассоциация с Сэлинджером.

Да.

Конечно, автор подражает Сэлинджеру и подражает плохо. Я лично все стадии прошел: гнева, отрицания, депрессии, торга, – и сейчас вот на стадии принятия. Ну почему бы и нет, собственно. Есть еще одна книга, тоже подражание Сэлинджеру, которая называется «Чик. Гудбай, Берлин». Я специально прочел и сравнил первые 10 абзацев у «Два неба», рассматриваемой книжки, «Над пропастью во ржи» Сэлинджера и у «Чик. Гудбай, Берлин» Херрндорфа. Первый же абзац, первая сцена: наш герой препирается с сестрой, потом видит машину отца и прячет сигарету. Он сидит в медцентре и там пробегает женщина.

Он выходит из медцентра.

Пробегает женщина, и наш герой понимает, что это любовница отца. Ну ладно. Потом медсестры ее как-то комментируют, и причем женщина рассказана, а не показана. Нам ее описали, что она страшная, такая сякая. Мы полагаемся на суждение героя. Всю дорогу мы полагаемся на суждение героя, кстати. Что происходит в «Над пропастью во ржи» в первых пяти абзацах. Вот смотрите, просто содержательно. Первый абзац у Сэлинджера задает тон, обрисовывает ситуацию, вот это все: «Вы, наверное, хотите узнать, что произошло на Рождество…» и так далее. Герой уходит из школы. Мы понимаем эту проблему, это фундаментальная проблема для подростка. Герой насмехается над школой. Первое обозначение проблемы, что все липа. Потом мы переносимся в воспоминания на футбольный матч. Это всего лишь 3 абзац, а уже мы смену кадра видим. Пассаж про девчонок: мы узнаем героя, что он в принципе не против общения девчонками и у него как бы есть на это взгляд. Выясняем в пятом абзаце, что герой капитан команды фехтовальщиков. Герой подвел команду в поездке, но не переживает об этом. И, в целом, уже вырисовывается человек-то! Он способный, в неплохой школе учится, но школу презирает и отстранено себя ведет, себе на уме, свое мнение обо всем имеет. Что происходит в «Гудбай Берлине». Причем книжка написана гораздо позднее.

То есть это тоже подражание Сэлинджеру.

Да. Но смотрите, что происходит в первом абзаце. Мы обнаруживаем, что герой обмочился и у него в ботинках кровь – экшн пошел. Во втором абзаце мы узнаём, что герой находится в полиции. Его друг, Чик, о ком, собственно, книга, убежал. Полицейских двое сидит. В воспоминаниях появляется красивая девушка, Татьяна. В пятом абзаце он вспоминает про физрука. Там пассаж про то, как физрук взглядывает к девочкам – визг, смех, уже характер физрука ясен. И, смотрите, какая разница: в «Двух небах» происходит банальная достаточно ситуация, она еще плохо написана, но об этом мы позже поговорим. Одно происходит событие: герой видит любовницу отца.

Да, герой узнаёт, что отец изменяет. Но при этом ни в 1, ни во 2, ни в 3 главе этот конфликт не поднимается. Герой общается с отцом, как обычно. Какого-то негативного отношения к отцу не видно. Он гладит ему рубашки, и ничего не происходит. Знает он что отца любовница или еще нет? Зачем был пролог, если это никак не меняет расстановку сил в семье?

Следующий абзац. У нас «В двух небах» появляется сестренка, потом (уже следующая глава, герой едет в трамвае) кондуктор, виды города. Ничего не происходит. Ничего.

То есть, можно было начать эту главу непосредственно со встречи с подругой.

Да. У Сэлинджера во втором абзаце появляется персонаж, старик Спенсер.

Это учитель.

Да. Герой идет к нему попрощаться, вспоминает, что хочет попрощаться со Спенсером. И, заметьте, Сэлинджер, не пишет «это был славный старик, я его любил, он был прикольный». Ничего этого нет, но мы из того, что герой идет прощаться с ним, презирая всю школу, мы ясно понимаем, что это за человек. Вся система координат четче вырисовывается.

И, опять же, образ героя становится отчётливее.

У Херрндорфа смешные реплики полицейского, циничные, как в таких случаях бывает, и забавный пассаж-размышление подростка об адвокате. Вполне здравое замечание на тему того, что он будет выглядеть глупо, требуя адвоката, как в фильмах, потому что он не знает, что произошло и что ему грозит. Весь ужас ситуации – что они натворили – пока что обрисовывается намеками, автор прямо нагнетает. Если у Сэлинджера мы углубляемся в отношения и рефлексию героя, то в «Гудбай Берлине» мы смотрим на это дело снаружи: они что-то там натворили. Уже интересно. И вот при наличии этих двух книг писать такие слабые абзацы, как в «Два неба» –  это на грани разгильдяйства, как минимум. Ну и давайте последний кусок рассмотрим. Появление персонажа. Видимо, книга и о ней тоже. Кличка Теорема, зовут Света. Объясняется кличка зачем? 

Непонятно.

Кому интересно, почему её кличка. Оставь ты так, брось, не нужно на это тратить целый абзац. Описание её личности и в чем она ходит – хэндмейд, не хэндмейд – это этнография, антропологическое исследование. Дикари там ходят, носят такие бусы. Это описание, не больше.

Сейчас, когда ты читаешь слово «неформал», образ сам по себе в голове возникает.

Можно было сэкономить абзац опять же. Можно отрезать всё по самое появление этой героини. Собственно действие – вообще то, что автору действительно интересно, судя по качеству текста, –  начинается только здесь. Тем временем у Сэлинджера перерыв, герой говорит, что в школе ворье, вспоминает, как гонял мяч, курит. В «Гудбай Берлине» выясняется, что герою светит уголовная ответственность, и здесь мы узнаем, что герою 14 лет. Не написано «мне было четырнадцать лет, когда это все произошло», а герою сообщают: «Уголовная ответственность наступает с 14 лет, и она тебе сейчас светит». Я к тому, что в «Два неба» много совершенно ненужных эпизодов, которые не двигают историю, не обрисовывают героя, просто являются каким-то протоколом. Мы ведем болванчика по декорациям: «Вот он стоит в том-то месте смотрит туда-то. Потом он стоит там-то и происходит то-то». И вот так автор нас и проводит. Так себе ощущение, потому что герой никак себя не проявляет. И проблема не только с содержанием, как я понимаю. То есть мы говорим ещё и о словах. 

ПРОБЛЕМЫ С ТЕКСТОМ: ПУСТОСЛОВИЕ

Да. Текст написан очень плохо. Речевая избыточность/ речевая недостаточность – это общий симптом. Практически во всех произведениях, которые мы читали, эта проблема встречалась. То есть либо это пропуск слов, необходимых для выражения мысли, либо употребление лишних слов, многословие, которое опять же усложняет восприятие мысли, засоряет речь. Конкретно у автора, у Анаремы Кеан, это чаще всего пустословие. Как я говорила, в описании девочки-неформалки много слов, но они не дают никакой новой информации, это просто какое-то навязчивое объяснение всем известных истин. Еще пример пустословия – рассуждения главного героя о том, чем отличается жизнь в деревне от жизни в городе. Тоже ничего нового, банальные мысли.

Туда же, то бишь в корзину, я бы отправил эпизод с трамваем.

Да. Герой там о чем-то думает, что-то делает, но зачем? Это вообще никак не стреляет в дальнейшем тексте.

Плюс, как Чингиз отметил, там есть проблемы с логикой согласования предложений.

Яркий пример речевой недостаточности – это отрывок, который мы будем читать в конце подкаста. Там непонятно, что хочет сказать главный герой. Там его внутренняя речь, и там явно не достает слов, чтобы мы поняли идею, которую он пытается до нас донести. Вторая огромнейшая проблема текста – неправильный выбор слова.

НЕПРАВИЛЬНЫЙ ВЫБОР СЛОВ

Это конгениально.

Если говорить по-русски, автор просто не понимает значения слов. Я составила список этих слов, которые автор путает.

Я бы даже сказал автор не артикулирует значения слов.

Да. Это слова «кабы» и «как бы», автор думает, что это одно и то же. Забор и плетень. Визуальный и внешний. Вороной и цвета воронова крыла.

Одно – масть, другое – цвет.

Да. Или вороной и вороненый.

Вороненый – это про железо.

«Перманентно» и «постепенно» автор путает. Там предложение «перманентно закипая, я что-то спросил».

Перманентно читая эту книгу, мы постепенно закипали.

«Жизнь в седле» и «оседлый образ жизни» автор путает. Там есть фраза «было жаль комфортной жизни в седле». Само по себе это оксюморон.

В седле так себе жизнь.

Да. Она некомфортна, как правило. И если автор употребляет эти два слова рядом «комфортно» и «жизнь в седле», тут же понимаешь, что человек просто имел в виду оседлый образ жизни. А это совсем не то же, что жизнь в седле. Также автор путает упоение и опьянение. Еще похоже, что автор не понимает слова «дебелые…

Да. Дебелые личности из окна диспансера – это как-то…

Может быть, она имела в виду, что из окна диспансера выглядывают толстые личности…

Да, но там просто так написано, – перед этим и после – что начинаешь в каждом абзаце подозревать ошибку.

Да. Неправильно автор понимает слово «изыскания». Создаётся впечатление, будто автор думает, что это слово «изыски». Слово «веяния» употреблено как «посторонние мысли». У нее есть даже два оксюморона.

Ну-ка.

Высокий бас беспокойного родителя.

Высокий бас – это ничего так.

Оксюморон – это сочетание несочетаемого. Родитель либо говорил басом, либо высоким голосом. Высокий голос – это тонкий голос.

Может быть, автор громкий имела в виду.

А зачем писать «высокий», если она имела в виду «громкий»? Следующее – это смысловой больше оксюморон. «Бесцеремонный бас родителя аккуратно вывел меня из задумчивости». Он бесцеремонный был, или он аккуратно вывел? Это два разных понятия. И еще одна, третья, большая проблема со стилистикой – это неоправданное употребление слов с различной стилистической окраской. Попросту говоря, стилевая мешанина. 

СМЕШЕНИЕ СТИЛЕЙ

То бишь?

Рассказ ведётся от лица подростка-одиннадцатиклассника. И вот он сначала начинает говорить как шпана: «Че базаришь, заткнись».

С сестрой.

Да. Потом переходит на канцелярит. Там встречаются такие фразы, как «советуя к прослушиванию», «некоторое время назад», «учебное заведение». Потом он вдруг как-то по-молодецки запевает: «Подкралась, да по щербатому асфальту». Эх яблочко, да по тарелочке.

Да.

Потом переходит на бабушкин слог: «пеняет», «доселе», «будучи отъявленным охотником до юбок» – это всё слова одиннадцатиклассника. Всё свалено в одну кучу: и молодежный сленг, и канцелярит, и устаревшие слова, чуть ли не старославянские, и высокий стиль, и народно-разговорный стиль…

Может быть, это новый стиль? Все-таки…

Это не стиль, потому что это сделано очень неумело. К сожалению. Это не что иное, как глухота к языку. «Камо грядеши» в конце третьей главы меня просто добило.

Да. Это уже библейская совершенно история.

Оно не только стилистически неуместно, но и по смыслу. Он что, Христом себя считает, этот мальчик?

Вдруг это история пришествия, которого мы не заметили? Вдруг это вообще великий религиозный роман, и смешение стилей – оно как раз об этом?

ИТОГ

Может быть. Но мне так не показалось. Мне показалось, что автору надо учиться. Учиться выражать мысли, расширять словарный запас, расширять кругозор. Спасает все это одна единственная фраза, и ее нашел Чингиз, надо сказать. «Закат постепенно шел на убыль, отражаясь в рельсах». Это красиво, сразу образ возникает. И здесь нет вот этого выпендрежа с канцеляритом. Просто закат, просто шел на убыль, отражался в рельсах. Вот к этому надо автору стремиться.

Какая-то история за этим есть? Какая-то проблема?

Есть эмоция. Чувствуется, что автора что-то беспокоит. Очень глубокие сильные чувства она испытывает к этому миру и хочет ими с нами поделиться, но ей не хватает средств.

Впору открывать курс системной графомании. Специально для таких людей, которые не могут не писать. Или клуб анонимных графоманов.