Асимметрия информации как преграда для писателя

Я склонен считать, что всё нижеследующее написано зря; с другой стороны, если оно заставит хотя бы один процент прочитавших статью задуматься над тем, что они пишут, это уже будет отличным результатом. С третьей – я это пишу в том числе для себя, чтобы сформулировать давно бродящие в голове мысли и наблюдения.

Краткое содержание поста для тех, кому достаточно моих слов: читатель, скорее всего, поймёт вас совсем не так, как вы задумывали, и взглянуть на текст со стороны очень трудно. Обратная связь хотя бы с парой-тройкой людей крайне желательна, также очень желательно дать тексту «отлежаться» примерно на месяц. Для успеха анализа текст должен стать чужим.

Теперь длинно и занудно. Асимметричность информации – это ситуация, когда одна из сторон обладает полным объёмом данных, а другая – нет. В случае с писательством так оно и есть: автор держит в уме всю картину своей книги, то есть текст, мысли, визуальные образы, идеи и так далее. Читатель же из всего этого имеет только текст и, может быть, пару нарисованных художников иллюстраций, а всё остальное додумывает сам. Совершенно очевидно, что додуманная им информация будет отличаться от той, которую закладывал автор.

Проклятие знания подразумевает следующее: автору сделать предположения о том, что же может додумать читатель, очень трудно. В первую очередь потому, что при работе над книгой ему трудно отделить текст от всего того, что вертится в голове. Ему кажется (как мне, например, на последнем Пролёте фантазии), что вот эта фраза красиво вставлена в фундамент произведения и хорошо заметна, и читатель по ней одной поймёт заложенную идею, восхитится и скажет: «вау, круто!». Естественно, это ложное ощущение. Фразу-то читатель заметит, только для него этот кирпич в стене никак не отличается по цвету от остальных. Какого же чёрта он должен обратить на неё внимание?

Тезис первый: выражающие идею или иной глубокий смысл элементы должны быть заметны и заложены в экстремумах сюжетной линии, то есть пиковых точках, где их заметят и задумаются.

Например, Чёрный Властелин, поверженный попаданцем Васисуалием Пупкиным, перед смертью говорит не просто «Ах ты мудак!», а «Я делал это, чтобы установить мир на земле, а ты всё разрушил. Ах ты мудак!». Естественно, одной фразы мало – просто она является сигналом, позволяющим читателю собрать воедино все части головоломки, сценки, показывающие Властелина с хорошей стороны, и воскликнуть: «ух ты, а ведь он прав! А Пупкин и вправду мудак!». И поскольку она вписана как последние слова Властелина, на неё обратят внимание.

Как показывает практика, скрытые смыслы так и останутся скрытыми, в лучшем случае для 95% читателей, в худшем – для 100%, как и случилось со мной. Из-за не вылезшей на белый свет идеи оказался слитым финал упомянутого мною рассказа; с другой стороны, это побудило меня его переделать и новая версия показалась даже лучше старой.

Совершенно нормально, что при работе над текстом писатель держит в голове целый комплекс информации, которую в итоге переводит в текстовую форму – это естественный рабочий процесс. Однако в результате текст он воспринимает как уже прочитанный, грубо говоря, ему известны все спойлеры, что вносит диссонанс в оценку фабулы.

Например, автор чётко знает, что Пупкин в середине повествования переспит с королевой Ало’ролэн’канэей. Вот в этой сцене Ало’ролэн’канэя самолично врачует раненого Пупкина, потому что она – самый сильный маг-целитель в стране. Для автора это ясно сигнализирует о зарождающейся симпатии – как же, королева сама руки пачкает о какого-то бомжа, это неспроста! Читатель же этого не видит, для него Ало’ролэн’канэя врачует Пупкина, потому что тот Избранный и без него королеву заберёт в свой гарем Чёрный Властелин, то есть королева преследует чисто меркантильные цели. Причём читатель может тупо упустить тот факт, что Ало’ролэн’канэя ещё не знает об избранности Пупкина, потому что о нём нигде не сообщалось и знает о нём в данной конкретной точке повествования только автор. И когда через пару страниц начинается двадцатистраничная эротическая сцена между этими двумя, читатель спрашивает – чё за хрень? Опять Марти Сью, задолбали! Опять попаданцы, к ногам которых королевы беспричинно падают!

А причина-то была, просто автор её не сумел донести.

Тезис второй: тексту нужно дать отлежаться. Желательно не меньше месяца.

Причины очевидны: за месяц работы над другой эпопеей про злобного тёмного эльфа Таыщ’ын’кахр’бун’юка вы успеете забыть, что именно вы вкладывали в ту или иную фразу книги о Пупкине (если вкладывали вообще, разумеется, иначе можно не париться над такими вещами), и начнёте воспринимать текст хотя бы частично глазами читателя. Конечно, ассоциативная память и спойлеры никуда не денутся, и полностью влезть в чужую шкуру не выйдет, но будет легче. Часто таким образом вскрываются незаметные ранее логические ляпы, отсутствующие объяснения и так далее.

Не менее серьёзное влияние на восприятие вашей эпопеи о Пупкине окажет такое явление, как ошибка хайндсайта, она же – ретроспективное искажение. В общем и целом оно заключается в том, что уже произошедшие события воспринимаются как очевидные и предсказуемые, хотя на самом деле никаких предпосылок к этому нет. Это особенно больно бьёт по авторам детективов: когда личность убийцы наконец раскрывается, читатель вполне может сказать: «ы, я так и знал! Фу, предсказуемо!», даже если убийцей оказался дурачок Дуффи, всю книгу казавшийся абсолютным дебилом, неспособным самостоятельно в туалет сходить. Факторы, вызывающие у читателя такое ощущение, я пока выделить затрудняюсь.

Есть несколько вариаций этого когнитивного искажения, но нас интересует одна из них, а именно искажение памяти. Это когда после получения ответа меняется память относительно ситуации ДО получения информации – собственно, этот фактор лежит в основе неприятия спойлеров. Спойлеры изменяют восприятие текста. Зная, что Ало’ролэн’канэя пригласит в свой скромный будуар раненого Избранного, вы будете искренне удивляться, как это читатели не догадались, что она ему симпатизирует.

Тезис третий: если вам указывают на какой-то кривой момент, а читатели-фанаты начинают этот момент защищать с формулировкой «и так сойдёт», далеко не факт, что они правы.

Их восприятие уже исказилось, они уже прочитали книгу и полюбили её. Поэтому любые изменения для них будут книгу ухудшать, в полном соответствии с принципом регрессивного консерватизма. Любые изменения плохи просто потому, что они меняют текст. Делают его другим, не таким, который уже понравился. Поэтому фанаты могут защищать даже Жестокую Голактеку, если та ухитрилась им каким-то чудом понравиться. На фоне этого автору приходится трудновато.

Регрессивный консерватизм – вообще опасная штука, пример с фанатами – самый безобидный. Именно этому когнитивному искажению мы обязаны истерией вокруг ГМО, например. Критики ГМО, как правило, ни в зуб ногой в биологии, в химии, в биохимии и так далее, а критикуют это дело просто потому, что это новое и непонятное. Но это так, просто заметка.

Что в результате? На самом деле даже понимая всё вышеописанное, очень трудно сразу писать книгу так, чтобы вас поняли правильно. Я сейчас экспериментирую в этом направлении, но что выйдет – не знаю. Несколько основных принципов – дать тексту отлежаться, дать почитать парочке знакомых, которые не выдадут вам мнение «пиши ещё», а чётко скажут, что нравится, а что нет – ну, это тезисы капитана Очевидность. С другой стороны, а нет ли и тут влияния ретроспективного искажения? Я-то для себя это сформулировал, вполне возможно, что мне это только кажется очевидным. Понимаете теперь, да?

На этом всё.