Как меня уволили

Продолжаю писать заметки о том как я люблю свою работу.

Первое шоу, в которое меня пригласили после карантина, называлось Family Law. То самое, в котором я работала, до того, как все съемки схлопнулись, и мир самоизолировался. Граница с США все еще была закрыта, но Family Law – канадское шоу, и они первыми начали работу в новых условиях надоевшей всем пандемии.

Я так устала сидеть дома и следить за дистанционным обучением детей, что на работу летела как на праздник. Чтобы добраться до студии, я садилась в свой любимый двухэтажный автобус-экспресс, и иногда оказывалась единственным пассажиром.

Заходить на территорию студии разрешалось только в маске. Всем обязательно измеряли температуру бесконтактным градусником, который показывал иногда 34 градуса. Мы шутили по этому поводу: больным нельзя ходить на работу, а мертвецам – так, пожалуйста.

Я шла в дальний конец студии, где для статистов выделили закуток. Там можно было открывать личико. Холдинг считался нашим “пузырем” – bubble. Первое время кто-нибудь постоянно забывал надеть маску, отправляясь за чаем или на съемочную площадку, и тут же возвращался, смущенно закрывая ладонями нижнюю часть лица.

По сценарию, у меня была должность администратора в небольшой юридической фирме Svensson and Associates, другие статисты работали адвокатами или помощниками. В семейной фирме трудились: хозяин Виктор Гарбер, сыгравший роль судостроителя Томаса Эндрюса в “Титанике”, его сын – Зак Смаду, две дочери от разных браков – Джуэл Стэйт и Дженелл Уильямс, пара их секретарей и шесть статистов. Конечно, действие сериала происходило и в других локациях, но нас звали только в офис.

Три недели мы ходили на работу, как настоящие юристы. Переодевались по нескольку раз за день – наши костюмы обсуждались и готовились заранее. Мы передавали друг другу файлы, звонили по телефону, сплетничали, деловито сновали по коридорам и глубокомысленно пялились в компьютеры. Не бог весть, какое веселье, но меня все устраивало.

Мы научились прятать маски в файлы, ящики, карманы и даже – за пазуху. Артисты позволяли себе покапризничать и иногда не надевали маску! На секретаршу Бобби, которая больше всех сопротивлялась “дурацким правилам” навесили пластиковый щит. Съемочная группа постоянно работала в масках, и я поражалась зычному голосу помощника режиссера, отдающему команды с потрясающей дикцией.

Однажды в нашу фирму явился разочарованный клиент. Он орал на актера Зака Смаду и обвинял в том, что от него ушла жена. Ругались они перед моей стойкой, на которой стояла стеклянная ваза с цветными конфетами "Skittles". Возмущенный мужчина хватал горсть конфет и швырял их в Зака, а тот, закрывая лицо, вскрикивал: “Мой глаз! Мой глаз!” Я ничем не могла помочь.

Конфетки собирали после каждого дубля и выбрасывали, а в вазу насыпали новые. Реквизитор заверил, что этого добра на весь день хватит.

"Family Law", семейную драму с элементами комедии, снимали по сценарию Сьюзин Нилсен, книги которой мне очень нравятся, поэтому я хочу посмотреть сериал, когда он выйдет в прокат.

Как-то вечером мне предложили репетировать необычную сцену: я раздраженно разговаривала по телефону, когда секретарша Бобби водрузила новую гору файлов на моем столе. Тогда я бросила трубку, швырнула эти файлы на стол Бобби и, схватив кейс, выбежала из офиса. Вся съемочная группа захлопала в ладоши, а помощник режиссера похвалил мою игру. Почувствовав тревогу, я спросила: 

– Почему я веду себя так грубо?

– Потому что в какой-то момент ты уволишься, – охотно ответил режиссер. – Поворот сюжета.

К хорошему привыкаешь быстро, я надеялась работать в фирме у Свенсонов хотя бы до конца сезона. Статистов не должны задействовать в сюжетных поворотах!

Еще пару недель съемки шли своим чередом, и я почти расслабилась, решив, что увольнение все-таки отменили. Но настал день, когда меня, одну из всей группы, вызвали на blocking – репетицию, где выбирают ракурсы, самое выгодное положение актеров, время, когда они заходят и выходят, и прочее.

На моем столе стояла картонная коробка с личными вещами. Сердце ухнуло вниз. На этот раз нужно было закинуть в коробку еще пару предметов, схватить ее и выйти из офиса, всем своим видом показывая, как опостылела мне их фирма, где меня завалили работой. 

– Но, на самом деле, мне очень жаль уходить! – не выдержала я. 

– А мне-то как жаль! – развел руками помощник режиссера.

Это был мой последний съемочный день в шоу.

Опытные коллеги посоветовали сразу звонить агенту и писать в профсоюз. “Тебе за это должны дать кредит! Они постоянно используют новичков, которые не знают о своих правах. Если бы они обратились ко мне, то предложили бы контракт!” – наставлял меня бывалый актер Фиггинс. Все статисты были уверены, что мои действия в той сцене тянули на актерский статус, и меня непременно нужно было повысить. Кредит – штука полезная; один у меня уже есть, и если удастся заработать еще два, я стану профессиональным актером и буду зарабатывать больше на тех же съемках. 

Я позвонила агенту и написала в профсоюз. После дотошного разбирательства и просмотра сцены профсоюз все же решил, что у меня нет достаточных оснований, чтобы требовать кредит. Ну что ж, повезет в следующий раз.

Мы встретились с тем самым помощником режиссера на съемках другого сериала. На мне был фартук, я стояла за стойкой и торговала колбасой. А все потому, что они меня уволили!