Слово Мастеру: Умберто Эко (5 января 1932 — 19 февраля 2016)
Автор: Анастасия Ладанаускене
Выдающийся итальянский писатель, учёный, философ, специалист по семиотике и средневековой эстетике.
Цитаты
Я считаю себя скорее философом. Просто в один прекрасный день в возрасте пятидесяти лет я начал писать беллетристику. Только и всего. Я никогда не езжу на писательские конференции, зато езжу на философские и семиологические симпозиумы.
У любого, у каждого университетского профессора без исключения в письменном столе лежит рукопись романа. Профессора делятся приблизительно на две равные группы: на тех, кто опубликовал роман, и на тех, кто боится или стесняется это сделать. В свою очередь, из профессоров, опубликовавших свои художественные произведения, 95% терпят полное фиаско, а 5% наслаждаются относительным успехом. Общая ситуация никаким образом от этого не меняется. Университетские профессора, даже если это профессора математики или химии, продолжают с невероятным упорством писать романы «в стол». Может быть, я немножко преувеличиваю, но знали бы вы, как часто коллеги в дружеской беседе признаются мне, что пишут роман или цикл рассказов!
До 50 лет я был теоретиком. Затем я стал романистом. Почему произошёл этот разрыв? Потому что я был слишком доволен тем, что у меня было! Я получил кафедру в университете, мои книги по семиотике перевели на десяток языков... Мне хотелось попробовать что-то другое. В порядке провокации я иногда рассказываю об этом так: «Обычно в 50 лет мужчина бросает семью и уезжает на Карибы с танцовщицей. Я счёл это решение слишком сложным, и танцовщица стоила слишком дорого. Я выбрал простое решение: написал роман».
Кадр из фильма «Имя розы» (1986)
В «Имя розы» я включил то, что касалось моей души и о чём я никогда не говорил. Я рассказал о вещах, которые меня тронули, приписывая их моим персонажам. Разумеется, когда мы начинаем рассказывать историю, мы пользуемся своей собственной памятью, своими страстями. Это уже не теория.
Я никогда не утрачивал связи со своим детством. Но по-настоящему вернулся к нему в 48 лет, когда учился рассказывать истории. В 12 лет я писал сказки и сочинял рассказы. Затем, будучи слишком самокритичным, решил, что эта работа не для меня. В то время я смотрел на жизнь в духе Платона и считал поэтов и романистов людьми странными, второго сорта. Но это пристрастие на самом деле никогда меня не покидало. И я заметил, когда начал мой первый роман, что все мои эссе построены по нарративному принципу: я всегда рассказываю о моих изысканиях, прежде чем прийти к выводам.
О семиотике
Первая глава моей теории семиотики гласит: «Мы опознаем знак как нечто, позволяющее нам лгать».
Таким образом, семиотика — это теория лжи. Если бы это была теория истины, она бы не заинтересовала меня до такой степени. Ложные теории намного более захватывающие, чем истинные, такие как дарвинизм, который меня вовсе не привлекает.
«Трактат по общей семиотике» (1975)
Как из ложной теории может родиться правда? Вот вопрос, который продолжает меня интересовать, так же как и наша уникальная способность ко лжи. В моей коллекции книг нет трудов Галилея, потому что он сказал правду. Зато я включил в неё Птолемея, потому что в своих астрологических теориях он ошибся.
Прославлять настоящее — это всем доступно. Нет никакой необходимости в том, чтобы подчеркивать положительные аспекты прогресса, например писать, что сегодня благодаря лекарствам и профилактической медицине средняя продолжительность жизни растёт. Измерять имеющиеся достижения прогресса — это интересное упражнение. Но это не моя цель. Я стараюсь коснуться слабых мест, которые мы сначала не замечаем, и назвать их.
Об эпохе Интернета
Огромный объём информации, не рассматриваемой критически, может привести к безумию. На мой взгляд, это главная опасность Интернета. Есть, наверное, некий критический объём информации, перебрав который человек уже не может отличить правду от лжи.
Мы живём в эпоху, когда репутация уступила место известности. Другими словами, все хотят быть на виду и известными — любой ценой, даже по весьма малодостойным поводам. Вот почему в поезде ваш сосед без стеснения во весь голос распахивает душу в свой мобильник.
Поскольку вымышленная среда куда уютнее естественной, мы пытаемся читать жизнь так, будто она тоже является художественным произведением.
О книгах, вдохновении и читателях
Детективная литература привлекает меня тем, что задаётся центральным вопросом философии — кто всё это сделал?
Каждый раз, когда я начинаю писать книгу, я чувствую себя приговорённым к двухлетнему сроку, потому что книга сродни ребёнку. Сначала ты должен дать ей жизнь, потом заботиться о ней, и только затем она начинает ходить и, наконец, говорить.
Когда у тебя рождается замысел романа, ты расслабляешься и позволяешь тексту вести тебя за собой. Роман сам выбирает свой жанр и сам говорит тебе — работа подходит к концу. Я думал, что «Пражское кладбище» появится где-то в 2012 году, но книга сказала мне: «Баста!» Я никогда не выбираю жанр изначально. Обычно отталкиваюсь от визуального образа. В основе «Имени розы» было изображение отравленного монаха перед раскрытой книгой, для «Маятника Фуко» это был я сам — ребёнок, играющий на трубе посреди кладбища. Идея «Баудолино» родилась из звукового образа — фонетического представления о только что родившемся вульгарном средневековом итальянском языке, на котором разговаривали простые люди.
Какого бы персонажа ты ни выдумал, так или иначе он будет выращен из твоего опыта и твоей памяти.
Практически все мои книги о людях, схожих со мной. Я пишу о книгах, библиотеках, интеллектуальной сфере. Так люди, плававшие по океану, обычно рассказывают об океане. Но я бы не хотел, чтобы читатели считали высказывания и взгляды моих героев моими собственными высказываниями и мироощущениями. Я могу ненавидеть своих героев. В романах я пытаюсь придерживаться исторической правды. Работая над моим последним романом, я долго изучал рецепты парижских ресторанов XIX века, потому что не хотел быть неправдивым. Это наследство, доставшееся мне от моей «учёности». Я хочу всегда быть точным, даже если это может вызвать у кого-то истерику. Если я пишу, что поезд сделал остановку на несколько минут, а человек выбежал купить газету, то я обязан проверить, действительно ли он успеет это сделать. Без этого не могу продолжать историю. Это своего рода «научный» подход — контроль за правдивостью того, о чём я говорю.
Вдохновение — это непристойное словечко, которым пользуются хитрые писатели, пытаясь добавить себе художественной значимости. Старая поговорка гласит: гений на десять процентов состоит из вдохновения и на девяносто — из потения.
Хорошая книга всегда умнее своего автора. Зачастую она рассказывает о вещах, о которых автор даже не догадывался.
Авторы часто не ведают, что говорят, и, лишь получив ответную реакцию читателей на свои слова, постигают их смысл.
Текст — это ленивый механизм, который требует, чтобы читатель выполнил часть работы за него. Иными словами, текст есть приспособление, созданное, чтобы спровоцировать как можно большее количество толкований.
Единственное, что писатели пишут для себя, — это списки покупок; с ними сверяются в магазине, а позже выбрасывают за ненадобностью.
Я абсолютно уверен в том, что любая прочитанная книга заставляет тебя прочитать следующую.
Всё это мифы, распространяемые издателями, — будто люди хотят читать лёгкую литературу. Люди очень быстро устают от простых вещей.
Чтение — это не прогулка за городом, во время которой случайно, то там, то сям, собирались лютики-цветочки поэзии, выросшей из навоза разложившейся структуры. Чтение — это подход к тексту как к единому живому и многоуровневому организму.
Предназначение литературы не только в том, чтобы развлекать и помогать расслабиться. Она также должна воодушевлять и провоцировать на повторное или даже многократное прочтение одного и того же текста, чтобы лучше понять его.
О творческом процессе
Нет никаких правил и нет никакого правильного режима, если ты хочешь написать книгу.
Иногда я переписываю одну страницу по дюжине раз, а если и это не помогает — читаю написанное вслух, пытаясь таким образом понять, что не так.
Написать книгу не всегда означает наносить слова на бумагу. Ты можешь написать в уме целую главу, пока завтракаешь или гуляешь.
Почаще делайте абзацы. Делайте их, когда меняется тема, когда требует ритм, и вообще чем чаще, тем лучше.
Пишите всё, что вам приходит в голову, но только в черновике. Потом вы обнаружите, что увлеклись и сбились с основной дороги. В следующей редакции вы вырежете всё, что было отступлением.
Настоящий герой — всегда герой по ошибке. На самом деле он мечтает быть честным трусом, как и все вокруг.
О писателях
Их влияние на настоящее равно нулю. <…> Но вот в том, что касается прошлого и будущего, — тут писатели действительно могут принести пользу. Они очень сильно влияют на то, как люди представляют себе прошлое и будущее. Хотя идея Платона о том, что интеллектуалы, управляя миром, сделают его лучше, — бессмысленная мечта.
Мы живём ради книг. Сладчайший из уделов в нашем беспорядочном, выродившемся мире.
Об основной идее
Мне очень нравится фраза моего друга и коллеги: «В момент смерти всё станет ясно». Я жду этого момента с некоторым нетерпением, чтобы наконец понять, какой была основная идея моей жизни.
***
***