Рассказ девочки об убийстве родителей

Все, никаких больше пока эпилогов и порно, пока меня читатели не придушили и не взялись сами переписывать все по-своему, идем строго по сюжету. И тут очень непростая задача. Рассказ одинадцатилетней девочки. Это задает стиль, язык, эмоции. А рассказ страшный.

Вот пока такой получается. Если что-то сильно тронет душу или, напротив, бросится фальшью в глаза, буду благодарна за комментарии.

....

Той ночью меня разбудил отец. Разбудил не ласково. У него было испуганное лицо. Он поднял меня и поставил на ноги ещё спящую, как куклу, чтобы я проснулась как можно быстрее. Оказалось, к острову направляется корабль, и нужно спешить. Время от времени к маяку приставали шлюпки, и всякий раз я пряталась в старом гроте, так что я знала, что делать и как себя вести. Моя одежда на такой случай всегда хранилась в одном мешке. Мама свернула и спрятала мою постель, чтобы никто не мог догадаться, что в доме живет ребенок. А папа проводил меня в грот и велел, что бы ни случилось, сидеть тише летучей мыши, сидеть до тех пор, пока гости не уедут, а их корабль не скроется за горизонтом.  

Ночь была светлая, море мирным, чистое небо сверкало так, как сверкает только в октябре. Лунная река на нем и впрямь была сплошною рекою из звезд. Из своего укрытия, надежно спрятанного от посторонних глаз, я видела все: и маяк, и крыльцо, и двор, и корабль серных ведьм, покачивающийся вдалеке. 

К нам направлялась шлюпка, и, когда она причалила, на берег сошли семеро. Отец встретил гостей с сигнальным фонарем в руках. Он верил, что никто не опознает в нем эфера. Ведь ведьмы бреют всех своих пленных налысо, а папа давно оброс бородой и отпустил светлые волосы до плеч. К тому же на папе была длинная штормовая куртка.

Гости оказались людьми, наемниками в военной форме с мечами и короткими клинками на поясах. Один из них что-то сказал отцу, указывая на маяк. Отец кивнул и повел людей в дом. Я замерзла и надела на себя все свитера, которые были в мешке с моими вещами. 

Через полчаса военные вышли на крыльцо, я надеялась, что они отправятся прочь, и я смогу вернуться в теплый дом досматривать сны. Но один из них задержался, оглядывая остров. Он указал на курятник, потом на лодку и на веревку для просушки сетей, а затем потребовал у отца фонарь и пошел обходить двор. 

Он шел медленно, словно крался, тень от фонаря шарила по земле и камням, как охотничья собака. Сначала он осмотрел лодку, потом заглянул в выгребную яму, открыл курятник, переполошил светом спящих кур. Его черные сапоги задержались в нескольких шагах от моего убежища. Сердце у меня билось прямо в горле и казалось вот-вот выпрыгнет. Когда военный повернулся спиной ко мне, я подумала, что все обошлось, но тут он наклонился и выпрямился. В свете яркого фонаря я увидела у него в руках свое зелёное перо. 

Должно быть я уронила его, когда бежала в грот и по пути натягивала свитер.  

Все, что произошло потом, мне уже совсем трудно рассказывать. Мое перо разрушило нашу жизнь. Понимаешь, Чогер?

(Чегер только кивнул, не в силах прервать рассказ девочки на самом важном моменте.)  

Едва военный понял, какое это перо, он быстрым шагом направился к ничего не понимающему отцу, жестом приказав своим людям схватить его. К отцу сразу бросились двое, повалили его на каменную дорожку перед входом в наш дом и прижали его руки. Тот, кто нашел перо, грубо задрал папину куртку и рубаху. Всем стали видны рубцы от крыльев на его спине. 

Военный стал орать страшным голосом. Тогда из дома выбежала мама. Ей было положено оставаться внутри, не показывая беспокойства. Но военные кричали очень грубо и громко. Маму сразу схватили, двое стали рвать на ней одежду. В этот момент отец умудрился выкрутиться. Не знаю, как ему это удалось. Может, он смог укусить того, кто его держал, я не заметила. Увидела только, как он влетел на крыльцо и исчез внутри маяка. Те двое, которые его держали, бросились догонять. Остальные раздели маму и повернули спиной к главному,  чтобы тот убедился, что женщина человеческая…

(Чогер увидел, как дрожат руки девочки, и как она очень сильно сцепила пальцы в замок, тщетно стараясь унять волнение.)

Наш маяк очень высокий. Внизу - просторная комната с высоким потолком. В ней располагается выход на винтовую лестницу. Бежать по ней долго и надо знать, где не споткнуться, а где не задеть стены, чтобы не поцарапать бок торчащим крюком.

Пока отец поднимался наверх, я ещё не догадалась, что он задумал.

Я смотрела, как четверо военных издевались над матерью, хватали ее за грудь, хлестали по лицу и все время повторяли незнакомое грязное слово. От этого зрелища меня затошнило и вырвало. Только я утерла рукавом рот, как увидела отца. Он выскочил на вышку маяка, быстро перелез через перила и, не задержавшись ни на секунду, прыгнул. Куртка его была распахнута, и, пока он летел, полы ее, совсем слегка, но все же напоминали крылья... 

Он упал на камни так, словно кто-то хлопнул в ладоши.

Мама закричала, истошно, резко. Так кричат раненые птицы. А потом она ударила по лицу держащего ее человека. Тот выхватил клинок и, схватив маму кулаком за волосы, одним взмахом перерезал ей горло. Легко, будто мешок с мукой, да только мука, хлынувшая на мамину голую грудь была красная, как вино.

(Польгу трясло. Чогер осторожно положил руку ей на плечо, хотя сам он в тот момент готов был рубануть топором по дереву, только бы выпустить гнев.)

Тело отца они забрали с собой. Мама осталась лежать на земле перед крыльцом. Двое рыскали по острову до утра, но меня они не нашли. Я сидела в гроте так тихо, как будто тоже стала мертва. Ублюдки уплыли, а я все сидела. Я не могла заставить себя выйти. Я спряталась в самую глубину грота, чтобы не видеть маму. Я зажмурилась, то впадая в забытье, то пробуждаясь. Плакать я не могла, мне казалось, что во мне сгорела душа и я больше ничего не чувствую. Я была такая же, как убитая молнией чайка на берегу. Она только что умерла, и пока еще выглядит как живая, но на самом деле уже мертва. Вот тогда я и решила избавиться от крыльев при любой возможности, чтобы из-за них больше никто не умер.

К вечеру следующего дня прилетела маленькая птичка. Такая простая морская птичка, имени которой я не знаю, но не раз видела, как она разгуливает по берегу. Птичка посидела недолго у входа в грот, потом мелкими прыжками забралась внутрь ко мне. Она покрутила головой, оглядывая мое убежище и, скосив на меня красный глаз, сказала по-человечески, на светише: "Надо уплывать. Они вернутся. Торопись."

Ты можешь думать, что я сошла с ума, тем более, что была близка к этому в тот момент. Но птичка была настоящая. Только говорящая. Крылья у нее были изнутри голубые, и как только она проговорила эти короткие, понятные слова, то выскочила из грота, расправила их и улетела.

Я взяла свой мешок и выбралась наружу. Был холодный осенний вечер, над морем стоял закат, красный, как лужа крови, в которой лежала мама. Я не подошла к ней, не зашла в дом и не догадалась взять куртку. Я вытащила из сарая весла, открыла курятник, чтобы куры могли жить теперь на свободе. 

Вытолкать лодку на воду оказалось очень трудно. Папа оттаскивал ее далеко от берега, чтобы море не позарилось на наше добро. 

Сдвинуть лодку с места у меня не вышло, тащить за канат - тем более. Но мне было так страшно оставаться на острове, мне так неистово захотелось убраться прочь отсюда как можно скорее, что это придало мне силы. Я подумала и достала из сарая лопату, чтобы прокопать под килем песок и сделать сходни из досок от старого сарая. Они валялись за силосной ямой. Я возилась почти до темноты, и когда лодка коснулась килем воды, а потом неуклюже вошла в море, над головою снова горела лунная дорога из звезд. 

Я гребла всю ночь, прочь, на юго-запад, в сторону большой земли, на которой никогда не бывала. К утру силы мои иссякли, захотелось пить. Но воды не было. 

Я легла на дно, закрылась тентом, которым обычно закрывают лодку во время дождя и провалился в страшные сны, показывающие мне один и тот же сюжет. Несколько раз я приходила в себя и думала, что надо грести к земле, но тут же засыпала снова. Во сне мне казалось, что лодку кто-то толкает снизу, кто-то сильный, кто помогает или напротив, хочет меня потопить. Это был бы не худший исход. Но мне повезло больше. Это оказался ты… "

(эпизод из 24 главы)