Детектив, мистика, исторический роман

Детектив, мистика, исторический роман: «Нюансеры» Г. Л. Олди

            Российская Империя, самый конец XIX века. В губернский город Х с разницей в несколько дней прибывают двое: фабрикант, отец семейства и увлеченный театром актер-любитель Константин Алексеев, успевший побывать, в числе прочего, и промышленным шпионом – и лихой налётчик-гастролёр Миша Клёст, он же недоучившийся инженер Михаил Суходольский. Эти двое могли бы никогда не встретиться и так и не узнать о существовании друг друга, но Судьба, с подачи нескольких загадочных личностей, распорядилась иначе.

            Тщательно спланированное ограбление Волжско-Камского банка в последний момент пошло не совсем так, как рассчитывал Миша Клёст, и вот, пожалуйста: во дворе банка остывает труп молодого служащего с простреленной головой.

            Впрочем, грабителю всё же удалось уйти с добычей.

            «...Постойте! – воскликнет читатель. – Какой же это детектив, если убийца известен со второй главы?! Известно кто убил, кого убил, при каких обстоятельствах...»

            Не спешите делать выводы и выносить свой суровый приговор, уважаемый читатель. Потому что интрига только-только закручивается, и загадка есть, и тайна есть – и далеко не одна! С того момента, как Алексеев выходит из поезда, что привёз его в губернский город Х, с того момента, как Миша Клёст переступает порог банка с револьвером в руке – с этого момента судьбы этих двоих оказываются непостижимым образом связаны, и ничего более не происходит с ними случайно.

            Кто же эти незримые кукловоды, что дёргают за ниточки, разыгрывая странное и пугающее театральное действо на улицах, площадях, в квартирах, гостиницах и кабаках губернского города Х? Кто меняет судьбу, постепенно сдвигая одного из героев в «тёплый мир», а другого – в «холодный»? И каким образом они это делают?

            А главное – зачем?

            Что уготовано в итоге этим двоим? Одному – карьера преуспевающего фабриканта? Знаменитого театрального актера? Жизнь примерного семьянина? Или смерть от сердечного приступа? От бандитской пули? От серебряного ножа?

            А другому – кандалы и острог? Пуля в грудь или нож под ребра от местных жиганов? Приют для умалишённых? Или все-таки – свобода и любовь его суженой Оленьки, к которой он так стремится?

            Выживут ли оба, только один из них или вообще никто? А если и выживут (что далеко не факт!) – останутся ли прежними после всех тех странных, а временами и по-настоящему страшных событий, что случатся с ними в губернском городе Х?

            И кто, как и зачем заварил всю эту кашу, что происходит наяву, в самой что ни на есть реальности – но при этом изрядно попахивает мистикой, а то и откровенной чертовщиной?

* * *

Добро пожаловать: сегодня на АТ скидка на наш роман «Нюансеры»: https://author.today/work/38434

Иллюстрация на обложке Евгения Деко, внутренние черно-белые иллюстрации Александра Семякина.

Цитаты из романа:

            «Миша Клёст, гастролёр, назвавшийся подельникам французским именем Гастон, смотрел, как в мешок сыплются деньги. Пачки, перетянутые банковскими бандерольками, пригоршни разноцветных ассигнаций, золотые монеты. Мише было не впервой следить, что называется, в три глаза: за кассирами, за дураками-подельниками – ещё отчебучат чего невпопад! – за звуками, доносящимися с улицы. Внутренние Мишины часы, точные как швейцарский хронометр фирмы «Павел Буре», отсчитывали оставшееся время.

            Позицию у края стойки он занял не зря. Отсюда просматривался коридор, уходивший к чёрному ходу. В итоге от Миши не укрылось, как некий молодой человек скользнул по коридору и нырнул в дверь кабинета управляющего. Клёст знал, что в кабинете имеется техническая новинка – телефон. Не просто знал – выяснил загодя. «Сейчас будет звонить в полицию,» – с удовлетворением отметил Клёст. Это его устраивало больше чем полностью. Уходить всё равно придётся раньше, ещё до явления полиции. Опасное шевеление вокруг банка Миша чуял нутром. В этом не крылось ни капли мистики – в такие моменты волчьи чувства Клёста обострялись до чрезвычайности, в отличие от слуха тупой бестолковой шантрапы, взятой им на дело.

            Скрип снега под подошвами. Сколько людей?

            Четверо, может, пятеро.

            Голоса. Стук доски, вставляемой в ручки входной двери.

            Когда раздались свистки, и рыжий увалень, поставленный на стрёме у окна, запоздало гаркнул: «Шухер! Фараоны!» – Клёст был готов к завершению дела. Дождавшись, пока бо̀льшая часть налётчиков бросится к парадному входу, он прихватил мешок с деньгами, сунул добычу под мышку и тихо скользнул в боковой коридор.

            Уходить было рано. Как сказал бы военный, Миша нуждался в отвлекающем манёвре – и очень рассчитывал в этом на своих одноразовых подельников.»

* * *

            «– Доброе утро! Вы позволите?

            – Д-да, пожалуйста...

            Алексеев посторонился, и гость вошёл в квартиру. Был он без верхней одежды, тоже в брюках и рубашке, хотя и обут, в отличие от Алексеева. Сосед, предположил Алексеев. Немного смущал длинный кожаный фартук с накладным карманом по центру. Для образа добродушного уживчивого соседа, какой сложился у Алексеева при взгляде на гостя, фартук был излишним.

            – Как спали, Константин Сергеевич?

            – Отлично.

            – А я смотрю, вы не в духе.

            – Так, пустяки. Зубная щётка пропала.

            «Вы меня знаете? – хотел спросить Алексеев. – Откуда?» И не спросил, поддавшись обаянию гостя. Вместо этого зачем-то пожаловался на исчезновение злополучной щётки, хотя еще миг назад и предположить не мог, что станет делиться интимными подробностями с чужим человеком.

            – Пропала? – заинтересовался гость. – А где стояла?

            – В ванной, на полочке.

            – Значит, на полочке... Извините, забыл представиться: Ваграмян. Сапожная мастерская Ваграмянов, второй этаж. Ашот Каренович, к вашим услугам. Если какая нужда в ремонте обуви, обращайтесь без стеснений. Сделаем в лучшем виде, как родному.

            Ашот Каренович с улыбкой смотрел на босые ноги Алексеева. Алексеев почувствовал, как его собственный рот расплывается в ответной улыбке.

            – Спасибо, учту. Вы, должно быть, к госпоже Лелюк?

            – Нет, я к вам.

            – Ко мне?

            – Разумеется. А ну, покажите мне, откуда сбежала ваша шустрая щётка!

            – Прошу за мной.

            В ванной комнате, встав перед зеркалом, сапожник долго и придирчиво изучал предметы, расставленные на полке. Предметов было всего два, мыло да порошок, но Ашот Каренович переводил взгляд с одного на другое раз десять, не меньше. Затем он поскрёб зеркало жёлтым ногтем и указал себе за спину:

            – Вон ваша щётка, не извольте беспокоиться.

            Алексеев проследил за указующим перстом и обнаружил мельхиоровый стаканчик на краю чугунной ванны, прямо у стены. Рядом проходила вертикальная труба водопровода, выкрашенная белилами, и стаканчик терялся на её фоне, превращаясь в невидимку.

            – Я его туда не ставил. С чего бы это я, а?

            Я что, оправдываюсь, подумал Алексеев. Объясняюсь? С сапожником со второго этажа?! Какая разница, кто поставил стаканчик на край ванны?! Надо поблагодарить, всё-таки он нашёл мою щётку...»

* * *

            «– Туточки у нас, господа, отдельный нумер есть, – подал голос забытый обоими портье. – На две приятные друг другу персоны-с. Может, вы и заселитесь? Тишины желаете, покоя, уже и познакомиться успели...

            Фраер погрозил пальцем:

            – Ты договаривай, каналья! Какой у тебя подвох имеется?

            – Ну вот, сразу подвох, – портье заюлил, отвёл взгляд. – Обижаете! Без вины виноватите-с! И вовсе не подвох, а кот.

            – В смысле – кот?

            – Ну, кот. Здоровый такой котяра, наглый. Забрался в апартаменты и уходить не хочет. Уж мы его и ловили, и гоняли – ни в какую. Дворника ободрал, страшно смотреть...

            Фраер расхохотался, Миша тоже хмыкнул. Он-то думал, что за сегодня в гостиницах всего навидался.

            – Невелика помеха! – заявил фраер, отсмеявшись. – Или выживем, или уживёмся. Верно, Михаил Хрисанфович?

            Миша отмолчался. Алексеева-соседа он опасался: а ну как начнёт снова шерстяные беседы вести? Другой раз можно и не выкрутиться. Отказаться наотрез? Тоже подозрительно. Если что, решил Клёст, скажусь уставшим или больным. Чистая правда, между прочим! Скажусь и попрошу не беспокоить.

            – Давай, показывай свои кошачьи апартаменты!

            Номер оказался на первом этаже, вторым по коридору. Портье долго ковырялся ключом в скважине. В недрах двери щёлкало, лязгало, скрежетало, словно портье отпирал порядком заржавевший банковский сейф. В Волжско-Камском кассир и то быстрее управился, некстати вспомнилось Мише. Наконец в замке щёлкнуло по-особенному, и портье потянул створку на себя, укрывшись за ней и пропуская гостей вперёд.

            Шельмец прятался не зря. Стоило кандидатам в постояльцы шагнуть за порог, как сбоку метнулся, яростно шипя, клубок чёрно-бело-рыжей шерсти. Кот от души деранул когтями одного, другого: Алексеева – за рукав пальто, Клёста – за левое запястье. Царапины набухли кровью, с опозданием пришла боль. Миша скрипнул зубами, едва не выронив саквояж, сунул здоровую руку в карман за «французом» – пристрелить чёртову тварь! – но вовремя опомнился. Кот словно почуял: отскочил, припал к полу. Жёлтые глазищи горят огнём, пасть оскалена, когти впились в измочаленный коврик:

            «Не подходи, порву!»

            – Да ну тебя, братец! – фраер замахал на кота руками. – Всё, всё, уходим!

            Толкаясь, оба выскочили за дверь.

            – Видали-с? – с мальчишеским восторгом осведомился портье. Дверь он поспешил захлопнуть и запереть на ключ. – Не кот, тигра лютая!

            И тут фраер взорвался, да так, что искры полетели:

            – Эта твоя тигра Михаила Хрисанфовича измордовала! Живо тащи бинты и йодную настойку!»

* * *

            «– Копится, – бормотал Кантор, пока они спускались чёрной лестницей, отведенной для нужд прислуги. – Копится, накапливается, давит... Вам хорошо! Вы еще не поняли, не надышались...

            Местечковый капот нюансера, накинутый, словно плащ вампира, на плечи поверх засаленного лапсердака, картуз со сломанным козырьком – всё это больше не казалось Алексееву смешным. Напротив, ему чудилось совсем иное, словно театральный реквизит, перебравшись из комедии в драму, а может быть, даже в трагедию, пропитался и трагическим духом, предчувствием дурного конца.

            – Копится, давит. Холодный мир? Тёплый? Какая разница?! Накапливается, требует сброса. Ты не хочешь, тянешь, отказываешься, и вдруг... Это как со рвотой. Однажды понимаешь, что больше не в силах терпеть, сдерживать позыв. И тебя выплёскивает – где бы ты ни был, прилично это или отвратительно, смотрят на тебя или отвернулись...

            На стенах темнели пятна сырости. Пахло кислым. Алексеева и впрямь начало подташнивать. Его слегка качало, но рассудок оставался трезвым. Или это был самообман пьяного, уверенного, что уж он-то – как стёклышко?

            – Они сгорают, леденеют, прах к праху... Хорошо, если подготовился, нашёл, куда сбросить, в кого! А если нет? Вы понимаете, что это такое: если нет?! Если бросаешь в кого попало!»

* * *

«Нюансеры» на AT (сегодня – скидка!): https://author.today/work/38434