МЕГАНЕЗИЯ - плюсы и минусы

Перетащу сюда свой старенький, написанный на спор обзор. Спор заключался в "Джиджи, мать, ты не найдешь в сети неопубликованным ничего, что стоило бы внимания! Что? ДА ЩАС!!!" После двух отзывов спорщик подумал и перешел к риторике "не, бывают, конечно исключения, но..."

Итак:


Алекс Розов. Цикл «Меганезия»

На первый взгляд, мы имеем дело с многосерийной «стрелялкой» в разнообразных экзотических декорациях. На второй взгляд — с новеллизацией Лурка (цинизм, атеизм, анархизм, много движняка, много секса). С третьего же взгляда открываются параллели со вполне классическим произведением отечественной литературы.

Давайте, на благо тех, кто изучал в школе литературу уже в постсоветское время, вспомним примерную канву книги Чернышевского «Что делать?».

Привлекательная юная дама находится в жестких семейных рамках, вынуждающих ее к финансовому, социальному и сексуальному рабству у неприятного субъекта (aka брак по сговору). Дама оттягивает вступление в брак как только может. Случайный знакомый со странной легкостью предоставляет ей свою защиту (aka берет замуж без приданого), утверждая, что ничего особенного не теряет. Сам знакомый прелестями дамы вовсе не увлечен и с олимпийским спокойствием устраивает ее брак по любви с одним из своих друзей. При этом герой утверждает, что он-то вовсе не особенный, а особенный у нас, вон, вовсе третий парень — йог, стрелок, путешественник, доктор философии и политологии — а я что, я ничего, человеку помог и дальше пошел.

Все, включая даму, сами зарабатывают на жизнь, занимаясь годной и полезной работой.

Дама счастлива и начинает видеть сны о том, как бы жизнь была хороша, будь на свете побольше людей, подобных помогшему ей мужчине. Тот со временем тоже женится по любви. Все дружат.

Всю дорогу герои и окружающие подробно, живописно и разнообразно происходящее обсуждают. Очень много обсуждают. Проговаривается и “как это делают все”, и “как это делаем мы”, и “почему мы считаем, что так делать — правильно, хотя принято совершенно иначе”».

Всё. Книга имела сильный общественный резонанс, обсуждалась политиками, и считалась ужасной и неприличной. Я не шучу. Это гуглится.

Но время шло. Непомерное благородство господина Лопухова с поколениями казалось все более и более естественным (ну, вытащил девчонку из токсичной семьи, хорошо поступил, но о чем спич-то вообще?), сны Верочки о хорошей жизни стали казаться смешными (подумаешь, женское равноправие и всеобщее образование, что такого-то?), некоторая литературная топорность диалогов и описаний стала заметнее... Вот только пара мемов осталась в общественном сознании. Даже раздражение, которое вызывали скромный литературный уровень и лютая затянутость — ушло, как только книгу убрали из школьной программы.

На этом прекратим литературно-исторический экскурс и вернемся к обсуждаемой фантастической эпопее.

На ее страницах в основном симпатичные люди весело и с прибаутками поступают перпендикулярно традиционной морали, довольно часто ради блага посторонних, но и своей выгодой откровенно не брезгуют. У них тоже, как и у персонажей Чернышевского, повышенная везучесть; в их планы крайне редко вторгается несчастное стечение обстоятельств и превосходящие их умом противники. И внешние наблюдатели точно так же лопаются от негодования при виде того, как легко и расслабленно, не испытывая никаких мук совести, герои переступают через предписанные обществом нормы, традиции и вообще гнут скрепы, как хотят.

Разумеется, эта общность — не случайна. Жанр социальной утопии вообще не предполагает тяжелых кризисов, из которых герои выбираются с большими потерями и склонен своим героям подыгрывать. Критическое различие между книгами Розова и Чернышевского в том, что в «Что делать» носителями условного будущего являются несколько человек внутри традиционного общества, а Меганезия — страна, в которой будущее наступило, так сказать, по площадям.

Вера Павловна организовала независимую женскую артель и примерно этим вторжение новых способов жизни в старые ограничилось. В Меганезии даже правительство является независимой артелью, выигравшей очередной пятилетний тендер на социальное управление. А бодрая готовность Меганезии принимать под свое управление любую территорию, провозгласившую Viva Magna Carta! абсолютно всеми окружающими странами воспринимается как агрессивно оккупационная политика.

И это, отметим, естественно. Воровство чужих рабов с целью перепродажи в Южных штатах Америки считалось куда меньшим преступлением, чем переправка беглых в Северные штаты и прочий ползучий аболиционизм, а судьбами Верочек и Рахметовых, отправившихся разносить свое видение социальных норм населению, полна история каторг Сибири. Каждое мировоззрение защищается от тех, кто пытается его обнулить (см. мнение фарисеев об одном назаретском сектанте, утверждавшем, что человек выше Субботы).

Так как же все-таки устроена эта неприятная соседним странам Меганезия?

По самому названию понятно, что дело происходит где-то на юге Тихого океана. Начинается история Меганези фактически уже в прошлом, то есть в самом начале 21 века. В связи с довольно типичными обстоятельствами на каком-то забытом Богом островке случился бунт — ну, как всегда, ядовитые производства, строгие надсмотрщики, поломки в незначительных сопутствующих производствах — еда там, вода для рабочих. Довольно типичным образом нестыковки в действиях управления привели к тому, что часть сил урегулирования присоединилась к бунтующим, а часть оказалась недостаточно боеспособна... В общем, беспорядки затянулись до той степени, что их пришлось признать революцией. По воле случая неподалеку от эпицентра событий случились несколько грамотных, хотя и не дипломированных социальных инженеров, которые прожили достаточно долго, чтобы вынести на публичное голосование ряд неожиданных новых законов. (Розов достаточно хитер, чтобы за многие тысячи страниц ни разу не привести полный текст Хартии, хотя на отдельные пункты его персонажи ссылаются постоянно). Одно из основных достижений получившейся системы — ее способность привлекать компетентных людей. Отовсюду. Частично этому свойству в тексте есть объяснение, частично это, к сожалению, фантдопущение.

Итоговая выживаемость получившегося микро (а затем и не микро) государства оказалась несокрушимой, и на фоне существования в мире страны, где абсолютно любой человек, включая управленцев, руководствуется рациональным здравым смыслом, жизнь всего остального мира изменилась.

Кратко опишу сюжет одной из книг эпопеи (не первой!), четырехтомника «Созвездие эректуса». Межнациональный холдинг, производящий инновационные ветеринарные лекарства, финансирует клонирование с участием суррогатных матерей Homo Erectus — предка человека, жившего до разделения их потомков на нас и неандертальцев. Гешефт холдинга заключается в том, чтобы доказать, что использование их препаратов безопасно для людей, не проводя для этого исследований на Homo sapiens (что запрещено международными законами). Реакция сообщества фармкомпаний довольно очевидна и быстра — одна из беременных участниц погибает во время террористической атаки, две другие чудом не оказываются в эпицентре взрыва. Оценив степень опасности, девушки сбегают, крадут катер и связываются со случайным интернет-знакомым одной из них. «Нас найдут везде, кроме Меганезии» — говорит одна сурмама другой. «Но там же дикари!» — «Лучше дикари» — отвечает первая. Благодаря сообразительности знакомого, посланный за девушками военный самолет топит уже пустую лодку, хотя пилот уверен, что «опасные террористки» еще на борту.

Так в Меганезию попадают героини, несущие чудовищную опасность для больших денег — четыре зародыша другого человеческого вида. В усилия больших денег что-то с этим сделать втягиваются последовательно — австралийские пилоты («я не понял, мне что, приказали стрелять по двум беременным бабам, которые никого не убили?»), американские моряки («я не понял, мы везли отряд спецназа на остров, где живут тридцать человек и нет никакого опасного военного производства?»), мелкие правительства прилегающих островных зон, войска ООН («что я мог сделать? Я тридцать лет смотрю, как этих заразных больных местное правительство свозит умирать на атолл, и мне запрещают стрелять!»), сам спецназ («родина нас объявила военными преступниками? Мило. Вы нас расстреляете, конечно? Как — нет?»), лежки международных секретных агентов в Суринаме, тайные биоактивные производства и явные концентрационные лагеря, уважаемые друзья всех моряков господин Лян и господин Мо, пятиметровые акулы, тысячи затонувших кораблей и дети-сироты, в общем, все прекрасные персонажи и явления, без всякой фантастики наполняющие описываемый регион.

К концу четвертого тома, когда все более или менее кончается хорошо (и четверо эректусов благополучно рождаются), начинаешь осознавать, что количество смертей военных и гражданских, произошедших в связи с этой цепочкой заварух, потрясающе мало. Неправдоподобно мало. И каждый раз показано, почему и чьими усилиями смертей стало меньше.

Каждый раз, при малейшей имеющейся альтернативе, меганезийцы и примкнувшие к ним герои из всех возможных решений выбирают самое доброе. Это довольно неожиданно, учитывая что по ходу всего текста заметна полная безмятежность в случаях, когда стрелять таки надо. Гуманность тут включается и выключается каким-то непривычным для читателя образом, по другим алгоритмам — и с первого раза эти алгоритмы кажутся какими-то кретинскими, а со временем заставляют тяжко задуматься — а нет ли в них все-таки чего-то... Или это автор опять подсуживает героям?.. И здесь мы снова видим аналогию с книгой Чернышевского. Там алгоритмы внимания к ерунде и невнимания к традиционно важному били по мозгам читателя точно так же. И точно так же давали результат.

Доктор Кирсанов признает серьезность чувств Катеньки, решившейся на тихий суицид, добивается согласия ее отца на глупую помолвку и тем спасает ее жизнь -  Доктор Винсмарт использует для спасения неграмотных тиморцев сверхсовременные лекарства, которые однозначно демаскируют его убежище. Военный советник Чубби Хок тратит огромные усилия (и даже обращается с просьбами к мафии) на то, чтобы пойманные «на горячем» убийцы из спец-спец-спецназа смогли вернуться к человеческой жизни, выйдя из стандарта «режь-пляши-проиграл-умри». Во всех трех случаях персонажи действуют без особенных колебаний. Надо — делаем. Дорого. Чревато. Но надо.

И вот этот странный, нелинейный, неправильный гуманизм, имхо — самое интересное, что есть у Розова (кроме, конечно, зажигательных декораций).

Конечно, я не стану рекомендовать эпопею людям, которые ценят тонкий выверенный слог. Стилистические достоинства прозы Розова чуть более, чем полностью, исчерпываются следующим абзацем: «Эйелкйар Оттардоттир подкатила к рыболовному клубу, расположенному слева от Большого моста, и с легкостью, отличающей настоящего мастера, точно припарковала мощный серебристый “Solo-Tracer” (не то байк, не то двухколесный гоночный болид) около вывески “Ямайка: Карибская кухня — карибский ритм!”. Быстро окинув себя критическим взглядом (через зеркало заднего вида), она поправила пятнистую сине-зеленую униформу с нашивками и значками лейтенанта спецотряда береговой охраны Исландии, и повесила шлем-сферу на локоть». Однако нужно отметить, что диалоги в тексте — живые и яркие, а описания стрельбы и секса не отличаются удручающими подробностями, характерными для типично мужской прозы. Единственно, на чем автор залипает и явно не может остановиться — это ТТХ легких летательных аппаратов, исторических и нет, а также плавсредств. Да, летательные и плавательные средства являются важной частью жизни людей в мире, где каждый островок отделен от соседнего в лучшем случае парой сотней километров, но не страницами же об этом рассуждать!

Вернемся к цитируемому абзацу. Исландия и Гренландия, как страны морские, быстро оказываются втянуты в меганезийский оборот, и исландке в эпопее найдется чем заняться. И не только исландке. В разных частях эпопеи имена героинь могут быть полинезийскими, французскими, банту или фиджийскими; средства передвижения — меняться от бамбукового катамарана до дельтаплана, мини-субмарины или авиетки, ну и место службы этих женщин тоже варьируется. Но подкатывать девушки будут. И еще как.

Нет, мужских персонажей, обвешанных делами, хлопотами и интересными девайсами, тоже хватает. Но окинув взглядом ближайшие страницы с любой точки Меганезии, вы непременно увидите решительную вахине с оружием, видеокамерой, рыболовной сетью, планшетом, обсчитывающим трудозатраты по заселению подводного атолла в руках.

В то же время ничего общего с классическим фем-дискурсом Меганезия не имеет. Скорее, она ему перпендикулярна: сутенерство — расстрельная статья, но самозанятая продажа секса не возбраняется. Любая контрацепция приветствуется, но ранние беременности считаются похвальным делом: родила — отдай семье, учись-работай дальше. Сварить какао всей команде? За это возьмется тот или та, кто сейчас меньше занят. Родила — спи и купайся, всё сделают другие. Возражать бабушке? Можно, если ты доктор. Ругать то, что приготовила женщина? Ну, есть способы умереть и поприятнее (шутка). Выйти замуж за двоих? Так же просто, как на двоих жениться.

В то же время тема борьбы с насилием одна из главных тем для автора. Примером тому служит медленное восстановление жизни и психики верующей полячки, спасенной меганезийцами из сексуального рабства — с физического спасения история только начинается. Довольно большое внимание Розов уделяет и насилию в виртуальном мире (которое местами трудно назвать сексуальным), и позиция автора в этом вопросе более чем очевидна (см. роман «Процесс Лунного зайца»). Люди, мечтавшие о КРОВИЩЕ - получат ее сполна. Только вот не чужую, а свою. Полиция блюет в коридорчике, санитаров выносят в обмороках, любо, любо, трижды любо!

За сотни тысяч страниц движняка (напоминаю: новеллизация лурка, да и хабра заодно) автору удается высказать свою позицию по вопросам генмодифицированной еды, торговли органами, детской проституции и борьбы с курением, искусству урегулирования конфликтов и вопросам голода в центральной Африке. Розов разбирает по косточкам вопросы религиозной политики, морского и семейного права, терроризма и антитерроризма, водолазного дела и культурной выживаемости космических экипажей. Все это в форме активных действий и неформальных разговоров симпатичных людей, которым хочется сопереживать. Даже если это северо-корейский коммандос или африканский диктатор. А что? И им жить хочется.

А как насчет русских? Еще один странный сюрприз — России тут не существует. Русские на страницах эпопеи встречаются, но исключительно мимохожие, слова «pelmen», «vodka» и «uha» считаются сайберскими. Что именно случилось со страной русских, автор умалчивает. Ее просто нет. Фанаты «Меганезии» имеют самые разные мнения на этот счет, и в интернет-дискуссиях можно встретить предположения от «Меганезия — это и есть Россия, только правильная», до «Россия — единственная страна, которую в принципе не спасти». Лично мне кажется, что это ловкий и нетривиальный способ выбить табуретку из-под ног любителей принципиально болеть за «наших». Тут вообще нет «ненаших» народов. Права человека предоставлены в Меганезии и эректусам, и даже обезьянам-операторам роботов. Если кто-то работает — то он человек. Со всеми проистекающими последствиями.

В целом это интересный и затягивающий мир, в который вложен интересный и дискутабельный манифест. Хотя никому не мешает помнить, что самым отрезвляющим полемическим ответом на «Что делать?» были «Бесы».