ПИСАТЕЛЬ ДНЯ. Дуглас Адамс (11 марта 1952 — 11 мая 2001)

Дуглас Ноэль Адамс (Douglas Noel Adams)

Английский писатель, драматург и сценарист, автор серии книг «Автостопом по галактике».

Цитаты

Писать легко. Нужно только смотреть на чистый лист бумаги, пока на вашем лбу не образуется капля крови.

Обожаю крайние сроки. Обожаю свист, с которым они, словно встречный ветер, проносятся мимо.

Опыт — это одна из тех вещей, которые говорят: «Вы знаете, что вы только что сделали? Не делайте этого».

Я просто хочу упомянуть одну вещь, которая совершенно бессмысленна, но я ужасно ею горжусь… Мои инициалы — это ДНК! (на английском Deoxyribonucleic acid, DNA)

Всю мою жизнь я был до безобразия длинным. Чтобы вам получить истинное представление о моём росте, скажу следующее. Когда мы отправлялись на школьные экскурсии по Интересным и Историческим местам, наш классный руководитель не говорил «Встречаемся у часовой башни» или «Встречаемся у памятника героям войны», а «Встречаемся возле Адамса». Я был не только столь же хорошо различим на горизонте, как и все прочие достопримечательности, но и легко мог быть перемещён в любую точку пространства. Когда на уроках физики нас просили продемонстрировать действие закона Галилея — два тела с разной массой падают на землю с одинаковой скоростью, именно меня просили уронить на пол мячик для крикета и горошину, потому что это было гораздо быстрее, нежели подняться к окну верхнего этажа школы.

Бабушка моя работала в организации, занимавшейся выхаживанием животных-инвалидов. А значит, её дом был постоянно полон получивших серьёзные увечья собак и кошек. Нередкими гостями в нём бывали и барсуки, и голуби, и горностаи. <…>
Поскольку воздух в доме был густо насыщен шерстью животных и пылью, нос мой был постоянно воспалён и тёк. Кроме того, каждые пятнадцать секунд я с точностью часового механизма чихал. Любая мысль, которую я не успевал исследовать, развить и довести до логического завершения в течение пятнадцати секунд, таким образом, насильно удалялась из моей головы <…>.
Некоторые уверяют, что я думаю и пишу короткими, рублеными фразами, как в телеграмме. И если в подобной критике есть хотя бы доля истины, подобная привычка, смею признаться, родилась именно тогда, когда я обитал в бабушкином доме.

Об искусстве и писательстве

Однажды он поставил мне за сочинение десять баллов из десяти возможных. Это единственный случай за всю его долгую преподавательскую карьеру. Даже теперь, когда на меня порой находит чёрная тоска и мне кажется, что я исписался и больше не смогу выжать из себя ни строчки, меня утешает не то, что на моём счету несколько бестселлеров или что мне за них хорошо платили, причём авансом. Нет, душу мне согревает воспоминание о том, что однажды Фрэнк Хэлфорд поставил мне десять баллов из десяти, и поэтому для меня явно ещё не всё потеряно.

С тех пор как я получил степень по английской литературе, стараюсь избегать мысли о занятиях искусством. Я думаю, что идея искусства убивает творчество.

Меня мучило нечто вроде раскаяния из-за моего отношения к английскому. Мне казалось, что я должен сотворить нечно полезное и увлекательное. Но когда у меня появлялась такая возможность, я пользовался случаем, чтобы немного подурачиться.

Прошло немало времени, прежде чем писательское ремесло начало приносить мне мало-мальский доход.

Мне почему-то кажется, музыка или литература интересны именно тогда, когда их ещё не величают искусством.
По-моему, наиболее интересные результаты получаются именно там и тогда, когда люди не ставят перед собой цель создать произведение искусства, а просто делают то, что умеют делать, то есть работают как хорошие ремесленники.

Бумажная книга похожа на акулу. Акулы очень стары: они плавали по океанам ещё до динозавров. И причина тому, что вокруг нас всё ещё встречаются акулы, довольно проста: они научились быть акулами лучше всех. Физические книги суровы, трудноуничтожимы, в целом водонепроницаемы, питаются солнечной энергией и хорошо ложатся в руку: они довели умение быть книгами до совершенства, и для них в мире всегда найдётся ниша.

Меня часто спрашивают, откуда я беру идеи для моих книг, иногда по восемьдесят семь раз в день. Это таит для писателей огромную опасность, и правильный ответ на вопрос таков: сначала надо сделать глубокий вдох, успокоить сердцебиение, наполнить разум мирными успокаивающими образами, <…> затем пролепетать что-то вроде: «Вообще-то вы задали очень интересный вопрос…» — после чего впасть в истерику и трагически разрыдаться.

Так откуда же на самом деле берутся идеи? В основном из-за того, что вы раздражаетесь. [Их источник] не столько большие проблемы… сколько маленькие раздражения, которые сводят вас с ума.

Когда вы студент (или кто-то ещё) и вы не можете позволить себе машину, или билет на самолет, или даже поездку, всё, что вы можете сделать — это надеяться, что кто-то остановится и заберёт вас.
На данный момент мы не можем позволить себе отправиться на другие планеты. У нас нет кораблей, чтобы доставить нас туда. Там могут быть и другие люди (у меня нет никакого мнения о Life Out There, я просто не знаю), но приятно думать, что даже здесь и сейчас можно уехать, просто путешествуя автостопом.

Дуглас Адамс в 1978-м. Фото Daily Mirror

Мой «Автостоп» — по сути дела, что-то вроде устройства по впитыванию самых сумасшедших идей, что, словно искры, летят во все стороны от вращающегося колеса; правда, должен признать, что устройство вышло весьма удачное. Но не следует забывать, что мы еще в самом начале пути, – предостерегает Адамс, – в некотором роде мы все еще барахтаемся на мелководье, в то время как океан лежит перед нами даже непотревоженный.

Всякий раз, садясь за письменный стол, я стараюсь, чтобы при этом всегда звучала музыка, а в особых случаях ставлю на проигрыватель пластинку с песней «Гранд-отель». <…> Текст повествует о шикарном отеле, <…> и как раз посередине песни совершенно неожиданно, откуда-то из небытия, возникает монументальная оркестровая кульминация, можно сказать, совершенно из другой оперы. Я постоянно удивлялся — что это за монументальная тема, возникающая на заднем фоне песни?
В конце концов в моей голове родилась мысль: «Похоже, будто где-то происходит нечто вроде грандиозного шоу. Нечто необычное, масштабное, вроде конца света, конца всей нашей Вселенной». Именно таким образом у меня и возник замысел «Ресторана в конце Вселенной»…

Прежде всего, поймите, что это очень сложно. Писать — изнурительное и одинокое дело, и, если вам не очень повезёт, оно плохо оплачивается. Вам нужно действительно очень-очень хотеть это сделать. Далее вам нужно что-то написать. Если вы не привержены исключительно написанию романов, я предлагаю вам начать писать для радио. Это всё ещё относительно лёгкая среда, потому что она очень плохо окупается. Но это отличное средство для писателей, потому что оно во многом полагается на воображение. Вы многому научитесь из этого и, возможно, получите некоторую полезную информацию.

[Ответ на вопрос «Какие качества нужны автору?»]
Решимость не сдаваться.

Дело в том, что я не знаю, откуда приходят идеи и даже где их искать. Ни один писатель тоже… Если бы вы писали книгу о брачных привычках свиней, вы, вероятно, подхватили бы несколько хороших идей, повалявшись на скотном дворе в пластиковом макинтоше, но если вы работаете с вымыслом, то единственный реальный ответ — выпить много кофе и купить себе стол, который не рухнет, когда вы ударитесь о него головой. Не сдавайтесь. Написание требует времени, тяжёлой работы и, прежде всего, настойчивости. Вы не добьётесь того, чего вам нужно, не потратив на это время, а писать хорошо — писать вообще что-нибудь — требует много пресловутых ударов головой о стену.

Я давно уже говорил о том, что грядет время сетевой литературы и какую огромную роль ей суждено сыграть. И вдруг узнаю, что Стивен Кинг, опередив меня, опубликовал в Интернете роман. Разумеется, чувствую себя последним идиотом, потому что, по всем расчетам, я должен был его опередить.

Имея в своем распоряжении неопробованные методы, можно впасть в соблазн экспериментаторства и пытаться вставить в работу новые трюки в ущерб тому, что, собственно, хочешь сказать. Вот почему есть своя прелесть в работе с испытанным средством, где нет необходимости решать проблемы новизны, потому что здесь все уже обкатано и опробовано.

В какие бы глубины и дали ни завели нас наши открытия, оказывается, что там до нас уже побывал Бах. Стоит нам узреть гротескные образы математических химер, затаившиеся в глубинах сердца нашего мира, — созданные дробями ландшафты, бесконечные завихрения спиралей Мандельброта, ряды Фибоначчи, с помощью которых можно вычислить порядок листьев на стебле растения, Странные аттракторы, что бьются в сердце самого хаоса, — как тотчас приходят на ум головокружительные пассажи Баха.
Порой можно услышать, будто математическая сложность убивает в произведениях Баха эмоции. По-моему, верно противоположное. Когда я слушаю переплетение партий баховской полифонии, каждая такая музыкальная нить создает у меня в голове своё собственное настроение; вместе же они то резко скользят вниз, то столь же резко взмывают ввысь по американским горкам настроения. Одна партия может что-то тихо напевать себе под нос, другая — неистовствовать от прилива энергии, третья — рыдать в углу, четвёртая — кружиться в танце. Они то и дело спорят между собой, хохочут, негодуют. То вдруг восстановят мир и согласие. Партии могут быть совершенно непохожи одна на другую, и в то же время их нельзя разъединить. Они как члены семьи — то ссорятся, то мирятся, разные по характеру и одновременно части неделимого целого. <…>
Когда слушаешь Пятый Бранденбургский концерт, не надо быть музыковедом, чтобы понять, что происходит нечто доселе неслыханное. <…>
Когда слушаешь первые такты, понимаешь, что рождается нечто новое, непривычное и пугающее. Или, может, это проснулся некий гигантский мотор, или это исполинский конь, которого готовят к исполнению великого подвига (когда пишешь о подобных вещах, невольно нагромождаешь метафоры, чтобы поспеть за вечно ускользающей мелодией) в окружении целой когорты суетящихся вокруг конюхов. Слышишь, как он перебирает ногами, побрякивает, поскакивает туда-сюда, как позволяет себе посвоевольничать, а затем, подбадриваемый конюхами, пускается в галоп, как несётся вперёд, как надрывно дышит. Как возвращается назад, и всё повторяется ещё раз и… тогда другие инструменты умолкают.

Дуглас Адамс со своими гитарами

Зарисовка из писательских будней

…вам начинают поступать факсы с просьбой написать ещё одно коротенькое предисловие к книге, в которой вы ещё с 1981 года совершенно отчётливо помните слово «Конец». Для этого, обещает факсовое сообщение, вам потребуется не более пары минут. Они чертовски правы, это <…> на деле отнимет у вас не менее тринадцати часов. Но это не главное. Главное, что вы пропустите приглашение на званый ужин, и жена надуется и перестанет разговаривать с вами <…>.
А после этого начинают приходить всё новые и новые факсы с требованием написать новые предисловия, на этот раз для сборников моих опусов, к каждому из которых я уже когда-то писал предисловия по отдельности. Спустя какое-то время я обнаруживаю, что написал уже так много предисловий, что кто-то собирает их воедино в книгу и просит меня написать к ним отдельное предисловие. По этой причине я пропускаю очередной званый ужин, а также ныряние с аквалангом на Азорских островах, а заодно обнаруживаю, что причина, по которой жена со мной больше не разговаривает, состоит в том, что теперь она жена совершенно другого человека.

О мире и жизни

Есть кое-какие несуразности в том, под каким углом мы смотрим на мир. То, что мы с вами обитаем на дне гравитационного колодца, на поверхности укутанной газом планеты, которая вращается вокруг термоядерной печки, расположенной от неё всего в девяноста миллионах миль, и считаем это в порядке вещей, указывает на то, что угол нашего зрения какой-то кривой. Правда, следует признать, что в ходе развития человеческой мысли мы всё-таки кое-что сделали, чтобы угол этот исправить. Как ни странно, многим из этого мы обязаны песку, так что давайте поговорим о четырёх столетиях песка.
Из песка мы делаем стекло, из стекла — линзы, и из линз строим телескопы. <…> Наблюдая за тем, как эти крошечные пятнышки ведут себя в бескрайнем небытии, мы начинаем угадывать определенные принципы, определенные законы, такие как гравитация и так далее. Итак, это было, если хотите, макроскопическое изображение Вселенной, появившееся в первую эру песка.
Следующей эре песка мы обязаны микроскопическим взглядом. Мы вставили стеклянные линзы в микроскопы и начали смотреть вниз. <…>
В течение третьей эры мы научились получать из песка ещё кое-что — кремний. Мы сотворили кремниевый чип — и нам мгновенно открылось, что вселенная состоит не только из частиц и сил. Нам открылось то, чего раньше недоставало, что объяснило бы принцип их устройства. Кремниевый чип открыл нам процесс. Он позволяет нам <…> моделировать те самые что ни на есть простейшие процессы, которые — как оказалось — аналогичны жизни в своей простоте: повторение, ответвление, замыкание на самом себе, петля обратной связи — всё то, что лежит в основании всего, что происходит в процессе эволюции. Иными словами, всё, что является выводом информации в одном поколении, становится её вводом в поколении следующем.

Традиционно у нас есть множество различных способов общения друг с другом. Первый путь — «один на один»; мы разговариваем друг с другом, беседуем. Другой — «один ко многим», что я делаю сейчас, или кто-то может встать и спеть песню, или объявить, что мы должны идти на войну. Тогда у нас есть общение «многие к одному»; у нас есть довольно неоднородная, неуклюжая, не совсем работающая версия, которую мы называем демократией, но в более примитивном состоянии я бы встал и сказал: «Хорошо, мы идём на войну», и некоторые могут крикнуть в ответ: «Нет, мы не!» — и тогда в споре, который вспыхивает позже, происходит общение «многие ко многим»!
В этом столетии (и в предыдущем столетии) мы моделировали индивидуальную телефонную связь, с которой, как я полагаю, все мы знакомы. У нас есть общение один-ко-многим — радиовещание, публикации, журналистика и т. д. Мы получаем информацию, которая льётся на нас отовсюду, и совершенно без разбора относительно того, где она может приземлиться… Любопытно, но нам не нужно заходить очень далеко в нашу историю, чтобы обнаружить, что вся информация, которая дошла до нас, была актуальна для нас и, следовательно, всё, что произошло, любые новости, было ли это о чём-то, что на самом деле случилось с нами, в следующем доме или в следующей деревне, в пределах границ или в пределах нашего горизонта, это произошло в нашем мире, и если мы отреагировали на это, мир отреагировал на это. Всё это было актуально для нас, поэтому, например, если бы кто-то попал в ужасную аварию, мы могли бы толпиться вокруг и действительно помочь. В настоящее время из-за обилия общения «один-ко-многим», которое у нас есть, в случае крушения самолета в Индии мы можем ужасно волноваться по этому поводу, но наше беспокойство не оказывает никакого влияния.
Но четвертого, «многие ко многим», у нас вообще не было до появления Интернета, который, конечно же, работает на оптоволоконном кабеле. Именно общение между нами формирует четвертый век песка.

Дуглас Адамс с ответом на главный вопрос жизни, Вселенной и всего такого

Мы создали в мире, в котором живём, всевозможные вещи; мы изменили наш мир самыми разными способами. Это очень, очень ясно. Мы построили комнату, в которой мы находимся, и мы создали всевозможные сложные вещи, такие как компьютеры и так далее, но мы также создали всевозможные фиктивные сущности, которые невероятно мощны.

Возьмём, к примеру, такую фикцию, как деньги. Деньги — это целиком и полностью фиктивная сущность, но зато какую огромную роль играют они в нашем мире. У каждого из нас есть при себе бумажник, в котором лежат цветные фантики. Но на что это самые фантики способны? Они не размножаются, подобно домашней живности, их не поджаришь на обед, но между тем нам без них никуда, без них не прожить, а ведь всё, что с ними можно делать, это обмениваться ими между собой, и тогда, глядишь, начинают происходить самые удивительные вещи. Потому что деньги — это фикция, с которой мы все соглашаемся. Мы не ломаем голову над тем, хорошо это или плохо, правильно или нет. Но в том-то и дело, что исчезни деньги, как вся структура нашей взаимозависимости моментально рухнет. Но если мы с вами исчезнем как вид, то вместе с нами исчезнут и деньги. Вне нас деньги не имеют никакого смысла. Они — нечто такое, что породили мы с вами, причём нечто, наделённое мощнейшей способностью менять окружающий мир. И всё потому, что мы — все до одного — согласны с этой фикцией.

Изобретение научного метода и науки — это, я уверен, все мы согласны, самая мощная интеллектуальная идея, самая мощная основа для мышления, исследования, понимания и оспаривания мира вокруг нас. Он основан на предпосылке, что любая идея должна быть атакована, и если она выдержит атаку, тогда она живёт, чтобы сражаться в другой день, и если она не выдерживает нападения, то она рушится.

Мир — вещь необычайной сложности, богатства и странности, что совершенно потрясающе. Я имею в виду, то, что такая сложность может возникнуть не только из такой простоты, но, вероятно, абсолютно из ничего, — самая невероятная и необычная идея. И если вы хоть немного догадываетесь, как это могло случиться, это просто замечательно. И… возможность провести 70 или 80 лет своей жизни в такой вселенной — это хорошо потраченное время, как мне кажется.

Из произведений Дугласа Адамса

Если вы действительно хотите что-то понять, лучший способ — это попытаться объяснить это кому-то другому. Это заставит вас разобраться в этом в уме. И чем медленнее и тупее ваш ученик, чем больше вам нужно разбивать вещи на всё более и более простые идеи. И в этом действительно суть программирования. К тому времени, когда вы разложите сложную идею на маленькие шаги, с которыми сможет справиться даже глупая машина, вы сами кое-что об этом узнали. (Холистическое детективное агентство Дирка Джентли)

Заглавные буквы всегда были лучшим способом справиться с вещами, на которые у вас не было хорошего ответа. (Холистическое детективное агентство Дирка Джентли)

Давайте думать о немыслимом, давайте сделаем невозможное, давайте подготовимся к борьбе с самим невыразимым, и посмотрим, не сможем ли мы избавиться от него в конце концов. (Холистическое детективное агентство Дирка Джентли)

Я пришёл к выводу, что лишь в музыке человек способен точнее всего выразить естественную сложность вещей и явлений. Музыка — самое абстрактное из искусств. У неё нет иного смысла и цели, как оставаться собой. (Холистическое детективное агентство Дирка Джентли)

Дуглас Адамс с книгой «Автостопом по Галактике»

Вряд ли может быть совпадением, что ни один язык на Земле никогда не производил выражения «Красиво, как аэропорт». Аэропорты уродливые. Некоторые очень уродливые. Некоторые достигают степени уродства, которое может быть только результатом особых усилий. Это уродство возникает из-за того, что в аэропортах полно людей, которые устали, пересекаются и только что обнаружили, что их багаж приземлился в Мурманске (аэропорт Мурманска — единственное исключение из этого безошибочного правила), и архитекторы в целом пытались это отразить в своих проектах. (Долгое тёмное чаепитие души)

Жизнь, отягощённая ожиданиями, — тяжёлая жизнь. Его плоды — печаль и разочарование. Научитесь быть единым с радостью момента. (Долгое тёмное чаепитие души)

Возможно, я не пошёл туда, куда собирался, но я думаю, что оказался там, где должен был быть. (Долгое тёмное чаепитие души)

Решения обычно приходят к нам оттуда, откуда мы меньше всего предполагаем их получить, из чего следует, что нечего пытаться смотреть в нужном направлении, потому что иначе оттуда ничего не придёт. (Лосось сомнений)

Моя самая любимая информация — это тот факт, что молодые ленивцы настолько неумелы, что часто хватаются за свои руки и ноги, а не за ветки и падают с деревьев. (Лосось сомнений)

Я придумал набор правил, которые описывают нашу реакцию на технологии:

1. Всё, что существует в мире на момент вашего рождения, — нормально и обычно, в порядке вещей и является частью мироздания.
2. Всё, что изобретено в промежуток времени от ваших пятнадцати до тридцати пяти лет, — удивительно, способно перевернуть мир, и в этой области стоит сделать карьеру.
3. Всё, что изобретено после того, как вам стукнуло тридцать пять, — противоречит естественному порядку вещей. (Лосось сомнений)

Не паникуй!

***

Слово Мастеру. Писатели о писательстве — список статей

***