О Драконах. Ч.6

(начало здесь)

Один из базовых персонажей сказок о драконах — змееборец. У нас - Добрыня Никитич, богатырь, защитник Земли Русской.

Змеевич.

Тут может начаться то, что отличает «высокое фэнтези» от народных и детских сказок.

Сказки однозначны в части этики. Вот — хороший, вот — плохой. "Добро" и "зло" определены изначально и не смешиваются. Конфликт — внешний и однозначный. «Наши» - хорошие. Всё, во всём. «Ихние» - плохие, тоже во всём. Чёрно-белое восприятие мира.

Такое необходимо ребёнку для самопозиционирования в мире.

Взрослая же худ.литра базируется на конфликте внутреннем. Наш. Но вор, лентяй, тупица. Ихний. Но честный, умный, храбрый, добрый. Но «добрый» не к «нашим», а к «ихним».

Каждый человек является носителем собственной системы этических ценностей. Большинство из них — общие для конкретной общности. Худ.литра вертится вокруг этических конфликтов.

- Хочу жениться на этой девушке. Но родители против. Что более ценно: моя любовь к девушке или моя любовь к родителям?

- Что важнее — личное желание жить или готовность умереть за Родину?

И т.д.

Русский миф о змееборце Добрыне позволяет столкнуть читателя с рядом этических конфликтов.

К матушке своей Добрыня с уважением. А вот к батюшке...

«Как ухватил он колпак да земли греческой,
Он шибнёт во Змею да во проклятую -
Он отшиб Змеи двенадцать да всех хоботов.
Тут упала-то Змея да во ковыль-траву.
Добрынюшка на ножку он был повёрток,
Он скочил на змеиные да груди белые...».

Добрыня — отцеубийца.

Отмечу, что поединок отца и сына — типичный миф эпохи перехода от матриархата к патриархату. Присутствует у многих народов. В русских былинах: «Бой Муромца с Подсокольником». Несколько иначе - «Царь Эдип». В этом же русле советский миф о «Павлике Морозовом». Я говорю именно о «мифе», о массовом восприятии, а не о судебных протоколах.

В упоминаемом выше цикле Нигматулиной немало посвящено любви матери к своим детям.

«Я могу возненавидеть... любого мужчину, но не малыша. Не важно, кто его отец. Дети, это частичка женской души. Наша слепая любовь...

...Зеленоглазый малыш с оливковой кожей, который сразу же вцепился мне в волосы уже довольно сильным кулачком, и сероглазая певунья, радостно засучившая ножками в нетерпеливом ожидании, когда же мамочка возьмет ее на ручки, и согреет свою холоднокровную доченьку под живительной грудью...

…Слушала их дыхание жизни. Любовалась маленькими, раскинувшимися в сонной неге и сытости на теплых матрасиках тельцами. Чувствуя, вот оно, счастье. Материнское...».

Дети, материнская любовь — безусловная ценность. Но вот эти дети — змееныши. Змееборец Добрыня поступает по-былинному:

«А змеенышей от ног да он отряхивать,
Притоптал он всех да до единого».

Добрыня — братоубийца. Он топчет насмерть конём своих единокровных братьев и сестёр. Убийца детей, чьих-то «маленьких ангелов».

Чьих? Похищенной Забавы Путятишны? Княгинь-боярынь из освобождённого полона?

Итак. Повод для этой длинной серии постов: слабость славянского фэнтези как следствие слабости базы - славянского сказочного фолька. Это не так.

На примере только одного сказочного элемента — драконов — видно, что славянская мифология даёт обширный, в этом случае — более мощный, чем у англо-саксов, набор персонажей, психологических типов, шаблонов и вариаций их поведения, позволяет строить оригинальные сюжеты и ситуации. Основываясь на проработанности личностей мифических змееборцев, создавать яркие персонажи и формулировать этические конфликты.

Просто пример: на Руси одновременно существовало (в мифах) три разных типа драконов: Ящер, Горыныч, Огнянник. Их можно собрать за одним столом и провести симпозиум «О тяжелой драконской доле». 

Причём эти архетипы активны и в нынешнем массовом сознании.

Материал огромен, разнообразен, ярок. Осталось только явиться сочинителю, способного воспринять и достойно использовать такой культурный пласт.

Горыныч! Выходи!