ПроДраки. Приятно познакомиться!
Автор: Ворон ОльгаТопики ПроДраки я пишу уже лет шесть-семь на разных сайтах. Последние три года - на АТ. Пишу как читатель, который фанатеет по боевым сценам. И - как профи, который работает тренером по БИ уже порядка четвертака. Да, я - тот уникальный случай, когда не произошло замыливания и не случилось "станки, станки, станки" )
Так вот, поскольку я пишу ПроДраки, то в последнее время ко мне возникли вопросы - а что пишу я. Людям, эти самые вопросы задающим, вломливо ходить по моим текстам и вычленять боевые сцены , чтобы, прочитав, выдвигать мне своё фе ) Облегчаю вам задачу. Здесь собраны фрагменты боёвок моих больших форм. Натыканные на удачу. В каждой книге боёвок не одна и не две - много. Потому выбрала рандомно, не глядя. Но для "фе" их хватит ) Как я уже сообщала неоднократно - я НЕ написала ещё ни одной боевой сцены, которой была бы довольна! Потому и занята темой изучения боевых сцен. Но если уж так нужно для вашего спокойствия мне ответить на вопрос - "а сам-то ты с какого района?" - то мой ответ здесь:
Игорь подхватил меня под плечи и оттащил от раненого. Наклонился к самому уху и прохрипел:
– Беги!
– Что?
– Беги-и! – и для ускорения толкнул меня вперёд.
Там, впереди, лежала беспросветная темнота неосвещённой улочки. Узкая, зажатая с двух сторон заборами: с одной – бетонным новостройки, с другой – деревянным частного сектора. Тропинка ниточкой продолжала улочку где-то там, далеко. А ещё дальше, словно свет в конце туннеля, виднелась лампа современного фонаря, длинношеей коброй зависшего над полотном шоссе, маленьким кусочком видным в просвете. Чтобы не упасть, я вынужденно пробежала пару шагов в темноту. Ноги запинались, но летели… Затем сила инерции исчерпалась, и в действие вступила сила сознания. Я обернулась.
Князь стоял на дороге между лежащим Шамизом и подходящими людьми. Тёмных фигур, неспешно придвигающихся к нам из соседнего переулка, я насчитала, по меньшей мере, с десяток. Эти люди двигались плавной походкой, мягко перекатываясь из точки в точку, из шага в шаг. Они одинаково держали плечи развёрнутыми и руки брошенными вдоль тела. И ещё – была в них одинаковая серость. Даже нет, не серость, а мышастость. Некое перистое серое с вкраплениями лёгких мазков кистью. Цветовое представление, которое фактически не встречается в нашей реальности. И ни Князю, ни мне не надо объяснять, что бы это могло значить… Движение неизвестных говорило нам больше, чем самый звонкий крик. Так мягко и легко, так необоримо и целеустремлённо могли двигаться только те, кто не один и не два года провели в спортивных залах и тёмных улицах, шлифуя собственное тело и сознание для боя. Такие не останавливаются перед силой – они сами представляют её и оттого лишь скалятся зло и беспощадно, когда наступает время сражаться. Князь – из таких. И Раш – из таких. И Глеб этот, будь он неладен, – тоже. Но не я.
По позвоночнику побежал холод. Задребезжали в голове тонкие голоса страха. Просто страха. Такого, при котором руки и ноги работают в автономном режиме, а рассудок сжимается до величины ядрышка грецкого ореха, а мысли его проскальзывают по извилинам, нигде не задерживаясь, словно на горках аквапарка. Я смотрела, как чужие придвигаются к моим товарищам, и не могла вздохнуть – перехватило горло так, что воздух не проникал в лёгкие, тугим щекочущим шариком безуспешно толкаясь на вдохе. Там, на едва освещённой площадке меж равнодушных домов (да жилые ли они, в самом деле!?), оставались двое моих друзей. Один из которых лежал безвольной куклой, а другой был не в силах остановить наваливающуюся беду. Понимание этого заставило стиснуть зубы, прихватив кусочек губы. Потом, если будет потом, останется след прокуса, и даже хорошая помада не поможет скрыть кровоподтёк. Но сейчас нет ценности в том, чтобы оставаться женщиной. В конце концов стронув тело с места, я снова задышала. Всего-то и нужно порою для того, чтобы почувствовать себя сильной, это просто не останавливаться.
Как Игорь почуял меня – ума не приложу. Но в тот миг, когда я подошла и вознамерилась встать рядом, он обернулся. Глаза его оказались бешеными. Не меня он ожидал увидеть – врагов. Только, увидев, не переменил выражения. Рот зло искривился, и жёсткие руки вцепились мне в плечи.
– Я кому сказал! Вон отсюда!
Его «вон» прозвучало подобно рыку. С протяжным «о», больше похожим на звук гудящего туннеля, направленного прямо на человека. Я словно оказалась в потоке звука, начисто лишающего воли. Меня дёрнуло, тряхнуло и отбросило назад. Полёт был быстр, но приземление – наработано до автоматизма. Спина покато выгнулась, колесом прокатываясь по асфальту. Благо, что камней на нём не было. Потом ноги выстрелили в обратном направлении и чуть направо, вынося меня в стороне от линии падения. Реверсным рывком я поднялась на колено и замерла. «Серые» приближались. Теперь уже стало понятно, что их двенадцать и цель их – мы. Вот когда захотелось побежать. И ускорение, которое недавно задавал Князь, воспринялось бы как подарок. И бежалось бы, бежалось легко и свободно, со скоростью, превосходящей мировые рекорды…
Князь встал, закрывая проход сразу к двоим – ко мне и к Рашпилю, всё ещё бессознательно валяющемуся возле машины. И не было сомнений в том, что Игорь прекрасно понимает, что его сил не хватит остановить дюжину подготовленных бойцов, ведомых одним им понятной целью да желанием антиреальности, светом которой они озарены сейчас. Не хватит даже жизни. А значит, упав в какой-то момент, уже навряд ли поднимешься, скорее, наглотаешься пыли пополам с кровью и издохнешь. И было это так ясно, что не вызывало противоречий ни в ком из медленно сдвигающихся к одной точке столкновения. В противовес подходящим Игорь сгорбился, поджимая руки ближе к корпусу, сжал кулаки и чуть присел. Он весь стал одной сжатой пружиной, готовой сорваться из-под неловких пальцев. Это состояние готовности было сродни холодной заряженности автоматического оружия – недвижимость, но в ней неуловимо ощущается скорость и мощь будущего боя. И проявляется в знающих чувство опасности, а за ним – желание обойти стороной, не потревожив. Только сейчас против Князя вышли такие же суровые бойцы, способные своей упёртостью соревноваться с каменными стенами. И расклад не в нашу пользу. Не в «нашу», потому что Игоря я не оставлю. Паскудство предательства себе я никогда не прощу, жить с подобным и знать, что кто-то умер, защищая тебя, – не сумею. Быть может, это совсем не по-женски… Возможно даже, что многим мужчинам было бы нелестно общение с такой дамой, как я. Вероятно, большинство ждало бы других действий и не просто ждало, но молило бы об этом… Но я… Акуя я. Это как девиз, как вызов, как суть моей жизни. И по хрену, что будет дальше!...
Я вздохнула поглубже и зарычала сквозь зубы. Всего одного действия хватило, чтобы заставить себя поверить, что я хочу остаться здесь и быть рядом с тем, кто не задумывался, вставая на мою защиту. А Князь услышал мой хриплый кошачий рык. И больше сгорбился, понимая, что никуда я не уйду. О чём он подумал в этот момент? О том ли, что у него за спиной будет соратник, который защитит и поможет? Нет, скорее о том, что несносная баба всё-таки не послушалась, а значит, придётся защищать и её тоже, подставляясь самому...
Мои кулачки сжались. Кулачки... Всего день назад Князь промывал царапины от ключа на моих ладонях, и я видела разницу – его лапищи и мои лапки. Много ли от них будет проку сейчас? Захотелось чтобы в ладонях налилась тяжесть, чтобы тепло и сила обрели смысл, чтобы мои действия приобрели вес… Под правой лопаткой снова засвербело, заскребло, зудом потревоженной раны заставило плечо вздрагивать. А ладонь сомкнулась на ребристой поверхности арматурного прутка. Чёрного, тяжёлого и пахнущего солярой. Оставленного здесь совсем недавно. Вероятно, для меня. Я подняла руки от живота к глазам. Кулаки всё так же оставались сжаты, но руки были пусты. А, чёрт! Ну и пусть! Я и с голыми руками что-то могу! Недаром же столько тренировались с ребятами! Я сейчас, Игорь!...
И в этот момент противники оказались на границе возможности действия. Князь не стал дожидаться прорыва его личной зоны, он сделал рывок навстречу нападающим сам. Это было похоже на выстрел! Стремительный и неудержимый взрыв из глубины наружу! Чур меня, ещё такое увидеть! Только сейчас стало понятно, что все наши спарринги с Игорем – детские шалости. И возникли одновременно и обида, и восхищение… Обида, что лгал каждым движением, играя в поддавки. Восхищение, что за несколько лет совместных тренировок он ни разу не позволил себе показать свои реальные возможности. Ни ради того, чтобы что-то доказать, ни ради того, чтобы покрасоваться. Сильный человек!
Сильный человек огрел рукоятью пистолета по виску ближайшего противника и, не дожидаясь, когда тот рухнет, уже стрелой полетел на следующего справа. Стандартная техника работы по кругу.
Я стиснула зубы и стала подниматься. Рукой повела по земле, ища опору… А нашла её… Ребристая холодная поверхность, пахнущая солярой. Арматурный пруток лёг в ладонь так, будто прирос. И стало всё равно, почему я почувствовала его значительно раньше, чем нашла. Главное – он был. Я резко оттолкнулась от асфальта рукой и стопой. И, взвившись вверх, без перехода на разгибание тела рванулась вперёд, туда, где окровавленным вихрем носился Князь.
Пруток был точно по руке. Диаметра этого оружия хватало для того, чтобы он не болтался в зажатом кулаке, а уверенно лежал в нём. Сжатая ладонь утяжелялась для полновесного удара, равного по мощности мужскому. К тому же острые отпиленные под углом концы прутка давали дополнительное преимущество, действуя как коротколезвенный нож – он мог впиваться и мог неглубоко резать. А этого, как правило, бывает достаточно. Просто выбирать место для удара нужно правильно. Меня учили это делать. Но старый сэнсэй, похмыкивая, говорил, что женщинам наука эта не пригодится, поскольку в нужное время не всплывёт в голове, занятой мыслями о том, какую пудру выбрать для закрашивания завтрашних синяков. И потому им нужно не точки запоминать, а просто очень хотеть достать противника. Просто очень хотеть. Как в постели…
Горло. Глаза. Запястья. Колени. Пах. Азбука выживания…
Я с разбега скользнула под бьющую руку и развернулась на месте, вынося распрямлённую расслабленную руку по кривой. Пруток долбанул по шее серого человека так, что у меня задрожала кисть. Завибрировала, словно от взбесившегося вибромассажёра. И противник не устоял. Впрочем, увидела я это только тогда, когда занялась вторым. Или точнее – он мной занялся. Мой выпад вперёд оказался истрачен вхолостую – ловкий натренированный парень легко перетёк с левой ноги на правую, удаляясь от меня в сторону. Желание его достать не дало шанса на второй замах – мужчина легко подхватил мою руку и продолжил её движение. Я пошатнулась от неожиданного затягивания и побежала вперёд, туда, куда вела сила притяжения. Со всхлипом выдохнула, наблюдая, как кувыркается фонарь перед глазами… Взору предстала заломленная кисть. Моя. Понятно это стало по визуальному контакту и боли, опалившей запястье и локоть. Пруток зацепился за разжавшиеся побелевшие пальцы и повис стойкой макарониной на ладони. Он висел бесконечно долго, медленно болтаясь повисшим концом, но не решаясь покинуть руку. Я, тупо разглядывая его, подумала о том, что мир похож на такой вот маятник, где закреплённый конец – это зло, которое всегда однолико, а болтающийся – это добро, о котором никто ничего толком не знает, но которое оказывается единственной ценностью для всех. Философствование шло в фоновом режиме, пока тело корячилось, в попытке освободиться от пыточного залома. Губы уже были искусаны, но выбраться не удавалось. А, ведь, по сути, летят всего лишь какие-то мгновения! И только кажется, что эта пытка бесконечно долга!.. Нервы у моего противника оказались более расшатаны, чем у меня. Он поторопил события. Освободив одну из рук, менее всего занятую в захвате, он попытался перехватить пруток. Н-да. Сильный человек, ловкий, натренированный… Только вот не надо давать стерве возможность отыграться! Это тебе не блондинка-«дай-ей-шанс»! Это – дура с повышенной агрессивностью. Первый закон при освобождении из захватов – отталкивать, а не тащить к себе свою руку, поскольку вместе с ней к тебе придет и противник, и его кулаки. Потому я опёрлась всем телом на захваченную конечность, позволяя своему весу перетечь в кулак врага. Теперь против него было ни много, ни мало, а три силы – свой вес, мой вес и его собственное желание удержать меня в заломе. Добавим для надёжности ещё одну – моё желание из этого залома выйти! Вот так! Полностью провиснув к неприятелю, я повела захваченную кисть дальше, вдоль его корпуса, за спину. Рука освободилась в тот момент, когда я вцепилась зубами в шею противника, свободной рукой атакуя его гениталии. Вот сейчас перехвачу пруток поудобнее и – пойду охаживать следующего!
Фигу. Во-первых, ладонь категорически отказалась сжиматься. И если бы дело было просто в боли! Но – нет, боли не было, а вот растянутые – дай бог не порванные! – связки не стягивали мышцы. Потому-то и не зашевелились пальцы, лишь вздрогнув в ответ на приказ. Во-вторых, мой противник, оседая, зацепился за меня руками. Вес, вдвое превышающий мой собственный, обрушил меня на колени. И тут же сзади кто-то накинулся, явно с недобрыми намерениями. Ещё в падении расцепив зубы, попыталась оттолкнуться от упавшего врага. Мне почти удалось уйти от него, и я оказалась в стороне. Одно это спасло жизнь. Воздух плотной массой дохнул мне по голове – это рядом с ухом пролетела чья-то стопа по траектории классического прямого удара ногой. Две «серые личности» навалились с обеих сторон. Я лишь успела заметить, как свет загородили фигуры, и тут же сильнейший удар по ногам свалил меня на землю. Руки остановили движение корпуса, но головой я всё-таки ударилась. Не успев сообразить, что происходит, поняла лишь, что мышцы правильно обкатали движение. Не зря Игорь гонял на падения в зале… Осилила приподняться. И тут же огромный молот ударил по ключице – рука отнялась. Только когда молот поднялся во второй раз, сообразила, что это кулак и целит он явно не в плечо. Пискнув, подтянула локти и ушла головой в жалюзи защиты предплечьями. По ним тут же прилетело, да так, что снова опрокинуло меня на землю. В падении я повернулась на бедро и замолотила ногами по всему, что попадало. Попадали, как правило, ноги. Один противник тихо матерился, отскакивая и вновь подлетая, другой хрипло дышал, пытаясь перехватить мои бешеные удары. По большей части пинки были хаотическими, но при столкновении с препятствием иногда работали и вбитые тренировками рефлексы – я пыталась то оттолкнуть, то подтянуть к себе колени врагов, чтоб опрокинуть их. И всё это – в темпе, которого никогда не могла добиться от себя в зале.
Не повезло… Меня хватанули за ногу и с силой потянули на себя. Я продолжала отбиваться второй ногой и изгибаться поясницей, пытаясь освободиться, но меня потащили волоком, норовя повернуть так, чтобы по асфальту проезжало лицо. Руки, защищающие самое ценное моё сокровище – голову, ожгло. Треснула в подмышках куртка… Задрались подолы и куртки и свитера. Холодный ветер жадно поцеловал оголённую полоску запотевшего живота. Противник мимо своего корпуса сбросил мои ноги. Другой, пока я не сориентировалась, легко обойдя защиту рук, ударил носком ботинка по рёбрам…
– А!
Я вскрикнула и тут же замолкла, потому что второй удар попал по предплечьям и почти вбил их мне в лицо. Показалось даже, что руки не смогли задержать ломающей мощи удара. Глаза тут же утонули в слезах – когда бьют в нос, реакция обычная. Сверху на меня сел мужчина, сжал извивающийся корпус и стал, не спеша, охаживать руками по голове. Мне едва хватало возможности закрываться уже саднящими горячими предплечьями. Сверху спелыми крепкими яблоками сыпались удары, зло разбивающие плоть рук. Если я хоть раз не смогу прикрыться и одно такое «яблоко» найдёт мою голову – мне конец…
– Даша!
Крики и ор со стороны Игоря я услышала сквозь собственное дыхание, рвано пробивающееся всхлипами в выдохи. Я почти не вдыхала в страхе пропустить кулак. Показалось на миг, что противник остановился, и я раззявила рот, захватывая побольше воздуха. В этот миг меня и настиг удар. Руки разъехались, тёмное пятно, проломившее их, с космической скоростью приблизилось к глазам, и что-то жарко лопнуло в лице…
- Ладно, хорош, - словно почувствовав, что перегнул палку, сам себя одёрнул Полынцев, - Сейчас передаёте пленника моим ребятам, и сворачиваете лагерь. Дальше идём по моим распоряжениям.
- Угу. – Медведев оскалился. – Вспомните детство. Конфетка такая была. Сладкая. «А ну-ка отними!» - называлась.
Полынцев сощурился и улыбнулся. Весело, озорно, словно его только что потешили новым анекдотом.
- Да это никак вызов! – Повернулся он вполоборота к своим людям. «Раверсники» неприкрыто усмехнулись. Судя по всему, в своего командира они верили безоговорочно. – Да ты в своём уме, Медведев?!
- В своём, – ощерился Михаил, поводя тяжёлыми плечами. – И твой рассчитываю вправить.
- Ну-ну, – улыбка Полынцева стала откровенным оскалом. Подраться он оказывался охотник. – Как сойдёмся? На ножах? На дрынах?
- Я больше доверяю рукам.
Полынцев кивнул:
- Пусть будут руки. Я тоже мало верю в посредников… Мужики, расступись!
Медведев ощутил поток воздуха раздавшихся в стороны людей.
Фигура противника стала центром галактики, в рукавах которой, где-то там, на периферии, белели хорошо знакомые лица. У бойцов возбуждённо приплясывали плечи, словно самим хотелось сорваться в драку. И Михаил не был уверен, что останутся на месте, как выяснится, кто – кого. Каждая команда готова была порвать за командира.
Снег пошёл неожиданно. Словно всё время до того сдерживался, стараясь не мешать нарастающему напряжению, а вот теперь, в самый разгар противостояния, вдруг не вытерпел и повалил белыми хлопьями. Края огромной, накрывшей лес, тучи ещё подсвечивались солнцем и оттого казались сиреневыми.
Ещё секунду Медведев и Полынцев тяжело перекатывались с ноги на ногу, разгоняя внутренние волчки, а потом сдвинулись навстречу друг другу.
И – понеслось!
Михаил хэкнул, вдаряя связку. Кулак – стопа - локоть – колено. Эшелон прокатился по мясу, но особого урона не нанёс. Полынцев вовремя обкатал движение по касательной и даже ухитрился приложиться по движущемуся, с лихвой оплатив атаку. Локоть – ударом по шее, стопа - скатыванием по голени… Такую мать!… Припал-выпрямился.
- Слева! Слева!
- Вали!
Темп! Темп! С разворота – на новый виток. Руками по верхнему уровню. Колено в солнышко, стопа по подъёму. Ннна! Ага! Полынцев стремительно выдохнул, отринул и осел. Или только приноровился к атаке? Щит предплечья глухо столкнулся с направленным в горло ударом, ладонь отзеркалила в подбородок, но в полёте была подхвачена на болевой. Эх!
- Давай! Гаси!!
- Темп!!!
Последний шанс спасти напряжённые пальцы – зажать в кулак и свои, и чужие. И бить, бить, бить! Свободным локтем и коленями в корпус. Ха! Ха! Ха! На третьем пропущенном ударе Полынцев согнулся и отпустил заломленную кисть. Ага! Рывок! Хэк! Стопа мощно вошла в корпус. Сейчас! Фиг. Полынцев почти сквозь тело пропустил ногу мимо и с размаху встретил основанием ладони в лицо.
- Ааа! Жми! Жми!!!
- Дави бычару!
Твою мать! Обкатал, но рухнул на спину. Ногами – по коленям! Ха! Ха! Хэк! Полынцев, пытающийся зайти со стороны, свалился от подсекающего по подъёму плюс стопой в пах. Пах-то он прикрыл… Но рухнул. Свалился по науке – на лежащего руками, выставленными по верхнему уровню. Обмен! Голова задребезжала, засаднило скулу, а с лица нависшего сверху Полынцева закапало прямо на глаза. На шее сжался тесный телесный ошейник предплечий…
- Дави! Дави гада!
- Гаси его! Гаси-и-и-и!
Бить! Бить из положения «лёжа под» неудобно. Но – надо. Иначе – писец. Белый, пушистый. Медведев молотил всеми четырьмя конечностями по навалившемуся сверху. Мясо под ударами встряхивало, как холодец на блюде. Но капкан на горле не ослаблялся. Полынцев глухо выматерился и стал дожимать… Перед глазами поплыло, нос забился кровью. Не останавливаться! Мать твою за ногу! Твою мать!
На саму точку вышла неожиданно – завернула за угол и оказалась там. Край заброшенного парка, поваленное чугунное ограждение, сколотые кирпичи столбов, огромные массивные деревья в два-три обхвата. И компания крепких бритоголовых парней, по очереди пинками отправляющие пивные бутылки из неаккуратного рядка в каменную кладку возле низкорослого шиповника. Бутылки впечатывались в кирпичи и разлетались осколками. Алиса тенью скользнула за спинами увлечённых забавой мужчин. Ещё несколько шагов, и они останутся так далеко сзади, что расстояние отобьёт у них желание искать в уходящей жертву на вечер. Ещё шаг… Новая бутылка, сверкнув боком в неярком свете, отлетела к кустарнику и с немелодичным звоном разбилась. Куски брызнули в стороны. А за кустарником вздрогнуло что-то живое, испуганное, сжатое в комок, забившееся и кусающее кулак, чтобы не кричать.
Алиса остановилась. Вытащила наушники. Рванула шнур из гнезда и прибавила громкости плееру. Музыка для войны. Добротный динамик задребезжал, гвоздями вгоняя в мужской пьяный смех соло старого доброго рока. И Алиса почувствовала, как биение динамика задаёт ритм для будущего движения. Но сперва нужно было прислушаться, поймать темп, поймать ощущение.
По бледным впалым щекам висящая на блестящих ниточках подтёков влага.
Расправляющиеся плечи деланно лениво разворачивающихся парней.
Ветер, легкой рукой трогающий волосы.
Равнодушный мутный оконный свет хрущёвок.
И ещё - взгляд. Пустой. Спокойный. Посторонний.
Она на мгновение запнулась, почувствовав этот взгляд в спину. Взгляд небрежный, но от ощущения того, что его обладатель понимает и предчувствует её действия, засвербело в пояснице тонкой струйкой пота. Ей захотелось переиграть происходящее, остановиться, отшагнуть, нажать клавишу отмены…
Сзади окликнули.
И она обернулась, уже создав на лице тренированную улыбку. Удивление, наивность, доверчивать сливались в один образ милой девочки. Сейчас её бы не узнал давешний священник-волонтёр, и, приняв за подростка, мягко пожурил бы за шатание по городу в комендантский час и за руку отвёл домой. Хотя – нет. Не удалось бы ему взять её за руку. Девичье тело уверенно наливалось мощью, невидимой снаружи, и готовилось к рывку. Состояние перестройки уже давно вошло в привычку и не меняло пульса Алисы. Просто ещё один рывок. Ещё одна игра на поражение.
- Ты!
Пошатываясь, один из парней двинулся к ней.
«Главарь. Приоритетная цель», - равнодушно определила Алиса, тренированно вскидывая удивлённые глаза и двигаясь к противнику.
Стронулся с места ещё один.
«Шестёрка. Последняя цель» - отметила Алиса, зацепив его краем взгляда, но смотря на главаря, шаря руками по поясу и промахиваясь мимо плеера, словно не в состоянии нащупать и выключить бьющую по ушам музыку.
- Выруби музон, дура! – рявкнул главарь.
Алиса смущённо пожала плечами, показывая, что ничего не слышит.
Главарь сплюнул и шагнул ближе.
Ещё двое шагнули за ним.
«Вторичные цели», - отметила Алиса: - «Если девочка в кустах сообразит и побежит – обойдёмся бла-бла…»
- Ты!
Главарь потянулся к ней, намереваясь сорвать плеер с пояса. Плеер Алисе было жалко, но ради лишних секунд для притихшего за кустами испуганного создания, она могла себе позволить эту потерю. Серая в неверном свете рука потянулась распахнутым спрутом, замедленно проплывая к её животу. Эта рука не представляла опасности, и Алиса лишь едва сдвинула корпус, позволяя схватить плеер вскользь, так и не прикоснувшись к телу. Ладонь рванула аппарат, и ремень натянулся, сдавливая талию. Трах! – поясок не выдержал, разорвавшись. Секунда – и орущий динамик хрястнулся об асфальт и затрещал под неистово бьющим каблуком. Музыка заглохла.
Главарь сплюнул под ноги на черные и блестящие осколки и набычился на застывшую девушку. Алиса подняла глаза, и он опустил кулаки, неуверенно поводя плечами. В огромных девичьих глазах плескалась море детской обиды и одиноким парусником качался вопрос «За что?».
Существо в кустах зашевелилось, но двинулось не в сторону освободившегося выхода из парка, а к намечающейся драке. Это уничтожило последние сомнения в Алисе – «бла-бла не обойдётся».
Она опустилась на корточки, разглядывая детали плеера россыпью на асфальте. Мужчины перед ней остановились – для них ещё оставалось неравнозначным футболить бутылки пива или бить беззащитного человека ногами. И эта заминка их спасала.
Алиса распрямилась пружиной. Всё, что успел увидеть главарь – белое лицо с застывшей полуулыбкой и прикрытыми глазами, внезапно появившееся из темноты. Ударившую снизу вверх в горло руку заметить уже не мог. Да и никто, наверное, не смог бы... Спустя доли секунды главарь безвольным мешком свалился на дорогу, закрывая своим оплывшим телом дорогу «шестёрке», ещё изумлённо застывшему на месте.
Второй удар Алиса направила вправо. Рывок – пальцы коснулись нервного узла, с хирургической точностью нащупав его в путанице сосудов и мышц. Молодой мужчина рухнул, завалившись назад.
Прыжок – ладонь вошла в шею едва успевшему приподнять руки третьему, умело ткнув в нервный узел, словно щёлкнув выключателем. Человек оплыл, ноги подогнулись. Упал.
Алиса повернулась к «шестёрке». Побежит – хорошо. Не побежит…
Он побежал. Сумасшедшим взглядом мазнул по белому кукольному лицу и рванул на выход, едва вписываясь в поворот за воротами.
Всё.
Прикрыв глаза, Алиса замерла на мгновение, выходя из боевого режима.
- Будем считать это разминкой, - проворчала она едва слышно, внимательно прислушиваясь к ощущениям тела.
Солнце уже поднялось над горами. В лёгкой дымке курящегося тумана, недовольно возящегося в ущелье и одёргивающего щупальца из-под наступающего света, оно казалось белым, словно слепленным из сверкающего снега и льдин. Да и тепла от него было не больше.
Я стянул рубашку, накинул на поясницу, завязал узлом поверх ремня и побежал.
Топ-топ-топ.
Два круга по территории и – к «станку», на облюбованную площадку.
Тело и разум – вот два инструмента, которые даны нам природой-матушкой. Единственные, которые можно использовать в жизни. И каждый из них, как всякий механизм, требует очистки, смазки, правильного хранения и умного использования. Вот разминка и есть очистка-смазка для тела. А для рассудка? Да, наверное, вот эта тишина внутри, которая спускается, словно ангел с небес, и осеняет душу, когда бежишь, не глядя под ноги, стучишь по доскам огрубевшими кулаками, падаешь-вскакиваешь, прыгаешь-подсаживаешься, вскидываешь камни или тягаешь гриф штанги. Тишина, в которой нет ни сухих сизых пяток, ни лежащей крошевом на студне лёгких грудины, ни чёрных глаз, затягивающих в бездну без дыхания, ни «Бегемота». И нет Японии – страны, которой однажды не станет. И, если нет всего этого, то не о чем срывать дыхание, не о чем сглатывать комок в горле. Нет этого. И тебя нет. Только движение. Только жизнь.
Механически – раз, два. Железный стержень бьётся о покрышку, вздрагивают руки, напрягается спина, принимая пружинистую отдачу. И снова – раз, два. Ничего нет.
- Прива!
Череп подкатил так нежданно-негаданно, что чуть не словил с разворота грифом в голову. Нырнул в сторону, притих, скрючившись, и, только убрав руки, прикрывшие блокировкой верхний уровень, осведомился:
- Ты чё дёргаешься? Свои ж все.
Я опустил гриф, уперев конец в землю, и обтёр запястьем мокрое лицо:
- Извини. Вырвалось.
Череп усмехнулся и выпрямился, поддёрнул штанины на коленях:
- У тебя вырвется – не поймаешь, так словишь.
- Ага, - желания смеяться старой шутке не возникло.
Я перехватил удобнее гриф и снова повернулся к покрышке. Итак, остановились на диагональном. Ещё с полсотни сделаю – и хватит. Замах. Удар. Бунц! – зазвенели в руках натянутые сухожилия.
Череп примостился сбоку, облокотившись на бочку, и стал наблюдать, как поднимается-опускается сверкающая на солнце стальная труба и как вздрагивает от ударов запылившаяся покрышка.
- Ты как сегодня? Смотрю, вернулся в форму?
- Ага.
Постирал, погладил, влез.
Вдох-выдох, вверх-вниз.
Череп оглядел горизонт скучающим взглядом и бросил:
- Чахлый говорил, ты с ним бодался пару раз.
- Ага.
Вдох-выдох, вверх-вниз.
Если сейчас начнёт расспрашивать с каким счётом мы «набодались» с начсмены – пошлю на хутор за бабочками. Без сачка, но с большим ускорением.
Он хмыкнул, ожесточённо потёр лысину и, внезапно стянув через голову зелёную форменную футболку, сказал, как ухнул в прорубь:
- Ну, так это… Давай!
Давай. Махнул грифом, откидывая – стержень отлетел метров на семь и вошёл в землю, взрезав каменистый слой так, что полетело в сторону мелкое крошево с пылью.
Прямой в голову…
Нырок под руку…
Боковой в печень…
Прямой в челюсть…
Нокаут…
Я повернулся и пошёл на «морпеха». Тот сдал назад и вскинул руки к горлу, поджал подбородок, исподлобья насторожено следя за мной. А я привычно поднял кулаки лишь когда уже дистанция стала критической. И тут же нырнул в бок – Череп встретил прямым в голову. Конечно, я вернул сразу, заставляя и его тоже отпрыгнуть. И начали топтаться, примериваясь, вприглядку и вприкуску обмениваясь любезностями.
Череп – парень горячий, все норовил сберегаться на дистанции и держать меня подальше длинными, заточенными под ударную технику руками. Но оттого, и когда прилетало, казалось лёгкой встряской – удар не валил с ног, а только просаживал, отталкивая. Но вся эта карусель только для того, чтобы приноровиться ко мне и найти тот самый миг, когда можно будет всадить по полной, заряженным мощным движением дослав руку в незащищённый корпус или голову. Всё по канону: где закрыто, туда не суйся, а где отрыто, туда и входи.
Его жилистый корпус, от напряжения ставший, словно анатомическое пособие с выраженным рельефом мышц и выступающими буграми вен, заходил ходуном, выбрасывая мне навстречу непропорционально крупные кулаки, а на неприкрытых плечах сально залоснилась кожа. И обдало знакомым запахом грязного пота с привкусом отработанных алкогольных паров, сивушного, дурного. Видимо, Череп вчера не постеснялся после боёв приложиться к бутылке, и не раз, не два.
Что за люди такие? С вечеру водочку кушают, а на следующий день на спарринг нарываются? И называют это красиво - «спортом занимаюсь». Нет, конечно, это лучше, чем им заниматься каждый день, сидя на диване с шарфиком «Спартака» наперевес и бутылкой пива в кулаке. Но. Спорт – это совсем иное. Им невозможно заниматься. Этим живёшь, и этим спасаешься от жизни. Той жизни, что тебя окружает ежесекундно – полной пустых хлопот и мелодраматичной суеты без повода и цели. Это уход в сторону существования на грани критичных понятий, когда любое действие оцениваешь не в сегодняшний, злободневный «плюс» и «минус», а в перспективе жизни и смерти. Интересно, а как это на уровне наций? Вот, японцы, поди, не пьют, или пьют мало – понимать же должны, чудики, что недолог век, нужно прожить с пользой, оставаясь до последнего сильным и разумным. А если вся русская нация так прилепилась к бутылке беленькой, значит, долго жить будет? Тогда почему японцев сейчас миллиарды и они расселяются по всему земному шарику, а русские вымирают так, что пора в «красную книгу» заносить? Или я чего не так понимаю?
Слева прилетело во внезапно образовавшееся окно. Раз! – и приплюснуло скулу, откидывая голову. Я выдал серию в воздух, отгоняя дерзкого морпеха, и тут же прижал подбородок к груди и сощурился, ловя его в прицел. Череп приплясывал на значительном расстоянии, успев отскочить, и задорно скалился, явно веселясь происходящему.
- Ну, ты открылся, - сказал он, довольно щурясь. – Как было не войти!
Это точно. Открыто – входи.
Я показал поднятые кулаки: продолжим? Череп с энтузиазмом кивнул и начал сближение. Но тут уже инициативу я ему, горячему, отдавать не собирался. Пошёл навстречу. И начал молотить, не давая вздоха спокойного. Череп не промах – большей частью принимал достойно, на руки или вскользь, но дыхание у него уже срывалось, да и с лица опал быстро. На лбу пролегли злые напряжённые складки, а кожу обсыпало потом. А затем его пробило в корпус раз, два – не сурово, больше для острастки, - но он попятился, скорчившись на один бок. Я усилил давление, погнал его, не давая сорвать мне темп. И вбил догоняющим в грудь. Череп споткнулся, дёрнулся назад и рухнул. Завалился, сразу сгруппировался, подтягивая конечности к себе и снизу вперился шалым взглядом: продолжаем? Но я отступил и опустил руки.
Череп хмыкнул, собрав дрожащие от усталости губы в подобие улыбки, и рывком поднялся.
- Ууу! – протянул он и выпятил грудь, осматривая место удара – красное, с полопавшимися сеточкой капиллярами, медленно затекающими синевой. Потом покрутил руки, рассматривая разукрашенную краснотой кожу. – Запятнал!
А я усмехнулся:
- Стучите – и открыто будет.
Череп зыркнул, соображая, и тут же расхохотался. Он входил, где появился прогал, где я «открылся», а я открыл сам. Только входить, когда отворилось, не стал. Не по-дружески это.
Полностью одевшись, наскоро опустошив стоящий на подносе бокал с мочёными плодами дикой розы, закрепил ножны на поясе и вышел из комнаты. И, уже шагнув в коридор, внутренне усмехнулся – не было никакого сомнения, что старый наставник готовит неожиданный удар. Для того, чтобы проверить, стал ли путь его клинка короче или остался детский навык вытягивания тесака из ножен через устье? Ещё вчера случись ожидать такого испытания, он бы волновался, не зная толком, как поведёт себя рука, приученная и к одному и к другому движению, но сегодня, словно всё сознание затачивалось на ощущении нового оружия на поясе, и даже колебаний не возникало, что ладонь молниеносно снимет застёжку и тут же тесак окажется в руке. Потому он шёл спокойно и твёрдо. И хотя тело болезненно вздрагивало от излишне резких движений, ломило виски и подчас подкатывало дурнотой, но в исходе испытания он был уверен. И не напрягался перед каждым поворотом или дверью, хотя и ждал удара. Пока не подошёл к выходу во двор.
Кашифур сидел на пятках к дому спиной ровно на середине утоптанной тысячей тренировок площадки. В его положении не ощущалось напряжения готовности к бою, только ожидание. Ярий на миг замер в дверном проёме, разочарованно разглядывая спину наставника. Не часто случалось, чтобы старик не находил повода испытать или поучить ученика, а тут такой день, такой повод, и – ничего?
Кашифур чуть повернул голову, давая этим знак, что почувствовал его появление и разрешает приблизиться, и Ярий шагнул на каменную крошку двора.
Воздух справа едва задрожал, а он уже рванул в сторону, неловко ломаясь телом, чтобы не попасть под обрушившееся лезвие. Метнулся вниз, кувырком через голову уходя от смертоносного удара в корпус. И встал на ноги уже рядом с наставником. Резво выхватил тесак и замер, разглядывая негаданного противника.
Напротив него, равнодушно разглядывая окна дома прислуги, стоял Гор-Корж. Тесак его лежал далеко за спиной, на лавке у входа в дом. А в руках подрагивал после неудачного удара тонколезвенное копьё с длинным клинком и узкой крестовиной – излюбленное оружие сарской ударной сотни усольцев. При должном умении это оружие выигрывало у любого иного в бою на свободном пространстве.
Кашифур медленно поднялся и обернулся к ученику.
- Благороднейший вил-тан, - он сделал лёгкий поклон оставшемуся равнодушным Гору, - великодушно согласился испытать тебя, вилин, прежде чем ты встанешь на стражу своего саря.
Ярий скосил глаза и не отозвался. Кашифур снова – в который раз – смог нанести ему неожиданный удар. В этот раз – даже не вытащив меча! И испытание, которого так ждал и уже успел увериться в том, что оно его миновало, оказалось внезапным и серьёзным. Детской шалости от Гора можно не ждать.
Кашифур склонился перед поединщиками и неторопливо отошёл, скрываясь в дальнем углу двора в густой тени. И Ярий не увидел в его глазах, единственно не скрытых привычной при посторонних куфьей, ни уверенности в ученике, ни, напротив, сожаления о его неготовности, - только безупречное равнодушие.
Лишь только меккерянин вышел из круга сдавленного напряжением воздуха, Гор начал движение. Но Ярий ещё не шевелился, провожая взглядом наставника, и потому вил не торопился нападать. Слегка покачивая опущенным остриём копья, словно подманивания, наступал по кругу, обходя вооружённую правую сторону, и ждал. Ярий уверился, что старый наставник вышел из опасной зоны и только после этого повернулся к сопернику. Себе врать не мог – волнение сдавливало брюшину, не давая полного вздоха лёгким, оттого и потребовалось время, чтобы восстановить дыхание. Но вот, Кашифур в безопасности, и он готов. Что ему уготовил Гор – суровый урок или насмешку? На дружескую потасовку рассчитывать не приходилось.
Ярий сделал отмашку тесаком, показывая, что готов, и, вернув клинок в защитную позицию перед собой, опустил остриё, приглашая старшего вила к атаке. Да, самоуверенно и нелепо давая ему больше преимуществ, но справедливо полагая, что раз уж его испытывают, то стоит показывать всё, на что способен. Гор ждать не заставил. Вмиг его копьё нацелилось в грудь вилину…
Ярий не первый раз стоял против длинноклинкового оружия. И не впервые чувствовал странную опустошённость, звенящую в голове тишину, когда видишь зло сверкающий штык, готовый впиться в твою плоть, и слишком далёкую от тебя гортань противника. Тебя в любой момент – только замешкайся! – одарит жаркой болью длинное копьё, а вот тебе, чтобы достойно ему ответить и хоть кончиком тесака, но резануть по живой плоти, нужно извернуться, нужно исхитриться, успеть в тот единственный миг, когда против тебя не лезвие – древко! Но и то, это возможно с простолюдинами, приученными к обычному бою и видящим в деревянном сердечнике копья лишь тёсанную дровину. С вилом такого не бывает. Для него всё оружие – что наконечник, что древко, что камешек под ногой, что тень от ветвей дерева, что твоё же тело и твои же чувства – лишь дай слабину, и он обратит их против тебя. Другое дело, что и Ярий свои шрамы, заживленные до белых штрихов по коже, получал не от понуканий надсмотрщика и не на ремесленном деле…
Первый удар Гора он обошёл, почти не чувствуя дурноты и ломоты не восстановившегося тела. Но вот сократить дистанцию и ответить старшему, как нужно, не успел. Промахнувшееся копьё Гор легко, будто ничего не весящее, заставил вращаться, заранее сбивая ожидаемую атаку. Ярий отшатнулся и, приноравливаясь к кружению оружия встречника, двинулся вокруг противника. Он ждал момента остановки копья, смены его положения, начала движения в прямую атаку. Но Гор, словно похваляясь силой, продолжал вращение. Только изредка делая неожиданные выпады и заставляя бегущее по кругу копьё атаковать секущими ударами – в голову, в корпус, в ноги. И пройти к противнику, словно увитому опасностью, Ярию никак не удавалось. Сияющее кольцо от стального наконечника меняло плоскости движения, то прикрывая встречника, будто щитом, то накатываясь огромным колесом, а иногда опоясывая вила металлическим обручем. И всякий раз, когда Гор делал шаг вперёд, Ярий отшатывался, и копьё проходило на пядь от живой плоти.
Скоро в хаосе взаимного кружения Ярий осознал, что тело подводит. Неподжившая рана и утомление последних дней сказались. Смазалось зрение, отяжелели движения, словно промокли от мёртвой воды, вобрав в себя гниль и боль, и сознание отсекло из внимания всё, что не влияло на исход схватки. Мелькнула пакостная мысль, мысль-предатель, что силы на исходе и, вероятно, это испытание закончится унижением и травмой. Стиснув зубы, вернул рассудок в русло спокойного течения, но на краткий миг замутнённого мышления потерялся. И тут же поплатился за это. Он, скорее, почувствовал, чем увидел следующее движение Гора. Копьё, нацеленное лезвием по ногам, старший вил всё-таки успел повернуть, чтобы наконечник пришёлся плашмя. Да и сам Ярий почти успел прикрыться тесаком. Только от удара уйти не смог. Боль опалила бедро, словно совок горячих углей нерадивый служка не донёс до очага, высыпав на ногу! Ярий отшатнулся и замер, вернув тесак в защитное положение перед собой. Гор напротив тоже остановил движение и, прищурившись, оценивающе посмотрел на юного вилина. Ярий знал, какие признаки боли и эмоций он хочет увидеть, и потому окаменел, не давая воли даже мыслям о постороннем. Только ожидание. Только тишина внутри.
Гор поощрительно кивнул и снова взмахнул копьём, словно лёгкой тросточкой, и сделал новый выпад.
Ярий понял, что уворачиваться больше не сможет – бедро сделалась, словно едва прихватившаяся на ветру застывающая лава – снаружи твёрдо, но внутри беспомощный, заполненный болью кисель. Шагни на эту ногу и опора рухнет! И осталось только жёстко сходиться на каждый удар.
Раз! Тесак встретил короткий укол копья и отклонил в сторону.
Два! Тесак сошелся с секущим ударом, и отклонить уже не смог. Пришлось шагнуть назад. Бедро подвело, и Ярий припал на ушибленную ногу.
И тут же к нему устремился новый удар копья.
Он упал наземь, уходя от отточенного лезвия в единственно возможный прогал. Припал к каменной крошке, вжимаясь в твердь, словно в податливое ложе. И замер. Но наконечник копья вместо того, чтобы пролететь мимо, растрачивая замах, резко завис ровно над ним. Задрожал от остановки. И коротким ударом воткнулся в плечо. Нет, не ранил, лишь тронул остриём, оставляя поверхностный след. Но тем показал и мастерство и победу. Гор не просто ожидал его увёртки, он сам спланировал её, сам оставил кажущиеся безопасное положение, сам загнал в него. И тем поставил точку в поединке.
Ярий смотрел снизу вверх, прищурившись, и, ощущая сокрушительное смятение, мог лишь надеяться, что за маской безразличия на лице противник не увидит проходящую на сердце бурю. Гор одёрнул копьё, удерживающее вилина на земле, и отступил на шаг.
Ярий молча поднялся. Он видел – противник полон сил и даже победа не смутила его безупречного равнодушия в глазах. Это была полная победа. И не признать её невозможно. Он молча склонился перед вилом.
Гор кратким движением мощного запястья закинул копьё за спину и поклонился в ответ. И тут же, повернувшись к Кашифуру, беззвучно подступающему к поединщикам, кивнул.
Ярий ещё стоял, пошатываясь, безучастно созерцая цветущую крону старой яблони, а Гор уже забрал свой тесак и молчаливо ушёл.
- Ты не хочешь отдохнуть перед стражей, благороднейший вил? – внимательно разглядывая его, спросил Кашифур.
Ярий мотнул головой, но тут же очнулся. Наставник говорил о страже! Обернулся на меккерянина. Тот уже после ухода вила спустил край платка, обнажая лицо, и теперь не скрывал ухмылки.
- Зайди в тень своего дома, благороднейший вил, - пригласил Кашифур. – Там ждёт тебя солёная пища и добрая вода!
Ярий послушался. В висках стучало, натруженное сердце стремительно билось в рёбра и ломящее от старых и новых неприятностей тело молило о воде, тени и покое. Лишь зайдя в тишину террасы и расположившись в заблаговременно приготовленном служками месте рядом со столиком, уставленным яствами, Ярий осмелился угрюмо заметить:
- Моё поражение не позволит мне принять стражу. Я не дам отцу так поступить! После данного мне без Посвящения меча это… это…
И понял, как глупо дрогнул голос, выдавая его чувства.
Кашифур фыркнул, но ответил спокойно:
- Твой отец, вил, честен и благороден. И не приставит к своему сарю и наследному младо-лецу беспомощного неумеху. Тем более своего сына! И чтобы чувства не мешали его решению, он дал мне право испытать тебя. Я испытал. Я доволен. Ты сможешь достойно оберегать своего саря или младо-леца – кого даст судьба. Фоэма?
Ярий медленно покачал головой. Нет, не фоэма.
Стас бежал сломя голову, не смотря под ноги и не ориентируясь в направлениях. Бег вбивал уже подсевшую за частые пьянки молодую печёнку в рёбра и заставлял склоняться на бок, кривясь всем телом, но ноги продолжали нести получающийся вопросительный знак с завидной скоростью. Пожалуй, так он не бегал и в игрушках. За своим рваным дыханием он различал рядом стук шлёпанцев Бубна. А дальше, много дальше слышал топот монстров. Монстры даже что-то кричали им в след, но язык был явно незнакомый – рокочущий, дикий, с шипящими истеричными нотками. Может быть, они уговаривали остановиться или приглашали посидеть и выпить вместе, но Стас благоразумно решил не снижать скорость.
Он круто завернул за угол дома, едва не упав, и, размахивая руками, рванулся дальше по тёмной улице. А вот Бубен повторить этот трюк не смог. Предательский шлёпанец сорвался с его ноги ровно на повороте. Программер полетел кубарем! Неловко перекатился, встал на колени, мотая головой. И начал шарить, ища свалившуюся тюбетейку.
- Бубен!
Стас, пролетев ещё несколько метров, резко затормозил, разворачиваясь.
И застыл.
Бубна настигали. Серые лохматые фигуры стремительно вырастали в размерах, размахивали руками, кричали что-то неразборчивое, раззявив бесформенные рты. Страшные и слишком близкие! А Бубен нелепо стоял на коленях, с ужасом смотря в след Стасу, и медленно-медленно водил рукой по асфальту, вслепую пытаясь нащупать тюбетейку. Он даже не звал друга на помощь, но в распахнутых глазах блестело отчаяние понимания своей участи. Стас хватанул воздух открытым ртом, не в силах успокоить дыхание, и отвёл взгляд. Ещё можно убежать. Можно. Рвануть дальше – не догонят. Споткнутся об Бубна, остановятся, чтобы заняться толстяком всерьёз, и не догонят. Он быстрый, ещё может бежать, ещё может дышать… А Бубен? Он слишком толстый, он слишком слабый… Он всё равно не убежит, даже если сейчас сможет подняться. Да и не сможет уже, нет, не сможет. Вон как близко серые монстры! Уже не сбежать…
Стас сглотнул и с тоской обернулся на уходящую в никуда пустую улицу. Такую заманчиво пустую…
И…
Рванулся к Бубну.
Монстры уже склонялись над толстяком, и тот съеживался в комок, прижимая к груди наконец-то подхваченную тюбетейку. Стискивал её, закрывая руками как самое дорогое. Времени подняться у него не оставалось.
- Ааа! Твою налево!
Стас подлетел к склоняющему над Бубном монстру и с ходу засадил кулаком в перекошенную серую физиономию. Монстр хрюкнул и завалился на спину, отброшенный на руки товарищам. Стас рванулся дальше, молотя по приближающимся врагам. Ещё раз удачно попал по кому-то и ногой оттолкнул Бубна из образовавшегося круга. Программер сообразил мгновенно и шустро пополз в сторону от драки. Как был, не поднимаясь, лишь вжав голову в плечи, быстро-быстро перебирая коленями и локтями, спасая у сердца свою тюбетейку. А Стас махал руками, нападая и защищаясь, рыча сквозь зубы и тяжело дыша. Ещё одна смятая физия отлетела в людскую толпу, но рядом вырос пяток новых – только успевай молотить по живому подвижному мясу перед собой. И чувство обречённости сжало сердце. А спустя мгновение и корпус обхватили чьи-то жёсткие объятия. Стаса сцапали сзади, прижав одну руку к корпусу, и с рыком попытались оторвать от земли. Задыхаясь от недостатка воздуха в стиснутой, опустошённой грудной клетке, он вился в сильных руках и норовил вывернуться или попасть локтём в голову врага. Но не удавалось ни то, ни другое. А монстры вокруг с криком радости навалились, налетели… Удары в живот острой болью заставили прыгнуть вверх желудок, а кишки скрутиться, наматываясь на чужое кулаки. Хук в челюсть взорвавшись болью в голове пригасил сознание, от чего тело оплыло, став аморфным. Ещё сколько-то ударов Стас пропустил, уже особо не осознавая происходящее. Мир вокруг стал серым, заполнился белым снегом, серыми кругами и клубами тумана. И, когда его вдруг отпустили, стоять на ногах он не смог. Так и осел на землю, силясь поднять руки для защиты. Вокруг мельтешили фигуры, топали в сером тумане огромные ноги, махали по воздуху огромные кулаки, а он сидел и хватал разбитым ртом воздух и никак не мог надышаться.
И всё не мог сообразить, почему ног становится всё меньше. Словно лес прореживался перед самым выходом на поляну. Бывало так, когда прогуливался в виртуальном парке – идёшь, идёшь, а света становится всё больше, а стволов всё меньше. Вот. Раз! И ещё одно свалилось. И ещё рухнуло. Стас тряхнул головой и вдруг понял, что лес ног прореживался не сам, а некто вполне уверенно его выкорчёвывал. И этот «кто-то» делал это последовательно, молчаливо и очень быстро. По-деловому – в один-два движения сваливая монстров на землю. Монстры охали, ахали и после того, как оказывались ушиблены об асфальт, повторяли подвиг Бубна, живо разбегаясь на четвереньках в разные стороны от места побоища.
Стас же сидел, тупо разглядывая расползающихся, и старался сдержать несвоевременные рвотные позывы. В груди саднило, живот скручивало, а лицо раздирали противоречивые чувства - будто одну часть опустили в лаву, а к другой приложили лёд. Притом, приложили с большим ускорением и силой. И сосредоточившись на ощущениях, он не сразу понял, когда кто-то закричал почти в ухо:
- Бегом! Ну!
Вместо этого, Стас медленно поднял и приложил ладони к щёкам – чтобы убедиться, что одна как раскалённая сковорода, а другая как холодильник. Но вместо тепла и холода почувствовал острую боль ровно между ними. Опустил руки – в горстях остались кровавые лужицы.
- О-па! – прошелестел он, едва себя услышав.
Кто-то сильный схватил его за шиворот и, встряхнув, рванул от асфальта. Автоматически распрямив ноги, Стас осознал, что способен ещё стоять. А когда его резво подхватил за локти Бубен и вприпрыжку потащил куда-то по тёмной улице, понял, что может даже передвигать ногами. Правда, с большим трудом, словно к сандалиям прицепили по паре гирь и маленькую штангу засунули в штаны. Он бежал, сглатывая кровь и щурясь сквозь серые круги и туман. И пытался осознать, почему Бубен тащит его к тусклым белым пятнам возле полуразрушенного здания.
Я могла бы притащить больше кусочков. Но - увы - не позволяет уже ограничение объёма поста. :-) И - думаю, те, кто жаждал высказать мне своё "фе" уже нашли достаточно целей для плевания ) А те, кому нравится... Те либо уже со мной дружат, либо скоро будут )
Всем - удачи и хороших сцен про ЭТО! ;-)