Деньги лопатой и история одного стада

Итак, речь у нас пойдёт о шанцах. Это народ, в своё время пришедший в Китай из Средней Азии, а примерно в XVI веке до нашей эры одолевший династию Ся. Ся — династия легендарная; была она на самом деле или нет, ещё неясно. А вот Шан оставила после себя немало артефактов, главным образом гадательных надписей, так что это первое документально подтверждённое китайское государство.

Тут вот люди пошутили, что шанцы придумали шанцевый инструмент, и во многом это не шутка. Шан — это бронзовый век, и, конечно, переход от каменных мотыг к бронзовым хозяйственным орудиям произошёл именно тогда. Любопытно, что позже, при династии Чжоу, первые китайские монеты имели форму лопат, мотыг и ножей (которые ранее использовались для бартера). Прототипы таких монет были и при поздней Шан (в период, который принято называть Инь), но вообще шанцы использовали в качестве валюты ракушки каури или их копии, выполненные из кости, нефрита или той же бронзы.

Древнекитайский историк Сыма Цянь именует шанских правителей «ди» (императорами), но это неверно. Титул «ди» (или «шанди» — «Верхний владыка») в шанском обществе имело Небо, верховное божество; помимо него почитались различные духи — гор, рек и, конечно, предков. Главным жрецом был правитель.

Разумеется, ранние правители и вожди имеют статус культурных героев. Так, мифический Юй Великий, положивший начало династии Ся, помимо административной работы, успокаивал воды потопа и прокладывал русла рекам. А вот один из родоначальников шанцев, по имени Хай, считался первым скотоводом. И уже в династийный период шанцы изрядно занимались кочевым скотоводством (и, вероятно, поэтому неоднократно переносили свою «столицу»).

Не знаю, носил ли Хай громкий царский титул (скорее всего, нет), но у благодарных потомков он проходит под именем Ван Хай, то есть Царь Хай. Согласно «Канону гор и морей», могучий Хай изображался держащим по птице в каждой руке. И, возможно, птицы тут — это тотемные знаки (тотемом и легендарным прародителем шанцев была ласточка), но Юань Кэ в «Мифах древнего Китая» пишет, что это была недоваренная птица, которую культурный герой некультурно жрал, для начала откусывая голову.

В дальнейшем я буду излагать именно историю, реконструированную Юанем. В других источниках говорят разное, но эта версия и краше, и мораль содержит.

Итак, Ван Хай был хозяйственным мужиком. Сам ходил за своими коровами и овцами, холил их и лелеял, гонял по выпасам, стада его был многочисленны и тучны. Остальные шанцы быстро научились у него животноводству, народ жил в достатке и очень любил своего вождя. Излишки скота гоняли соседним и не очень племенам (говорят, аж до Корейского полуострова), выменивая за него продукты и товары, которых у шанцев не было. И, кстати, до сих пор в Китае «шанцами» (商人, шанжэнь) именуют торговцев и дельцов.

Так вот, а не так далеко на северо-западе, через реку Хуанхэ, в горной стране Юи, жил малочисленный соседний народ, ремесленники и земледельцы. И решил Хай обменять отборную животину на зерно, шёлк и бронзовые изделия. В торговую экспедицию он отправился сам с младшим братом Хэном. Рекой Хуанхэ заведовал «Речной князь» — местный дух, друживший с обоими народами. Эту дружбу Хай, вероятно, заслужил своим горбом: всё детство помогая отцу, шанскому вождю Мину, который всю жизнь занимался чисткой и дренажом русла, предотвращал затопления и вообще многое сделал для сельского хозяйства и реки (в ней он, говорят, в старости и утонул и был впоследствии почитаем как речной дух). Но что-то я заговорился. Короче, Речной князь помог шанцам без потерь переправить свой мычащий и блеющий товар через бурные воды.

Престарелый юиский правитель Мяньчэнь сам вышел встречать братьев и закатил для суровых кочевников пир на несколько месяцев — с яствами, музыкой и танцами. Гостей закормили так, «что даже рёбра у них на груди нельзя было прощупать сквозь слой жира». Но если Хай просто любил покушать, а в свободное время ухаживал за своим стадом и собирал лекарственные травы, то Хэн был краснобай и развратник, который всё высматривал, с кем бы замутить. И вот те на! — самой красивой женщиной в стране Юи оказалась молодая жена Мяньчэня, как назло распутница. Они начали встречаться вечерами, но очень скоро женщина поняла, что Хэн — ветреник. А вот его деловой брат-молчун становился ей всё интереснее, и решила она его соблазнить.

Шанский вождь был человек простой, опыта общения с вертихвостками не имел и не устоял. Хай любил, когда всего много. Еды много. Скота много. И в этих делах ему тоже нужно было много: «Подстрекаемый страстью, он был похож на тигра, вырвавшегося из клетки, и никто не смел надеть на него узду». Встречаясь с ним, жена Мяньчэня совсем потеряла голову, и вот уже о романе знали все вокруг, кроме старого юиского вождя.

Отставленный Ван Хэн воспылал ревностью, считая при этом, что старший брат намеренно увёл у него добычу. Но открытой конфронтации боялся и решил, как говорится, убить его чужим ножом. В данном случае — топором. У правителя Юи был телохранитель, который раньше тоже крутил шашни с его красавицей-супругой, а теперь ему было ещё и за державу обидно: позор же. И вот они сговорились, и однажды, когда Хай крепко спал в опочивальне любовницы, пьяный и усталый с охоты, телохранитель пробрался внутрь и порубил его на куски. Его, конечно, схватили и повели на суд.

Узнав, наконец, все обстоятельства, Мяньчэнь разгневался. Шанское стадо конфисковали вместе с пастухами, Хэна изгнали, телохранителя полагалось наказать, но он вроде как загладил предыдущие шашни безусловной преданностью вождю, так что его помиловали. И жена вождя тоже сумела оправдаться.

Хэн вернулся к соплеменникам, изложил им свою версию событий, и его тут же избрали новым вождём. Шанцы пылали ненавистью к юисцам и рвались в поход, но в планы Хэна это не входило: если бы выяснилась его роль в убийстве брата, его могли бы растерзать свои же. И если до избрания он распалял шанцев, то теперь начал их успокаивать, говоря, что сначала потребует от Юи конфискованный скот — а наказать их надо, если не отдадут. Шанцы поворчали, но согласились, и отправился Хэн той же дорогой во второй раз.

Мяньчэнь сразу понял, что дело пахнет керосином: шанское войско было гораздо сильнее, — так что новоиспечённого вождя принял ещё любезнее и торжественнее. Едва тот заикнулся о стаде, всё тут же было возвращено. И тут взыграл инстинкт частнособственнический: если вернуться с копытным сокровищем к шанцам, придётся делиться с народом стадо-то общее, а тут, в Юи — вроде как своё. Вот и решил он: чем дома делом заниматься, лучше жить знатным гостем на чужбине, где кормят, поят, музыку играют, да и прежняя пассия рядом. Мяньчэнь слегка обалдел, но, с другой стороны, чай, не в убытке: шанское богатство росло и тратилось тут же, в Юи.

Иллюстрация.

Шанские воины (но эпоха уже попозже)
1 - пехотинец с клевцом
2 - пленный варвар и
3 - знатный воин
4 - воин с топором

Но мобильной связи в те времена не было, и шанцы, которые так долго не получали от вождя никакой весточки, решили, что с ним случилась беда — как минимум попал в плен. Тут же был выбран новый правитель — Шанцзявэй, сын одного из братьев (но какого именно — сведения разнятся). Был он молод, но талантлив и решителен. «Наваляем юисцам?» — спросило войско. «Наваляем!» — согласился Шанцзявэй.

Когда огромная шанская армия подошла к Хуанхэ, Речной князь оказался в замешательстве: одни друзья идут убивать других. Он всё же занял сторону шанцев, но переправа слегка замедлилась, и, может быть, именно этого времени Мяньчэню хватило для оценки ситуации: он рассудил, что причина похода в долгом отсутствии Хэна, и отправил гонцов, чтобы те всё объяснили. Шанцзявэй не знал, верить или нет, но его войска, которые уже переправились через реку, было не остановить: они уже начали захват и разграбление приграничных районов. И молодой вождь попросту казнил парламентёров и продолжил наступление. Так началась война, прозванная «войной за коров и овец». Ну, знаете, как «Угон Бурого из Куальнге».

Страна Юи оказалась совершенно не готовой к войне. Наскоро собранное войско было разбито, столица захвачена, вождь убит. Победив, Шанцзявэй приказал найти Хэна, но тщетно: вероятно, когда началась война, его убили разгневанные юисцы. В горе и гневе Шанцзявэй уже никак не сдерживал мародёрство и насилие. Страну разорили дочиста: не оставили ни одного дома.

Шанцы вернулись с богатой добычей, и обратной переправе Речной князь уже не мешал (друзья-то остались только одни). Но потом отправился посмотреть на разорённую страну. Не осталось ни-че-го. Только каркающее вороньё. Кое-как собрав по руинам уцелевших людей, Речной князь переселил их в другое место, и там от них пошёл уже другой народ. Говорят, с птичьими лапами. Юань пишет, что они стали предками народа цинь. И если это те самые цинь, о которых я думал, то именно их потомок через десятки веков впервые объединил под своей властью всю Поднебесную и стал её первым «ди» — императором Цинь Шихуаном.

Ну а шанцы? Шанцы через шесть-семь поколений после этой победы свергли династию Ся и приносили жертвы и «высокому предку» Ван Хаю (он и первый животновод, и первый торговец-караванщик), и его беспутному брату, и мстителю Шанцзявэю, и Речному князю.