Хитровка. История одной площади

В.Гиляровский "Москва и москвичи": 

"Мрачное зрелище представляла собой Хитровка в прошлом столетии. В лабиринте коридоров и переходов, на кривых полуразрушенных лестницах, ведущих в ночлежки всех этажей, не было никакого освещения. Свой дорогу найдет, а чужому незачем сюда соваться! И действительно, никакая власть не смела сунуться в эти мрачные бездны... Двух- и трехэтажные дома вокруг площади все полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось до десяти тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам. Каждый ночлежник платил пятак за ночь, а «номера» ходили по двугривенному. Под нижними нарами, поднятыми на аршин от пола, были логовища на двоих; они разделялись повешенной рогожей. Пространство в аршин высоты и полтора аршина ширины между двумя рогожами и есть «нумер», где люди ночевали без всякой подстилки, кроме собственных отрепьев".

На карте современной Москвы Хитровская площадь находится между Покровским бульваром и улицей Солянкой. Мало, что здесь напоминает прежнюю Хитровку, ту самую, чья слава гремела на всю необъятную Российскую империю. Дурная слава, разумеется. 

Бывалые сыщики уверяли, что в каком бы уголке Российской империи ни произошло преступление, его расследование выведет на площадь Хитровки. На злополучном Хитровом рынке обитали преступники всех мастей. Самое страшное, что они здесь рождались. Нищий быт и жестокие нравы воспитывали людей, о которых москвичи узнавали из криминальных хроник газет. Лично с хитрованцами предпочитали не общаться. Благоразумный обыватель держался подальше от площади.

Рынок был не только притоном негодяев, но и приютом отверженных. Его называли еще Мудрым. На одних нарах соседствовали крестьянин-чернорабочий и спившийся князь, которого судьба загнала на дно жизни. Контраст исключительный, но в ночлежках Хитровки бывало и такое. В опубликованной в 1898 году брошюре «О некоторых условиях жизни населения Хитрова рынка приводится таблица распределения ночлежников по сословиям. Бывших чиновников и дворян в трех домах проживало 35 человек, «в том числе одна баронесса».

Бывшие мещане и дворяне, священники и врачи, потерявшие кров и семью, обретались в хитровских ночлежках. Человек любого сословия и профессии мог пополнить ряды московской голытьбы. 

«Газета-Копейка» сообщала от 9 февраля 1912 года: «На этих днях, на Хитровом рынке, появилась редкая даже на дне фигура нового ночлежника. Это небезызвестный в свое время артист одной из частных опер Москвы. Бархатный баритон, удивительная художественность исполнения и «душа» еще не убита всепоглощающей «казенкой». Артист поет без устали, и первые дни «пребывания» на дне делает отличные «сборы», и кутеж идет в самом широком размере».

Нередко эксцентричные гуляки пропадали и веселились в местных кабаках добровольно. Родные с боем возвращали домой, но те при первой возможности бежали обратно, в оправдание сообщали: «К черту! Опять ходить по струнке! Настоящая жизнь здесь. Ведь это прелесть что такое: ничем не стеснять ни себя, ни других, распустить себя до состояния дикого человека, чувствовать себя во всех действиях свободным. Ведь это роскошь! C'est superbe!» 

Перенаселенные притоны и ночлежки Хитровки были не только гнездом порока и преступности, но и очагом эпидемий тифа и холеры.Чтобы разгрузить рынок, строились дополнительные дома для бедняков в Москве. Но трущобы не теряли своей популярности за все время существования. Санитарный врач А.Г. Петровский считал, что от рынка не избавиться, пока не решаться ряд вопросов. Главный – организация на Хитровке официального рынка труда. После отмены крепостного права в Москву с окрестных губерний съезжались на заработки сотни крестьян. Работы на всех не хватало. Если соискателю улыбалась удача, то после изнуряющей поденщины он искал отдохновения в кабаке. Отсюда второй вопрос: устроение досуга для ночлежников. 

 Характерную красочную жизнь Хитровки приезжали изучать в своё время режиссёры и создатели Московского художественного театра Станиславский и Немирович-Данченко перед постановкой пьесы Горького «На дне».Во времена революции криминальная слава Хитровской площади разрослась ещё больше: количество нищих только возросло, и столичная преступность орудовала на Хитровке вовсю. Бороться с этим ульем было уже невозможно, и советские власти приняли решение полностью зачистить Хитровский рынок и снести торговые ряды.

В конце 1920 годов на площади разбили сквер, потом выстроили школу, ставшую впоследствии техникумом. Площадь по новой советской традиции переименовали в честь Максима Горького. Историческое название этому знаменитому месту вернули в девяностые годы XX века.

История Хитровки началась с пожара. В 1812 году на ее месте стояли частные владения. Они сгорели после отступления Наполеона из Москвы, и больше их не восстанавливали. 

В 1824 году эту территорию приобрел генерал-майор Николай Захарович Хитрово, герой войны с Наполеоном. На собственные деньги он устроил роскошную площадь и подарил городу. Место в честь Николая Захаровича стали называть сперва Хитрово, а затем еще проще — Хитровка. 

Площадь была устроена как торговая: со стороны Подколокольного переулка воздвигнуты новые торговые каменные ряды, в центре располагались небольшие деревянные лавки мещан и устроено небольшое подворье для неимущих, которые смогли бы здесь жить за низкую ренту. На самой площади были организованы газоны, цветники, за площадью, ближе к Яузскому бульвару, был разбит сад.

В 1860-х годах за Хитровкой укрепился неофициальный статус биржи труда. Но вместе с крестьянами сюда потянулись бродяги и прочий сомнительный люд. Появился спрос на постой. Хозяева переоборудовали дома под ночлежки. Вместе с бичующими крестьянами на площадь перекочевали кабаки, гремевшие до утра, сюда же сходилась вся московская бандитская, мелко-уголовная, так сказать, свора. По описаниям современников, на Хитровке в конце XIXвека можно было купить все что угодно: лечебные препараты, заморские овощи и фрукты, антикварную мебель и т.д.

Под навесом крестьяне собирались в ожидании подрядчиков. Рядышком местные бабы торговали табаком, спичками, продуктами, разной необходимой в быту мелочью. Тут же работал и цирюльник, остригая нечесаные хитровские головы. Хотя рынок и слыл царством московской нищеты, здесь имелось все, что нужно для жизни: магазины, трактиры, харчевни, булочные, винные погреба, водогрейни. Для нуждающихся работало подпольное «бюро», где за полтора рубля дельцы продавали подложные паспорта. В лавках торговали мясом, рыбой, кондитерскими изделиями, чаем, молоком. Покупатель мог приобрести в них не только продукты, но и одежду и рабочие инструменты.

Спросом у малоимущих ночлежников пользовалась знаменитая «бульонка». Если журналист рубежа XIX и XX веков брался за очерк о Хитровке, он не мог не упомянуть об этом «шедевре» кулинарного искусства. Так в восприятии читателей «бульонка» стала чем-то вроде символа Хитрова рынка. Про нее говорили: «Кто попробовал «бульенки», тому не уйти с Хитровки». Блюдо это было вряд ли вкусным, но дешевым: 2-3 копейки за порцию. «Бульонку» готовили из костей, овощных очисток, рыбьих скелетов, мясных обрезков и других отбросов с окрестных помоек. Мясо предварительно мелко нарезали, жарили, затем все ингредиенты кидали в чан, заливали водой и доводили до кипения.

Для более взыскательной публики работали хитровские трактиры, имевшие неофициальные названия – «Пересыльный», «Сибирь» и «Каторга». Цены в этих трактирах были выше, чем в магазине. Например, фунт вареной щековины (по-здешнему «мурловины») стоил 12-13 копеек, фунт отварной свинины – 20 копеек. Кипятком ночлежники разживались в специальных водогрейнях. Сюда ходили попить чаю, зимой погреться. За копейку можно было на плите приготовить поесть из собственных припасов. В ночлежках Хитровки кухни отсутствовали, плиты осаждались многочисленными кашеварами, и к огню пробивались с трудом.

В.Гиляровский писал: "Дома, где помещались ночлежки, назывались по фамилии владельцев: Бунина, Румянцева, Степанова (потом Ярошенко) и Ромейко (потом Кулакова). В доме Румянцева были два трактира — «Пересыльный» и «Сибирь», а в доме Ярошенко — «Каторга». Названия, конечно, негласные, но у хитрованцев они были приняты. В «Пересыльном» собирались бездомники, нищие и барышники, в «Сибири» — степенью выше — воры, карманники и крупные скупщики краденого, а выше всех была «Каторга» — притон буйного и пьяного разврата, биржа воров и беглых. «Обратник», вернувшийся из Сибири или тюрьмы, не миновал этого места. Прибывший, если он действительно «деловой», встречался здесь с почетом. Его тотчас же «ставили на работу»."

Ночлежных домов на Хитровке было пять, названных по имени их владельцев: Бунина, Румянцева, Кулакова (раннее – Ромейко), Ярошенко (раннее – Степанова) и Ляпинский. Последний находился в нескольких минутах ходьбы в Большом Трехсвятительском переулке и был бесплатным. 

Внутри все дома, кроме Ляпинки, выглядели примерно одинаково. Каждая квартира делилась на комнату, где жили постояльцы, и отгороженную каморку для так называемых «съемщиков». Это были мелкие арендаторы, которые и сдавали хитрованцам места. Сами владельцы домов с ночлежниками дело не имели. Вдоль стен комнаты крепились в один ярус нары.

На стене каждого дома висели предписанные полицией «правила для ночлежных и коечных квартир». Согласно им продажа вина, драки, карточные игры на деньги, совместное проживание мужчин и женщин строго воспрещались. Также с девяти утра до четырех вечера квартиры должны были пустовать. Пункт седьмой гласил, что «для жилья может допускаться лишь то число людей, на которое выдано г. Обер-Полицмейстером свидетельство». Как правило, квартиры набивались постояльцами до отказа. По данным за 1899 год в четырех ночлежных домах Хитровской площади, рассчитанных на 3400 человек, ютилось свыше 6000 хитрованцев.

Особенно приток народу наблюдался весной по окончанию Пасхи и осенью после Успеньева дня. В это время общее число людей в домах Хитровки, согласно подсчетам полиции, составляло 12000 человек. В одной комнате умещалось более сорока жильцов. Нар всем не хватало – укладывались на полу или где только придется. Даже на подоконнике с риском вывалиться из окна.

Мылись хитрованцы редко, оттого заводились вши. Около 1914 года на общественные деньги в одном из домов Хитровки была устроена «вшивопарильня». Там каждый терзаемый паразитами в специальном аппарате «Гелиос» мог паром «прожарить» свою одежду.

Москвичей на Хитровке проживало меньшинство: примерно 1/9 часть от всего населения трущобы. Преимущественно на постой шли крестьяне. Те из них, кто по разумней и опасливей, если не находил работу, возвращался обратно в деревню. 

Случалось, что крестьянин пропивался и решал перезимовать в надежде весной все же подзаработать. Время он проводил в местных трактирах в компании таких же неудачников. Когда кончалась последняя копейка, ночлежник «делал пересменку», то есть, с доплатой менял свой привезенный из деревни наряд на обноски у местного барышника.

Крестьянин и поэт Семен Михайлович Попов писал: «Есть еще молва в народе, что костюм Адама в моде. Зачастую тут бывает, редкий в нем не щеголяет». 

Чем больше несчастных стягивалось на дно, тем прибыльней жил арендатор, который обогащался и с незаконной продажи водки. Бутылка нераспечатанной «смирновки» стоила двойную цену – меньше был риск, что водка разбавлена. В трактирах старались покупать закрытую бутылку, так как кабатчик мог подсунуть не водку, а только «сливки» от нее. В местах продажи спиртного водились так называемые «оттыкалы». Работали они штопором: помогали открывать всем желающим бутылки. За услугу с ними делились выпивкой. «Оттыкалы» собирали пустую стеклянную тару, сливали с нее остатки водки и продавали кабатчику. Это и называли «сливками».

В дни Масленицы на охваченной общим весельем Хитровке нельзя было встретить ни одного трезвого, не исключая и детей. Над площадью стоял шум и гам, по выражению, одного из современников, «издали похожий на шум моря». Лишь в канун Рождества страсти утихали. Под праздник попасться полиции считалось плохой приметой. Спросом пользовался и опиум. Его употребляли в таблетках, которые подмешивали в водку, или курили вымоченные в опиуме «пьяные» папиросы. Популярным у женщин был так называемый «хаиджа» – очищенный древесный спирт.

Хитровские ремесленники делали все, что не требовало покупки дорогостоящих инструментов: картонки для булавок, корзины, шутихи, хлопушки, ракеты, матовые стекла для фотокамер, чинили гармони. Покупатели на это добро не всегда находились, и мастера перебивались часто с хлеба на воду.

Если ночлежник владел иглой с ниткой, он точно мог себя прокормить. Хитровские воры перешивали у таких искусников краденную одежду. Обращались к ним и обычные заказчики. Портному приносили казалось совсем испорченную вещь, порванную, прожженную, а он так метко подбирал ткань и ладно ставил заплату, что клиент не сразу разбирал, где шов наметан. 

В неприбыльные дни он нередко спускал на выпивку и собственную одежду. С тех пор портной работал только дома, потому что у него оставались лишь стоптанные опорки на ногах. За это их образно называли «раками». 

Сапожники работали обувь, про которую сами же говорили, что «Богу молиться в не можно, а на колени становиться нельзя». Причиной тому скорее всего было не качество исполнения, а ветхость материала.

Бывшие рабочие табачных фабрик крутили папиросы. Для работы папиросник приобретал специальную машину за 20 копеек. Крутили папиросы парами, один из которой занимался также и сбытом товара на Хитровке и Сухаревской площади. 25 штук стоили 3 копейки или 10 копеек – за 100 штук. Рабочий день продолжался с шести утра до девяти вечера. За это время пара ночлежников накручивала до 2000 папирос. 

Естественно, их промысел преследовался законом, так как папиросники не платили акцизного налога. Мало, кто из любителей сладкого предполагал, что заворачивали леденцы от самых крупных московских кондитерских ночлежницы Хитровки. 

Так об этом писал журналист Н.Г. Шебуев: «Только подумать, что вот эти нечесаные босяцкие руки вертят тот самый леденец, которым вы угостите своего ребенка. Только подумать, что большинство конфетчиц имеет обыкновение облизывать леденцы, прежде чем их завернуть!»
Коллеги конфетчиц, цветочники из бумаги и высушенных растений изготовляли не только букеты, но и из дерева игрушечную мебель, мастерили куклы – покупали фарфоровые головки, пришивали к ним туловища из ткани. Готовые вещи несли на продажу в московские торговые лавки и на улицу.