В чём причины популярности иррационального? (продолжение)

11. Фактор популярности лженаучных знаний: ослабление здравомыслия в критических ситуациях

          Как может показаться, уходами в мистику, в иррационализм страдают почти все люди, кроме самих учёных. Действительно: ну разве тот, кто бьётся за постижение абстрактных истин на передовых рубежах исследований реального мира, не должен быть безупречным материалистом-рационалистом?

          Увы, но на самом деле лишь очень небольшому числу исследователей удаётся оставаться свободным от суеверий. Ещё раз увы, но в особых, в критических ситуациях склонность к иррациональным представлениям и действиям частенько берёт верх над верностью научным подходам даже у представителей самых что ни на есть материалистических, самых что ни на есть научных видов деятельности.

          Известно, например, что такой вроде бы насквозь проникнутый рационализмом процесс, как запуск ракет с космодрома Байконур, на самом деле всегда сопровождается целым рядом бессмысленных, но обязательных для исполнения ритуалов: перед самым запуском Генеральный конструктор обязан помочиться на свою ракету, во время разгона ракеты-носителя обязан курить, сразу после вывода спутника на орбиту закурить обязан уже весь следящий за запуском персонал — даже те люди, которые в обычных условиях вообще не курят и т.д.

          Известно также, что физики-экспериментаторы страшно боялись визитов к ним Льва Ландау, которые якобы мистическим образом приводили к непременным поломкам научного оборудования.

          Совершенно понятной (потому что обычной, привычной) выглядит суеверность почти всех спортсменов с их амулетами, "счастливыми" изношенными до дыр майками и т.д.

          Но если пошевелить мозгами, то эта суеверность оказывается как раз не очень-то и понятной (в смысле — логичной): ведь человеческий организм в спортивном плане изучен вроде бы достаточно полно, подведение человека к хорошей физической форме представляет собой вполне рациональный процесс и т.д.

          То есть конкретный спортивный результат является, по идее, вполне рационально достигаемым и предсказуемым. Тем не менее, повторяю, спортсмены — одни из наиболее суеверных людей.

          Всё то же самое касается и студентов: для достижения успеха на экзамене им достаточно просто получше выучить сдаваемый предмет, но многие студенты вместо этого предпочитают перед экзаменами не стричься, не бриться и т.д., "подманивая" тем самым удачу.

          Известно, что суеверны также многие хирурги, назубок знающие расположение органов своих пациентов, болезни этих органов и действия по устранению этих болезней. Суеверны талантливые военачальники, суеверны бизнесмены, знатоки своей области экономики. И т.д.

          Чем же обусловлена склонность рационалистически в целом настроенных людей к иррациональным представлениям и действиям во время запусков ракет, сдачи экзаменов, хирургических операций, военных кампаний и т.д.? А вот чем: обычными ошибками восприятия и понимания, спровоцированными сложностью и нервностью тех ситуаций, в которых люди вынуждены действовать.

          Дело в том, что сегодняшние сопровождающиеся суеверными действиями критические ситуации всегда являются "наследницами" самых первых критических ситуаций (первых запусков ракет, первых соревнований, первых хирургических операций и т.д.), которые поначалу хотя бы раз заканчиваются неудачами по причине недостаточной к ним подготовленности — неподготовленности вполне естественной. А дальше происходит следующее.

          Во-первых, после неудачи у людей неизбежным образом возникают совершенно обоснованные сомнения в правильности всего того, что они делали в критической ситуации для достижения успеха. Но что именно было сделано неправильно — выясняется далеко не сразу (а порой не выясняется вообще никогда).

          Эти сомнения людей в общей правильности своих действий имеют отголоском, в частности, усомнение на какое-то время в правильности самого материалистического подхода — то есть у людей в течение некоторого времени непроизвольно возникают мыслишки типа "А может, помимо рационального, всё-таки есть и ещё что-нибудь? И может, это "что-нибудь" не хочет, чтобы нам сопутствовал успех?"

          Во-вторых, любое новое столкновение с той же самой ситуацией, что принесла когда-то неудачу, у большинства людей автоматически вызывает боязнь повторения неудачи и ввергает в состояние некоторого мандража. Этот мандраж приводит, с одной стороны, к усилению и к обострению стремления найти причину неудачи, а с другой стороны, к ухудшению понимания людьми окружающей их обстановки.

          То бишь люди перестают воспринимать окружающий их мир адекватно, прежде всего им начинают бросаться в глаза самые простые и лежащие на поверхности детали критических ситуаций (ведь, как известно, для достижения максимально полного восприятия и углублённого понимания требуются время и спокойная, не нервирующая обстановка) — например, всё те же закуривание авторитетным лидером сигареты или справление им малой нужды на дюзу ракеты.

          И даже когда у новых, у повторных критических ситуаций имеют место уже не только неудачные, но также и вполне удачные исходы, мандраж у людей полностью не проходит. То есть люди, по-прежнему испытывающие страх перед неудачами и слегка усомнившиеся в абсолютности рационализма, всё время лихорадочно ищут различия между удачной и неудачной ситуациями.

          И частенько обнаруживают следующее: в обеих ситуациях — удачной и неудачной — в техническом плане всё делается вроде бы в целом одинаково, но вот бросающиеся в глаза мелочи ("Хотя как знать, — мелькают у мандражирующего человека подспудные мыслишки, — а вдруг на самом деле это вовсе и не мелочи, вдруг поведение лидера на самом деле всё-таки важно для общего успеха дела?") являются очевидно разными: перед неудачным запуском ракеты Генеральный, положим, снял шапку и вытер лоб, а перед удачным — помочился на дюзу ракеты-носителя. "Следовательно, — делают люди вполне естественный вывод, — в неудаче запуска ракеты, очень может быть, виновато в числе всего прочего снимание шапки и вытирание лба, а в удаче — справление малой нужды".

          Конечно, рационалистически в целом настроенные люди, по идее, могут собраться с духом и организовать экспериментальную проверку целесообразности своих иррациональных действий по методу контрольных групп (то есть, допустим, позапускать ракеты как с применением, так и с неприменением иррациональных действий), но организации этой проверки мешает уже чисто экономический расчёт: проведение иррациональных обрядов почти ничего не стоит, а вот цены запуска ракеты, большой спортивной победы, человеческой жизни и т.д. — очень велики.

          "Так нужно ли рисковать с проверкой?" — задают себе вопрос в целом вполне рационалистически настроенные люди и, взвесив все аргументы "за" и "против", приходят в итоге к вполне устраивающему их ответу: "Нет, риск с проверкой не оправдан, на всякий случай будем пока продолжать совершать наши дурацкие ритуалы".

          Всё это, в общем-то, обычный путь формирования у людей суеверий; а разница между учёными и нормальными людям состоит только в том, что последним для образования у них суеверий можно и не попадать в шибко критическую ситуацию — у нормальных людей их природный, вынужденный рационализм испаряется от первого же лёгкого испуга.

          (Между прочим, иррациональные ритуалы обычно являются ещё и достаточно последовательной и хорошо знакомой всем их участникам программой неких действий, а любые снимающие волнение действия сами по себе чрезвычайно привлекательны для людей, поставленных в ситуацию, когда действовать рационально по тем или иным причинам нельзя, нет возможности — то бишь речь идёт о достаточно часто встречающейся потребности "делать хоть что-нибудь".

          [Иллюстрацией этой особенности людей могут служить совершенно разное их, людей, поведение по одному и тому же очень важному для всех поводу: по поводу обнаружения и обретения полового партнёра.

          Женщины, которых общество до сих пор принуждает исполнять в вопросе обнаружения полового партнёра исключительно пассивную, бездейственную, ждущую роль, по поводу этого будущего полового партнёра гадают, прибегают к помощи иррациональных сил {то есть как раз "делают хоть что-нибудь"}. В то время как мужчины, которым общество предписывает играть активную поисковую роль, по поводу будущего полового партнёра выполнять только рациональные — хотя очень часто и чрезвычайно угнетающие их психику действия. Иррациональные же действия мужчин по этому поводу в целом осуждаются.]

          Кроме того стоит отметить, что в ситуации с запуском ракеты или с проведением операции некоторые люди участвуют в иррациональных ритуалах, несомненно, вовсе не из суеверных побуждений, а исключительно поневоле, то есть в рамках выполнения своих служебных обязанностей. Которые, в частности, требуют сохранения сплочённости коллектива, пусть изредка и впадающего в безвредное по большому счёту помешательство.

          И ещё одно замечание: иногда после многих повторений некоторые иррациональные действия становятся уже чисто традиционными, то есть просто твёрдо заученными, их изначальный мистический смысл выветривается и забывается. Пример тому — не имеющее сегодня уже никакого иррационального смысла русское слово "спасибо", ведущее своё происхождение от древнего суеверного пожелания "спаси бог".)

          Стало быть, дело всего лишь в повышенной опасности ситуации и в её не полной подконтрольности людям.

          Если же ситуация является не очень критической и полностью подконтрольной — как, например, ситуация разгрузки вагонов, рубки деревьев, сборки пылесосов и т.д. — то по её поводу никаких суеверий не возникает даже у нормальных людей.

          То бишь в опасной ситуации должна присутствовать отчётливо ощущаемая неподконтрольность, не полная изученность — только тогда люди и начинают мандражировать и терять здравомыслие.

          В общем, проявляемый в критических ситуациях иррационализм произрастает из того, что люди временно оказываются в состоянии растерянности, дезориентированности, головокружения, они теряют от страха перед неудачей способность отделять зёрна от плевел, рациональные действия и представления от иррациональных — а уж затем все действия, не приведшие в итоге к фиаско, поневоле, "инстинктивно" начинают восприниматься и закрепляться в памяти людей как правильные и потому обязательные к дальнейшему применению.

          Что же касается того, чтобы устроить решающую экспериментальную проверку целесообразности данных иррациональных действий (самих по себе в целом не столь уж и обременительных), то на это дело почти ни у кого не поднимается рука — из-за опасений заплатить за такую проверку слишком высокую цену.

(Продолжение следует)