Что не так с "женскими блокбастерами"

Скажу честно, в последние годы меня не покидает непозбувна бентега по поводу того, что все попытки создать «феминистический блокбастер» пока что оборачивались пшиком, и после того эпичного, просто Ниагарского слива, каким была «ЧЖ 1984» я уже ничего не жду ни от грядущей «Черной вдовы», ни от чего бы то ни было, что там Голливуд нам готовит.

Причем в секторе инди-кино или фильмов для стриминговых сервисов c женскими фильмами все отлично. Моя душа отдыхает на Нетфликсе. Моя душа отдыхает на небольших европейских и азиатских сериалах. Но как только мне показывают трейлер фильма или сериала, обещающего Большой Фем-Прорыв, я вспоминаю, как то же самое обещали и «8 подруг Оушен» (все самое главное в итоге сделал мужчина), и «Капитан Марвел» (заурядный супергеройский фильмец), и «Чудо-Женщина» (о, у нас опять Синдром Настеньки), и «Хищные птички» (о, у нас опять мужчина движет сюжет, как ново), и «Ведьмак» (я просто промолчу, я уже все сказала)… Количество понтов зачастую прямо пропорционально количеству мизогинии. ЧТО ЗА ХРЕНЬ? ПОЧЕМУ ТАЛАНТЛИВЫЕ РЕЖИССЕРКИ ТЕРЯЮТ ТАЛАНТ И БЕРЕГА, ДОРВАВШИСЬ ДО БЛОКБАСТЕРА?

Я уже больше двух лет размышляю над этой проблемой, и, кажется, у меня есть ответ. Но он не прост. Готовьтесь к лонгриду или закрывайте эту вкладку.

НАЧНЕМ СНАЧАЛА

С запроса. Чего мы хотим от кино?

Сильного персонажа в главной роли. Не в смысле такого, который рвет пополам вражеский звездный крейсер голыми руками. А в смысле, чья воля движет сюжет, чья перспектива задает направление всему произведению и способна провести героя из начальной точки в конечную, без того, чтобы в какой-то момент «бог из машины» пришел и порешал.

Яркий характер. Не сводящийся к исполнению сюжетной функции.

Мир, который окружает героя, наполовину состоит из людей того же пола. Потому что такова правда жизни.

Общечеловеческой проблематики. Возможно, сквозь призму специфического опыта, но все же общечеловеческой, а не нишевой, спасибо, нишевой мы сыты по уши.

Вроде бы четыре несложных пункта, большинство фильмов «мужского» кино легко их выполняют, не будучи при том никакими шедеврами, просто вот базовый уровень Это как гамбургер: сильный персонаж и проблематика — две половины булки, яркий характер — котлета, окружение — зелень. Просто сложи в нужном порядке. Напартачить, казалось бы, невозможно.

Но нет. Партачат.

Итак, с запросом разобрались. Теперь всмотримся в причины партачки. Почему то, что, казалось бы, испортить невозможно, раз за разом портят?

ЧТО НЕ ТАК С КОМПОНЕНТАМИ?

Если у нас есть всего четыре компонента, мы складываем их в правильном порядке, а получается несъедобная хрень, значит, что-то не так с компонентами. Хлеб зацвел, зелень повяла, котлета подгорела. Выбросить и начать заново.

Но как начать, если ты имеешь весьма слабое представление о правильных ингредиентах? Если ты убеждена, что хлеб и должен быть плесневелый — тебе всегда давали такой, и объясняли, что так и должно быть: плесень добавляет ему красоты и пушистости? Тебе всегда давали котлету на 70% из хлеба, жареную на прогорклом масле, и ты думаешь, что так и надо? Дети школьных советских столовок тут, кроме меня, еще есть? Вот, они меня поймут. Если ты дитя городских трущоб и до тебя просто никогда не доезжала свежая зелень?

Куда я залезла с этой аналогией? Ах, да, я объясняю, почему у женщин не получается простой культурный гамбургер.

ПОТОМУ ЧТО МИЗОГИННАЯ КУЛЬТУРА ПОДСОВЫВАЕТ ИМ ПАРШИВЫЕ ИНГРЕДИЕНТЫ!

Сильный женский персонаж, например — это вообще что такое? Это Пенелопа, которая днем вяжет, а ночью распускает, чтобы потянуть время и дождаться своего мужа? Это Даша, которая коня на скаку остановит и в горящую избу войдет — и замерзнет, в одиночку отправившись за дровами, потому что больше некому? Это Жанна, которая возведет принца на трон, а сама окажется на костре? Вы заметили паттерн — эти женщины ничего не делают для себя? Для мужа, для детей, для любимой родины — тут хоть замерзнуть, хоть сгореть, потрясающая сила духа. Но не для себя. Давайте поворошим классику в поисках героинь, которые действуют для себя. Не может же быть, что их не было. Ну вот же: Клитемнестра, убившая мужа-насильника и захватившая царство, Екатерина Великая, проделавшая то же самое со своим венценосным придурком, да хоть бы и Анна Каренина, которая спала, с кем хотела…

УПС! Они все «плохие». Ну или хотя бы с гнильцой. Они будут наказаны за свой эгоизм. Ну, в крайнем случае добрый автор даст им раскаяться, не станет убивать в финале, если они умалятся и займут подобающее им место. Сильную женщину мизогинная культура, в общем-то терпит — но так, как расистская культура терпит сильного чернокожего: пока он тюки грузит и деревья валит, так и быть, пусть получает свою миску маиса. Но дальше этого идти они не должны. Они не должны использовать свою силу к своему личному благу. Ведь если они служат себе — они не служат хозяевам.

Эта культурная установка пропитала головной и даже костный мозг многих женщин. От нее не свободны даже и феминистки. Довольно часто я натыкаюсь в фем- комьюнити на утверждения, что женщины «на самом деле» склонны к альтруизму и сотрудничеству, и это нас возвышает над мужчинами, это залог нашего сестринства и грядущей победы.

Увы, я полагаю, что если мы и склонны — то лишь потому что нас склоняли. Иногда буквально: брали за загривок и склоняли — над мойкой, над стиркой, над тряпкой с ведром: учись, обслуживай отца и брата, тренируйся обслуживать мужа, а потом и сына, это твоя судьба — работать для них и не требовать благодарности, потому что за что тут быть благодарными, что такого особенного ты делаешь? Ты должна быть счастливой уже потому что они у тебя есть, эти чудесные мужчины, которые едят сделанную тобой еду из вымытой тобой посуды. Это и есть твое женское счастье. Блядь, извините, я прервусь, у меня вьетнамские флэшбэки из детства, спасибо, пожалуйста… (автор полчаса тихо рыдает, глядя в потолок)

Да, так о чем это я? О том, что та же Пэтти Дженкинс, конечно же, не собиралась вкладывать в «Чудо-женщину» никаких мизогинных месседжей. Она хотела, искренне хотела снять феминистический фильм про супергероиню, которая станет для девочек всего мира клевой ролевой моделью. Но какой должна быть такая женщина? ХОРОШЕЙ. А что такое хорошая женщина? Ну, она… альтруистка. Она ничего не хочет для себя. Как Иисус Христос. Эээ, но Иисус после Распятия и Воскресения получил свою долю славы и был вознесен на небо живым. «Один еврейский мальчик таки стал Богом», на минуточку!

Ну и хорошо. А наша героиня настолько хорошая девочка, что она никак не прославится и никуда не будет вознесена, а отползет в уголок и проживет еще 100 лет, тоскуя о своем единственном мужчине (она ж хорошая девочка, а не шлюха какая, у нее за сто лет был один мужчина и один половой акт, первый и последний).

Внезапно, по структуре это похоже на «Монстра», который принес Пэтти Дженкинс славу и «Оскара». Там тоже героиня совершает подвиг самоумаления и самосожжения ради любимого человека.

Но в «Монстре» Дженкинс берет мизогинные тропы и швыряет их вонючим комом в лицо общества, которое делает монстра из женщины, захотевшей чего-то для себя: любви, независимости, достоинства. А в «Чудо-женщине» мизогинные установки тихой сапой прут из подсознания, как тараканы из-под плинтуса.

В этом и состоит проблема с первым компонентом нашего, вроде бы, нехитрого гамбургера: женщины в искусстве вынуждены говорить на языке, который не только не был создан для них, но в большой своей части был создан ПРОТИВ них. Культура была, скорее всего, создана женщинами — но узурпирована мужчинами в ходе энеолита, как только они смогли отжать себе больше свободного времени, перебросив на женщин весь труд, связанный с монотонным унылым воспроизводством, а себе оставив благую часть, связанную с преобразованием мира, творчеством и мышлением. «Тебе, баба, что — греби себе и греби. А мне вон сиди, думай!» Мужчины веками последовательно отказывали женщинам в культуре, вытесняя из в сферу «природы», навязывая роль дикой пашни, которая должна быть возделана, покорена и оплодотворена субъектом культуры — мужчиной, конечно же, и его живительным «инструментом». В более продвинутых обществах в женщине готовы были признавать посредницу между природой (растениями, животными, детьми) и культурой (мужчинами); дверью, через которую из мира неорганизованного, дикого, первозданного, растения, животные и дети входят в «настоящий» мир — окультуренный, мужской, государственный. Пройдя через руки женщины, растения превращаются в еду и питье, животные — опять же в еду или милых домашних зверушек, дети — из полуживотных, закаканных бессмысленных личинок человека, — в причесанных и умытых карапузов, готовых получать из рук воспитателя-мужчины «настоящую» культуру. Само собой, мужскую. В рамках этого расклада женщина не предполагалась субъектом культуры, творцом. Женщин держали в стороне от искусства, науки и политики — трех сфер, которые считались и до сих пор считаются высшими проявлениями самореализации. Конечно, иногда отдельные особи с сиськами просачивались — хотя бы потому что рождались в семьях художников, ученых и монархов, которых судьба обделила сыновьями, и тут уж делать нечего, приходилось допускать в святая святых дочерей. Но это были анекдотические отдельные варианты, и то их постоянно ставили под сомнение, чтобы не создавать опасного прецедента превращения бабы из объекта делания в субъект.

Культуру создавали мужчины, и поэтому культура внушала женщинам мысль, что они культуре принадлежат только как материал, но не как творцы. И это так хорошо получалось, что даже когда женщина дорывалась до роли творца, она не брала на себя смелость определить, чем является женщина, а в основном соглашалась с уже устоявшимися определениями, которые сводились к тому, что женщина — это все, что не мужчина. Попав в сферу культуры как творец, женщина говорит на языке мужчин, потому что другого-то и нет. И понадобился гений Симоны де Бовуар, чтобы разъяснить женщинам эту ловушку: ничего не получится, пока мы меряем себя мужской меркой. Пока удав меряет свой рост в попугаях, он будет думать, что он — 38 попугаев. Проблема не только в том, что женщинам не дают голосовать или мало платят или склоняют к проституции — проблема в культуре, в многотонных напластованиях десяти тысяч лет, на протяжении которых мужчины решали, какими нам быть и какими функциями нас наделять, распределяя, кому из нас в шахту, кому в женские покои дворца, кому на кухню, кому на панель. Проблема в святой уверенности мужчин — и, блинский блин, большинства женщин! — что мужчины тут решают, давать или не давать, признавать или не признавать, казнить или помиловать, и это не ставится под сомнение вообще никак.

Возвращаясь к Пэтти Дженкинс, она может снимать о бедной убийце Эйлин Уорнос или снимать о фильм об эталонно-прекрасной Чудо-Женщине, но именно мужчины создали мерку, которой меряют и Уорнос, и Чудо-Женщину. В созданной мужчинами системе координат Дженкинс может только доказывать, что Уорнос действовала не ради себя, что она принесла душу и тело в жертву любви — а значит, в глубине души она хорошая. Но Дженкинс никогда не скажет: падажжите, а с какого буя жертвенная = хорошая? Почему Диана, чтобы быть хорошей, должна непременно страдать по Стиву Трвору и обречь себя на безвестность? Что за ботва? Да ну нахер, она у меня создаст инвестиционный фонд, станет миллиардершей, разумно вкладывая деньги в перспективные отрасли на протяжении ста лет, и будет время от времени звать Бэтмена на танцы и перепихон для профилактики застоя крови в малом тазу, а он у нее будет стрелять бабки на очередной глобальный проект, а она такая: ну, я еще подумаю, Брюс, пусть твой секретарь занесет мне бизнес-план.

Но даже если бы Пэтти так сказала, продюсеры тут же возопили бы: ты что, охуела, мать? Нам нужно билеты продавать. Нам нужно, чтоб героиня была безупречной. Чтоб ни одна падла не посмела зашельмовать ее как меркантильную шлюху. А значит, она скромна и жертвенна. Потому что так считают миллиарды мужчин и женщин в мире. Потому что так учит вся мировая культура: хорошая женщина скромна и жертвенна. Видишь, мы заработали на этом миллиард? Снимай сиквел и не питюкай.

Я уже говорила в другом очерке и готова повторить, положив руку хоть на Библию, хоть на плаху, что сценарий ЧЖ от Джосса Уидона лучше. А знаете, почему? А потому что Уидон не меряет себя в попугаях. Он мужчина, он с детства приучен мерить себя собой. Подходя к снаряду под названием «сильный женский персонаж», он поступает как Микеланджело, рисовавший своих мощных сивилл с мужских моделей и пририсовывавший им сиськи. Он берет Диану и говорит себе: Джосс, представь, что это ты — молодая и наивная женщина, выросшая в очень дружелюбном мире, где никто никогда не унижал тебя за то, что ты девочка, не тюкал тебе мозги мытьем посуды и пола, не говорил, что твое высшее щастье — это пара штанов в доме… Ты с раннего детства делала что хотела — ну, в разумных пределах, конечно. Ты до чертиков любопытна и очень сильна, а значит, самоуверенна и самонадеянна. Тебе надоел твой маленький уютный мирок, ты хочешь отправиться в огромный мир, но для начала спасти забавную зверушку под названием «мужчина» — не потому что ты уловила запах яиц и в тебе взыграл гормон, а вот как девочки спасают и приносят домой больных голодных котят. Тебе все любопытно, все ново и все подвластно. Поэтому ты ищешь приключений на свою попу и, конечно же, их найдешь.

Да, Уидон тоже находится в рамках мизогинных культурных стереотипов. «В черепушке евонной насрано так, что терпеть никакой нет мочи», я об этом уже писала. Но к себе-то он эти стереотипы не применяет, а значит, и к героине, чью перспективу пишет «изнутри себя» — тоже. Диана у него всю дорогу ведет себя как власть имеющая, а Стив Тревор, при всей стивоцентричности сюжета, все-таки работает при ней Ватсоном или Безумным Максом при Фуриозе. Может, поэтому его сценарий и не приняли: Диана там реально босс, в этом никаких сомнений.

Точно так же обстоит дело с нижней половинкой нашего гамбургера: проблематикой. Мужчина в рамках нашей культуры — образец человека, женщина — отклонение. Мужчина — тема, женщина — вариация. Значит, мужская проблематика и есть общечеловеческой, а женщинам мы, «общечеловеки», выделим их отдельный уголок: киндер, кюхе, кир… нет, с кирхе перебирать не надо, чтоб бабы в богословы лезли там, догматику обсуждали — не, нэ трэба нам. Пусть лучше занимаются каким-нибудь хоровым пением и рукодельем. Ну и самое главное — любовь. Это тру женская проблематика: любить мужчину, страдать от того, что мужчина тебя не любит, или от того, что он погибает, занимаясь своими великими мужчинскими делами, или от того, что он тебя поматросил и бросил. Главное для женщины — любить мужчину, и этот месседж пронизывает все: от школьной классики и диснеевских мультиков до попсы, звучащей из каждого утюга. Сказать, что этот месседж навязчив — все равно что сказать, что бомбардировка Хиросимы и Нагасаки была немножко шумной. Он, бляха, всеобъемлющ. Чтобы избавиться от него, с парохода современности нужно скинуть 99% всего, что на нем нагружено.

ОК, у нас 21 век, так что круг проблематики расширился еще немножко: теперь женщины могут еще и говорить о том, какое несносное говно этот патриархат и как задолбала эта мизогиния. Но, честно говоря, вычерпывать эту выгребную яму тоже как-то уже задолбало.

А других вариантов не предлагают. Продолжая все ту же аналогию, булки для гамбургеров женщинам-творцам предлагают выбирать в мусорном баке на заднем дворе булочной Культуры, Созданной Мужчинами. И говорить о мизогинии и патриархате — это опять и опять показывать клиенту заплесневелые булки и говорить: вот это то, что нам предлагает мир, жрите не обляпайтесь.

А из-за угла скалятся умники (и умницы, увы, внутренняя мизогиния никуда не делась): гыыы, а чой-то вы, феминистки, не напечете с нуля своих булочек? Нет, муки мы вам не дадим, на нее копирайт у мужчин. И воды не дадим, на водопровод копирайт у мужчин тоже. И на дрожжи. И на печку. Крутитесь как знаете.

Тут в общих чертах понятно, что нужно сделать. Открыть дверь на культурную кухню с ноги, отпихнуть расслабившихся шефов от квашни и от печи и взять все, что нужно. Беззастенчиво и просто брать мужскую проблематику себе и разрешения не спрашивать. Политика? Да! Война? Да! Искусство? Наука? Дайте две — нет, сама возьму! Богоискательство и богообщение? Щас насыплю с горкой! Социалка? Куда ж без нее. Философия? С пивом покатит. Вон то, то, то и еще вот это.

И вот тут я скажу уже от себя, как писательница, сценаристка, авторка — божечки-кошечки, как мы стеснительны! И как мы готовы сами себя тюкать и укорять! Плохая Оля! Взяла у Толкина, взяла у Аксенова, взяла у Жюля Верна! Как смеешь ты, наглец… наглица… наглечиха… со своим нечистым рылом… Заметили, что к слову «наглец» и феминитива-то нет? Аж целый великий-могучий русский язык не ожидал такого поведения от бабы!

Вместо того, чтобы открывать дверь с ноги, и спокойно брать проблематику у мэтров и монстров, мы стеснительно пробираемся под стеночкой, немножечко наметаем себе с краешку того, что просыпалось во время замеса, тырим в платочек и в рукавчик и скромненько печем в уголочке пресные просвирочки фанфикшена, со всех сторон обвешавшись дисклеймерами: не моё! не претендую! не смею! все права принадлежат другим, а не мне!

И даже те из нас, кто делает уже вроде-как по-большому, ну типа реальный каравай, а не облаточку-фичочек, обязательно домешает в этот хлеб горькой полыни нишевой женской проблематики: ой, и как же у нашей героини тяжко совмещается карьера и семья! Ой, как же ж ей тяжело воевать, у нее ж нежное женское сердце, она врага убьет — два дня рыдает! Ой да непростое это дело какое — быть художницей и любить художника! А еще тяжелей художницу любить!

А вот так чтобы героиня просто хлопнула стакан водки с мартини, мимоходом застрелила злыдня и представилась: «Бонд. Джейн Бонд» — так нет. Вы шо. На святое же ж покушаться нельзя никак. Даже в фильме на шпиёнскую тематику женщина должна быть «онажеженщиной». То есть, если она выписывает кому-то с ноги, эта нога должна быть затянута в секси-сапожок и принадлежать Шарлиз Терон в ее красивой, не «монстровой» ипостаси.

То есть, с проблематикой у нас как и с сильным женским персонажем: либо это одна из тех сфер, которые мужчины за собой застолбили — и тогда героиня постоянно должна доказывать зрителю свое право там быть, да еще и выглядеть при этом секси — или «опять это нытье про тяжкую бабью долю/мелодрама-лавбургер, буэээ, унесите!»

Что неудивительно, поскольку это все-таки две половинки одной булки.

Теперь займемся котлетой и зеленью. Характером и окружением.

В фарш нашей котлеты по старому советскому нищебродскому рецепту домешано слишком дохрена размоченного черствого хлеба, который рачительная хозяйка никогда не выбросит. Порой фарш экономной хозяйки целиком из этого хлеба и состоит, а чтобы это было не так заметно, туда еще напихали лука и хорошенько пережарили на смальце, придающем запах мя… Ой, что-то я увлеклась кулинарией. Читай: характер нашей героини часто-густо состоит из того, что она «женщина». Ну вот просто «женщина», и все. Потому что наша культура видит мужчин как индивидуальностей, а женщин как массу. И сами женщины тоже. И даже — часто! — феминистки. Ибо тяжело переть против истории, против культуры, против самого языка, который отождествляет «мужество» с чем-то априори добродетельным и самостоятельным, а женственность — с чем-то аморфным, изменчивым и определяемым через мужское желание. Женственная женщина — та, которую хотят мужчины, но мужчины-то индивидуальности и хотят разного — а значит, женщина тем женственней, чем бесформенней, чем легче ее приспособить к хотению очередного мужчины. Миф о женщине — миф о глине, из которой каждый Пигмалион лепит какую ему надо Галатею. «Итак, рассеянному, случайному, множественному существованию разных женщин мифологическое мышление противопоставляет единую, застывшую Вечную Женственность; и если данному ей определению в чем-то противоречит поведение женщин из плоти и крови, виноваты в этом последние; вместо того чтобы признать Женственность отвлеченной категорией, женщин объявляют неженственными. Аргументы опыта бессильны против мифа» — пишет мудрая Симона.

Создавая своего женского персонажа как який характер, ты рискуешь каждый раз получить приговор «да это у тебя мужик получился».

Если ты снимаешь небольшой инди-фильм, ты можешь просто сказать: «Дабля, ичобля?» — и продолжать как задумала. Но если ты работаешь на большую студию, которая хочет от тебя блокбастера, то горе тебе. Чтобы «подчеркнуть женственность» твоей героини, ее засунут в туфли на несуразно высоченных каблуках, и в этих каблуках заставят показывать чудеса акробатики. Или от тебя потребуют введения клизменной любовной линии. Или в попытках отмахаться от «женственности» ты в самом деле создашь персонажа, которого можно безболезненно заменить в сценарии мужчиной, вот просто при помощи функции Find → Replace (привет, «Капитан Марвел»!)

И наконец, окружение. Не так уж сложно снять хороший фильм про Маргарет Тэтчер или Мулань или Ипатию Теону. Труднее дать всем этим героиням на 50% женское окружение. «Невозможно поместить Мулань в наполовину женскую среду! Потому что в китайской армии женщины не служили! Это против исторической правды!» Бляха, какая еще историческая правда — у нас тут мультик с говорящим, сцуко, драконом! Да в этом жанре можно чисто по приколу сделать весь отряд такими же, как Мулань, переодетыми девушками! Но нет, почему-то ревность об исторической правде просыпается в зрителях именно тогда, когда есть риск, что на экране появится больше одной женщины. Вам же дали аж целую одну главную героиню! Вам что, мало?

Да, нам мало. Кстати, я планирую фильм/пьесу о Жанне, где «говорящие» роли

будут только у женщин, и при этом не будет погрешения против исторической правды.

Это на самом деле не так сложно, а в современном сеттинге вообще халявно: ты просто делаешь каждого второго эпизодического персонажа женщиной. Вот тупо каждого второго: этот клерк, эта таксистка, этот портье, эта полицейская, этот случайный прохожий, эта случайная посетительница бара…

Это просто и одновременно сложно, как буддийское «делать добро, воздерживаться от зла». Это требует самоконтроля и саморефлексии, порой войны с продюсерами, а где профит?

Немножко больше самоуважения, немножко лучший мир на выходе. Совсем-совсем немножко, но все же. Все же.

РЕЗЮМЕ

Я надеюсь, мне удалось показать, что женщина-авторка вынуждена преодолевать не только сопротивление среды, обычное для творческого человека плюс то, что патриархат накладывает сверху (ибо все еще до хрена людей, убежденных, что культура и искусство должны быть сосисочным клубом), но и собственные патриархальные установки, забитые ей в голову так глубоко, что зачастую их наличие не осознается.

Поэтому авторам-мужчинам намного проще писать сильных персонажей, в том числе женщин: они внутри себя, интроспективно, знают, что такое сила, им не приходится ее нащупывать и потом постоянно вздрагивать: ой, только бы моя героиня не получилась стервой! Или наоборот, педалировать эту силу так, чтобы героиню не приведи Аллах не сочли размазней! Эта разница хорошо видна на примере польской и американской экранизаций «Ведьмака»: у Марека Бродского королева Калантэ (прекрасная Эва Вишневская) умеет быть грозной, просто приподняв брови (старая школа, обожаю!). Джоди Мэй, чтобы показать силу персонажки, является в тронный зал вся в кровище и кишках, размахивает мечом и посылает нильфгаардских послов почти что матом. Потому что Шжебич и Бродский получили мужскую гендерную социализацию, а шоураннерка «Ведьмака» 2019 года — женскую. То, что Шжебич и Бродский внутренне чувствуют, Хиссрих вынуждена имитировать, беря примеры извне — и ей явно попались какие-то плохие примеры. Если бы так вел себя персонаж-мужчина, все бы решили, что он истерик. Да, кстати, и Геральт у Хиссрих гораздо более дерганый и токсичный, чем Геральт в исполнении Михала Жебровского, и все по той же причине: она почему-то убеждена, что сила — это громкий голос и длинный хвост.

Когда автор без внутреннего чувства силы пытается писать сильного персонажа, его герой напоминает Луи Андерсона, дорвавшегося до тубы и заглушающего весь оркестр, чтобы впечатлить симпатичную девочку. Так и хочется сказать: чувак, туба должна играть приглушенно ИМЕННО ПОТОМУ, что она самый громкий духовой инструмент! Мощь впечатляет, когда она сдержанна. Самая мощная часть паровоза — двигатель, а не свисток!

Но откуда взяться этому внутреннему ощущению, если его в нас не воспитывают? Откуда взяться внутренней силе у человека, выросшего под девизом «Тыжедевочка»?

Это как с мускулами — нужно прокачивать. Тут нет царских путей: чтобы стать сильной физически, ты отжимаешься, бегаешь и тягаешь железо. Чтобы стать сильной внутренне, нужно не только в своих произведениях, но и в жизни избавляться от чувства неловкости за то, что ты существуешь, желаешь чего-то или кого-то для себя, говоришь, ешь, дышишь, занимаешь место в пространстве, имеешь амбиции.

Тут опять-таки придется встречаться с сопротивлением. «Ты говоришь, как гвозди заколачиваешь, поэтому тебя мужчины боятся» — сказал мне один приятель. Внутренне я возликовала, но он-то пытался объяснить мне, что я делаю не так. Из лучших побуждений.

Итак, женщина-автор встречается с сопротивлением материала (как и автор-мужчина), но, кроме этого, она должна преодолевать* и внутреннее сопротивление, и сопротивление среды. И когда она это преодолеет, она столкнется с цунами под названием «сопротивление аудитории».

И вот тут у нас пролегает водораздел между более-менее нормальным фем-кино и провальными фем-блокбастерами.

В камерном кино для стримингов или инди-кино главное то, что тебе не надо удовлетворить стотыщпятьсот миллионов человек, чтобы отбить выданные тебе под расписку двести миллионов долларов. От тебя не ждут, что твой фильм понравится всем — достаточно, чтобы он понравился такому числу людей, какое окупит скромные затраты на производство. «Монстр» был снят за 8 миллионов долларов, и Дженкинс отважно экспериментировала, уничтожая гримом красоту Шарлиз Терон, делая ключевых героинь лесбиянками и взрывая мизогинные установки. Как только у Дженкинс на шее повисли 150 лимонов, она попала в клещи требования угодить как можно большему числу людей. Сделать героиню «хорошей девочкой», которая и феминистскую аудиторию порадует, и мужская часть публики найдет чем занять руки.

Но угодить и феминисткам и патриархату невозможно. Эти два стула слишком далеки друг от друга. Поэтому когда Дженкинс снимала, наплевав на мужскую аудиторию, у нее получился шедевр. А с ЧЖ получилось… ну, вот это.

Вы скажете: но авторы блокбастеров в любом случае вынуждены угождать продюсерам. Вспомните, как Шейна Блэка уломали переписать финал «Железного человека-3». Как съели мозг Уидону, требуя выбросить из картины семью Хокая (он отстоял, но расплевался на этом с руководством Марвел). Сэму Рейми чуть ли не силой впихнули Венома в третий фильм о Пауке. И такой вот пищи — названий до тыщи.

Но никому из этих авторов не пришлось разрываться между двумя противоречивыми идейными установками. Шейн Блэк не должен был отстаивать право на существование для всех мужчин-супергероев в большом кино на все годы вперед. Если бы этот фильм получился плохим, никто бы никогда не сказал, что Железный Человек безнадежен, а а супергеройскому жанру в кино не место. Собственно, Железный человек-2 был эпически плох, и что? И Тони Старк как характер, не должен быть идеальным, его фишка, собственно, в том и состоит, что он засранец — и он не отдувается за всех супергероев-мужчин сразу. Человек-Паук-3 получился невнятным и скомканным, это не помешало ребуту. Ребут вышел полным дерьмом — это не помешало появлению уже марвеловского «Возвращения домой». Провал одного мужчины, режиссера, актера или персонажа — это провал всего одного мужчины. Провал женщины — это каким-то образом провал всего женского кино. И даже успех женщины, как показала история «Капитана Марвел»** — все равно каким-то образом провал, патамушта 100500 инцелов недовольны и откладывают в сети столько кирпичей, что можно было бы навсегда решить проблему бездомных в США.

Но возьмем для сравнения низкобюджетный нетфликсовский фильм «The Half of It». Режиссерка Элис Ву делает в нем именно то, что я люблю и хочу. Она отважно берет историю белого гетеросексуального мужчины — Сирано де Бержерака — и превращает его в историю юной китаянки, влюбленной в свою школьную подругу. Огромный нос, из-за которого комплексует Сирано, Элли Чу заменяет китайское происхождение, атеизм и лесбийская направленность ее любви, которую вряд ли оценит местная Роксана, Астер Флорес — она католичка и ей регулярно проедают мозг на тему «какой это грех». И все это в американской глубинке, где большинство жителей католики, белые как сливки. Элли пишет любовные письма своей любимой девушке от лица и по просьбе Пола Мински, красавчика-футболиста, не блещущего интеллектом. Письма встречают благосклонный прием, но на первой же встрече Пол лажает, выставляя себя идиотом, и к «Сирано» добавляется еще «Пигмалион» — Элли берется развивать интеллект Пола… Это чудесная романтическая комедия, которая, слава Богу, хорошо, правильно заканчивается: вместо того, чтобы по-дурацки пожертвовать собой или своим будущим, Элли едет учиться в колледж, Астер — в другой, Пол набирается смелости объясниться не только с Астер и Элли, но еще и представить миру свой рецепт сосисок, и все трое открывают для себя ценности дружбы, а как там с любовью сложится — ну, будущее покажет. Это очень добрая и реально смешная (от сцены в церкви у меня пресс болел), но при этом еще и глубокая комедия о поисках себя (само название, «Половина целого», взято из Платона), и обретение себя всеми тремя героями в финале дает более удовлетворительный катарсис, чем если бы кто-то из героев образовал парочку.

Короче, жестокое надругательство над всем, что дорого сердцу «рядового зрителя» (читай: белого цисгендерного гетеросексуального мужчины) — над обязательной гетеронормативностью романтической комедии, хэппи-эндом, белой расой.

И где же говношторм в Сети? Где обиженные за честь Ростана? ОК, публика, говноштормящая в Сети, не читает Ростана. Но говношторм по поводу «всем надоевшей гомосексуальной тематики, которую пихают везде»? Тоже тишина. И ведь нельзя сказать, что фильм прошел незаметно: у него большая и доброжелательная критика и в США, и даже на просторах пост-СССР. Его заметили. Но не испугались, как испугались «Последнего Джедая» или «Капитана Марвел».

Потому что именно большой экран внушает говноштормерам опасение, что «это скоро будет везде!» Хотя на самом деле им следовало бы бояться стримингов, потому что оно УЖЕ там. Уже там «Бриджертоны», где любовный интерес главной героини чёрный без всякого обоснуя и социального подтекста, просто по приколу. Уже там рип-оффы старых романтических комедий с гендерной инверсией. Уже там и отвязное «Половое воспитание», и мильён корейских сериалов, где во всех ролях, прикиньте, одни азиаты, и такой вот пищи названий до тыщи.

То есть нет, это не женщины-сценаристки и режиссерки теряют вдруг талант и хватку, когда переходят из инди-кино в мир большого-пребольшого экрана. Это мир большого-пребольшого экрана хочет и невинность соблюсти, и капитал приобрести. И феминистского месседжа насыпать, раз уж он продается, и не выломиться из рамок общей вот этой вот культуры, которая все еще, паки и паки, да, (Карфаген должен быть разрушен!) — мизогинна. Да тут любая кровать поломается в попытке дать и тем и этим и еще вон тем партийным бонзам, у которых самый жирный рынок сбыта. Тут невозможно соблюсти идейно-смысловое-эстетическое единство.

Ну ОК, меня никто не спрашивает, что делать, но я ж дитя страны Советов, я не могу удержаться и не советовать.

Можно, конечно, продолжать попытки снять фем-блокбастер для мизогинных компаний и мизогинной аудитории. Но если бы меня позвали писать для «Марвела», я бы… выбрала персонажа-мужчину. Мне в этом случае было бы легче избежать мизогинных месседжей из глубин моего собственного подсознания, а фем-повестку подать в виде нетоксичного героя-мужчины, сервированного для женщин-зрителей. А про женщин доверила бы снимать подкованным мужикам. Или даже не очень подкованным — вот, у Зака Снайдера в «Лиге справедливости» Диана получилась субъектней и активней, чем в своих именных фильмах. Может, если бы ее отдали Заку Снайдеру, а Супермена — Пэтти Дженкинс, то выиграли бы все.

Но можно и иначе (реалистичный сценарий) — работать для стримингов и инди, анализировать, деконструировать и демонтировать штампы мировой культуры, наверченные вокруг женщин, а в свободное время сидеть на берегу Днепра и ждать, пока по течению проплывут трупы кино-мегакорпораций, добитых ковидом. Ну или те все-таки выкрутятся. Нам своє робити.

Люди, вы дочитали до этого места? Вы герои. Я вас всех люблю.

* ну в смысле, «должна?» Нет, не должна, может и не преодолевать, может создавать продукт, полный внутренней мизогинии, либо продукт нишевый, спрос на это все еще велик. Такая авторка может даже быть успешней той, что целится в «большое искусство».

** Кстати, о «Капитане Марвел». Сценарий этого фильма явно с умыслом написан так, что женского персонажа смело можно заменить мужским — и в сюжете не изменится ничего. Из чего следует, что верно и обратное: во многих фильмах можно спокойно заменить главного героя женщиной, и ни один верблюд не пострадает. Вот осознание того, что такая замена может легко произойти, и вызывает бугурт.