Л.М.Буджолд, "Проклятие Шалиона"

Мое знакомство с Буджолд не заладилось с самого начала. Попытавшись прочитать начало саги о Форкосигане, я был неприятно поражен потоком глупого, неубедительного экшна, правдоподобность и психологизм которого были близки к нулю. Один пример – Корделия Нейсмит, захваченная в плен сумасшедшим садистом, который собирается ее пытать и, кажется, насиловать, ни на минуту не теряет присутствия духа, а пару страниц спустя выкручивается из положения, не получив никаких травм, помимо нескольких порезов. Видимо, психованный садист практиковал блад плей. Естественно, ту книгу я дочитывать не стал – и, судя по тому, что я позднее слышал про историю Форкосигана от своих друзей, поступил очень мудро.

Но недавно мне порекомендовали «Проклятие Шалиона», и я решил дать автору второй шанс. Кто знает, думал я, может, в фэнтези ей удалось создать более убедительных героев и хороший, достоверный мир?..

Надежды оказались тщетными. Если «Проклятие Шалиона» и способно чем-то поразить воображение, то только тем, что эта книга получила Мифопоэтическую премию и была номинирована на Хьюго. Обычно, когда речь идет о популярных авторах, произведения которых переведены на много языков, недостатки книги ищут в построении сюжета и раскрытии характеров, но в данном случае читать мешают прежде всего глупые, школярские ошибки, вызывающие ощущение, что это написал какой-то автор с Самиздата.

Например, герой Буджолд заходит в церковь — там темно и горит всего несколько свечей. И что он видит? «Перед алтарём, распростершись, раскинув руки, лежала вдовствующая рейна Иста. Вся поза её выражала глубокую мольбу. Пальцы сжимались и разжимались, царапая камни. Ногти на них были обкусаны до крови. (…) на её бледном лице, прижатом щекой к каменному полу, горели тёмные немигающие глаза, полные непролитых слёз». Ну да, конечно, как же не увидеть в темном помещении «обкусанные до крови ногти» и «темные глаза, полные непролитых слез»? Плевать, что щека Исты прижата к полу, и, чтобы действительно увидеть ее темные глаза, ГГ пришлось бы подойти вплотную и, скорее всего, опуститься на колени. Автору пофиг на такие мелочи. И хуже всего то, что это – не какая-то случайная ошибка, а пронизывающее весь текст ощущение халтуры. При интересной, в общем-то, задумке, «Шалион» с первых же абзацев выглядит сырой и ученической поделкой.   

Большинство событий в книге – будь то значимые для сюжета вещи или совершенно проходные сцены – вызывали у меня острое чувство недоверия.

Ну например. Когда главный герой, одетый в рубище бродяги, встречает группу стражников и указывает им дорогу, один из стражников роется в кошельке, стараясь отыскать монетку помельче. Вместо медяка из кошелька внезапно выпадает золотой. Стражник кривится, багровеет, но старательно делает вид, что это для него пустяк. Внимание, вопрос: почему стражник не велел бродяге подобрать упавшую монету и отдать ее хозяину? Конечно, можно возразить, что тут раскрытие героя – стражник жадный, но тщеславный, поэтому хочет выглядеть, как человек, который может дать бродяге золотой. Но сразу возникает масса дополнительных вопросов – какова вообще ценность золота в этой вселенной? Если та же, что и в нашем мире, тогда никакое фанфаронство не заставило бы рядового стражника бездумно выбросить такую прорву денег.

Сцена носит явный отпечаток авторского произвола. Автору хотелось вставить в текст смешную зарисовку, но, если герои книги – не марионетки, а живые люди, то у стражника имеются расходы. Нужно покупать экипировку, содержать семью (если она у него есть), да просто выпивать с друзьями, наконец… И все это, конечно, ничего не значит по сравнению с возможностью одну секунду повоображать и потщеславиться перед ГГ? Товарищи не в счет, их никаким широким жестом ввести в заблуждение нельзя, они же служат вместе, значит, притворяться богачом, которым ты на самом деле не являешься, особенного смысла нет.

Чуть дальше, про одного местного бретера – «Примерно год назад ди Наозу на улице случайно толкнул единственный сын провинциального торговца шерстью. Кончилось это, как обычно, дуэлью». У меня глаза на лоб полезли. Дворянин, который вызывает на дуэль сына торговца шерстью?.. Хорошо, согласен, это фэнтези. Никто не может доказать, что ди Наозу нужно сравнивать с героями Дюма, Понсона дю Террайля и Мольера, которые бы вызвали на поединок _только_ дворянина, а сына торговца шерстью в той же самой ситуации поколотили палкой. Кто знает, может быть, автор имел в виду средневековую Венецию или Флоренцию. И, может быть, торговец шерстью в этом мире – благородный человек, имеющий право носить оружие и связанный понятием о чести, вынуждающим его участвовать в дуэлях. Ключевой вопрос – «кто знает». Потому что текст ответов на подобные вопросы не дает, а просто предлагает принимать на веру все, что скажет автор, будь то глупость про обкусанные ногти, нелогичные поступки персонажей или поединок между дворянином и торговцем шерстью.    

В фэнтези действительно возможно все – на то оно и фэнтези. Но если читатель то и дело начинает сомневаться в авторском рассказе – это несомненный авторский провал. У Мартина читаешь, например, что пламя погребального костра даже не опалило кожу Дейенерис – и не сомневаешься, что так оно и было, а у Буджолд на любую мелочь налетаешь, словно на невидимую стену. Потому что «Шалион» никак не производит впечатление реальности, живущей по своим законам.         

С психологией и мотивацией героев все еще печальнее. Вот, к примеру, Кэсерил. Приходит в замок, робко надеясь на то, что его возьмут прислуживать на кухне – в память о тех временах, когда он был подростком и служил хозяйке замка в качестве пажа. Здоровье ГГ подорвано рабством на галерах, на спине – едва-едва поджившие шрамы от плетей, дух Кэсерила тоже сломлен – его моральные силы подорваны, от любого мало-мальского волнения он начинает плакать и, понятно, чувствует себя развалиной. Казалось бы, потенциально очень интересный образ. Но, едва правительница замка вспоминает о таланте Кэсерила к языкам и назначает его обучать принцессу дартакану (язык одного из сопредельных государств), ГГ мгновенно начинает изъясняться так:

"— У вас ужасное произношение, — откровенно резюмировал он, — дартаканец с трудом понял бы, что вы хотите сказать.
Она подняла голову и прожгла его глазами.
— Моя гувернантка говорит, что я объясняюсь вполне прилично. И что у меня мелодичные интонации.
— Да, вы говорите, как южноибранская рыбачка, жующая свой товар. О, они тоже говорят очень мелодично. Но любой дартаканский лорд — а все они помешаны на гордости своим жутким языком — рассмеётся вам в лицо. (…) Ваша гувернантка льстит вам, принцесса.
Она нахмурилась.
— Надо понимать, сами вы никогда не льстите, кастиллар?
(…) В ответ, не поднимаясь с кресла, он отвесил ей короткий ироничный поклон.
— Уверяю вас, я не совсем мужлан. Но если вы предпочитаете, чтобы вам лгали, не давая тем самым возможности достичь когда-нибудь совершенства в изучаемом предмете, такого учителя, я думаю, найти не составит труда..."

 Не знаю, кому как, а мне в подобные моменты хочется заорать – автор, вы издеваетесь?! Десять страниц назад ваш Кэсерил мечтал – да, именно мечтал! – что его не прогонят прочь, а разрешат колоть дрова на кухне. Пять страниц назад он разрыдался на глазах у слуг, потому что ужин и застольная беседа оказались для него непосильным напряжением. А теперь, впервые занимаясь со своей высокородной ученицей, он без нужды хамит («вы говорите, как южноибранская рыбачка, жующая свой товар») и, не вставая с кресла, отвешивает «короткие ироничные поклоны»? Что за бред?..

Даже если забыть, насколько это все ненатурально и не соответствует заявленному образу, зачем ГГ ведет себя подобным образом? Какова его мотивация? Он что, действительно считает, что такое поведение – именно то, что нужно, чтобы наладить контакт со своей ученицей (кстати говоря, довольно взрослой девушкой, приученной к совсем другому обращению)? Из текста следует, что Кэсерил не видит разницы между «правдивой оценкой без лести» и «резкостью и провокацией». Если бы он сказал: ваша гувернантка научила вас говорить с южным акцентом, остальные жители страны вас не поймут – это было бы правдой. Но «вы говорите, как рыбачка, жующая свой товар» - это попытка оскорбить.

Автор явно идет на поводу у современной массовой культуры с ее архетипом наставника, отлитого по образцу армейского сержанта – такой наставник непременно будет задевать достоинство и самолюбие учеников, оказывать на них моральное, а часто и физическое давление, шпынять (якобы ради их же блага), а ученики при этом будут всячески стараться заслужить его признание и прыгать выше головы. Этот дурацкий архетип настолько крепко засел у автора в голове, что он не дал себе труда задуматься, впишется ли Кэсерил, со всем своим бэкграундом, в подобный архетип, не будет ли он выглядеть дебилом, который в свои тридцать пять лет не видит разницы между «честностью» и «невежливостью», и уместен ли такой казарменный подход для изучения иностранных языков.

Как и в случае «Осколков чести», я бросил эту книгу не без чувства сожаления – из такой задумки и таких героев могло получиться что-то стоящее, не будь автор убежденным, органическим халтурщиком. Создается впечатление, что книги Буджолд никто никогда не критиковал, а если и критиковал, то автор пропускал всю критику мимо ушей и продолжал лажать чисто из принципа.