90-ые, война и Макс с усами

Совершенно не помню, где и как мы с ним познакомились. Наш 66-ой имел собственный учебный центр в Ахтырской, между Красом и Новороссом. Вот там, вроде бы, Макс и служил… вроде как. 

Большой в старой-доброй армии чаще всего случалось прозвищем, прилипавшим из-за размеров. Больших могло быть сколь угодно много, порой по одному через стенку между подразделениями. Надо понимать, что Большой это не:

Длинный

Толстый

Накачанный

Нет, Большой это симбиоз всего вместе, самой природой и родителями созданный в меру высоким, упруго-крепким и массивным. В общем… Большой и все тут. Только вот Макс, подходя под каждое из определений, Большим никогда не прозывался. Ему на роду выпало быть Максом и никак иначе.

Большой, черно-кудрявый, буйновато-анархичный и усатый. Да-да, сложно поверить, но срочнику, на выездах, комбат разрешал отпускать усы. И никто, кроме самого доставучего старшины второго БОНа, батальона оперативного назначения, к нему не придирался. 

Причем здесь учебный центр части? Потому как видел его именно там, перед тем, как неожиданно встретить Макса старшим солдатским поваром в Аксае. Есть вопрос – уотч из ит Аксай? О, это несложно. 

Шестая тактическая группировка Внутренних войск, ТГ6, закрывала кусок Хасавюртовского района. Сама ТГ, вполне уютно и привычно, располагалась в Баташ-юрте, и от нее, по дагестанским дорогам девяностых, нормальным и не особо, полк растянулся до тех застав: в селе Первомайское, Аксае и Гребенском мосте. 

На день пограничника никто из нас не порывается отмечать вроде как праздник с парнями в зеленых фуражках. Это же все-таки не наше, у нас даже эмблемы на петлицах своей не случилось, только звезда в венке, типа «сижу в кустах и жду награды». Подумаешь, внутренняя граница, подумаешь, с той самой Чечней девяностых, ерунда. Вованам-вэвэшникам не место рядом с настоящими, носившими «березку» и ходившим вдоль разделительной, пацанам. Да и ладно. 

Три заставы, Первомайка, Аксай и Гребенской в нашу вторую командировку поделили между тремя БОНами: первым, вторым и третьим. Так уж случилось, что все три батальона полка были разные, хотя, казалось, бы, как такое возможно? Первый почти не обладал бронетехникой, второй пользовал «восьмидесятки», БТР-80, а третий лихо гонял по бездорожью на БМП-1, бэшках. И, как водится, учитывая всю эту неразбериху, БОНы усиливали. И кем? Все верно, нами, азэдээнщиками, парнями из АЗДН, артиллерийско-зенитного дивизиона. 

Моща у нас в руках вертелась страшная… аж три батареи: зенитка. Минометка и моя ПТБ, противотанковая? Постойте-ка, а разве были во вторую Чечню у бородатых суровых мужчин танки? Верно, уже не случилось, но и СПГ мы применяли несколько иначе. Но то сейчас совершенно не суть. Для второго огневого взвода второй Даг начался в мае и закончился потом в Аксае. У Кокорина, сурового пса войны с офицерскими звездами, худым непроницаемым лицом, жестко-чумовой дисциплиной и самыми человечными условиями для бойцов. 

Макса, во второй «первый» раз, углядел на раздаче, заглянув в столовку. Большой усатый Макс, потряхивая совершенно густо-бараньими кудрями, косился на двигающуюся очередь, грозил литым казачьим кулаком особо наглым, по-ростовски мягко материл дедов, не стеснялся черпаком перехватить по хребту особо прошаренным черпакам и всяко разно повелевал в своей части заставы. 

И как-то так сразу было понятно – человек на своем месте. Все у него работало как механизм, бойцы летали между плитами и складом, старшина дремал за занавеской, комбат, заходя, только довольно кивал, очередь двигалась живой бодрой гусеницей, и никто, совсем никто, даже в курилке или у себя в распалаге, не жаловался на еду. Вообще… А это, зуб даю, тогда стоило дорого. 

Обед, из супа с килькой в томате, пшенки с килькой в томате и чае вприкуску с хлебом, куда сверху шла порция кильки в томате, провалился легко, почти как дома. Что он там добавлял в рыжее месиво хвостов с головами, что пшенка отдавала курицей, не знаю, но Макс явно старался. 

И, погоняя очередь, громко ржа над свежим анекдотом и порой выписывая черпаком, так и шевелил мексиканско-разбойничьими своими усами. Единственный боец-срочник, на моей памяти, кого не гнали сбривать «звезду под носом» при малейших заметных точках щетины. 

Через неделю, обожравшись дурмана, Макс в «кольцо» полез купаться. Просто перелез через бруствер, наплевав на учебную тревогу, скинул броник со стволом и, довольно пофыркивая аки молодой морж, плескался в грязи, текшей по дну канала вместо воды. Комбат, покуривая над ним, сплюнул и отправил Макса в зиндан, на целых пять дней. Для острастки и очистки кармы, не иначе. Максу носили еду, скинули тулуп и выпускали погулять. Он суровел, шевелил усами, но даже и не думал материть комбата. А тот, наплевав на Устав и готовность номер один всего полка и батальона в частности, не катал никаких бумажек. 

Три недели назад, в ночь трассеров, мин и гранатных разрывов, к Аксаю прилетела вертушка-восьмерка, МИ-8. И жахнула НУРСами прямо по… прямо по подсвеченной бочками с соляркой заставе. Одна неуправляемая ракета сочно чмакнула землей у лазарета и… И выскочивший из-под водовоза Макс, руками загребая песок напополам с сухой и жесткой землей, закидал ее, шипящую и готовую взорваться. И НУРС так и заснул там, нахально торча вверх хвостом. 

Усы Макс сбрил в составе, когда мы возвращались в Крас.