В поисках того самого

На столе лежал сыр с серовато-голубой плесенью. Цвет не придавал ей благородства, которое столь ценят богачи, уплетающие на завтрак обед и ужин сыр на внушительном ломте хлеба. Он был другой. Дешевый, воняющий еще при покупке. Серовато-голубая корка мягким бархатом ползла по всей желтой поверхности, захватывала ее территории. Сыр дурно пах, привлекая к себе тараканов и десятка два мух. Первые пока лакомились лежащими рядом крошками, вторые искали удачное место для посадки в мохнатые дебри.

В кухне жутко воняло сыростью, гнилью и грязью. Повсюду валялся мусор: бутылки, бычки, пакеты от быстрого питания и туалетная бумага. Казалось, квартира нежилая и давно стала свалкой мусора добропорядочных соседей.

Окнами давно не пользовались. Из-за этого в однушке повис смрад и духота. Было темно, только настольная лампа давала хоть какое-то освещение.

На кровати, среди всего этого бедлама лежало тело. Бородатое от времени, желтое от нехватки воздуха. Оно медленно и мерно поднимало грудь, с хрипом вдыхая тяжелый воздух. В некоторых местах образовались пролежи, способные в любую секунду вылить гной, перемешанный с кровью. Глаза стеклянно смотрели в потолок, почти не двигаясь.

От трупа мужчину отличал только периодический кашель и живость мыслей. Да, она была незаметна и уловить ее мог лишь хозяин, но она скакала, нервно что-то перебирая.

Часы истерично тикали, отмеряя время до какого-то события. Вода капала с крана, стуча по грязной посуде. В батарее что-то гудело и жадно всхлипывало. За окном стучал дятел, пытаясь найти насекомых, которые давно переехали в теплую комнату. Старый холодильник рычал, злясь на душевную пустоту.

Глаза мужчины ожили, на губах появилась страшная улыбка. Он со стоном встал, потянул спину и, не замечая боли, сел перед печатной машинкой. Общий хаос не затронул это место. Казалось, что он нарочно сохранял этот крохотный островок, вселяющий надежду.

Мужчина, как виртуозный пианист, ударил по клавишам, и пьеса грустно зазвучала на листах.