Мафта: Богиня
Автор: Пашка В.Предыдущие серии:
Представлю одну из главных героинь этой истории.
Жила-была злобная и мерзкая демоница. Занималась тем, чем занимаются все демоны — кушала людишек. Соблазняла, совращала, обманывала.
Но она была из Низших Демонов, отличие которых от остальных в том, что у них есть собственная личность. Когда Владыка Бездны их творил, он хотел создать агентов способных самостоятельно строить козни, оперативно и решительно. И поэтому, кроме личного насыщения, она занималась построением смуты. Разжигала войны, организовывала драки и прочее веселье — когда все всех режут, и страх правит людьми, демонам легче выйти и собирать урожай.
И вот однажды в одном городке она решила устроить революцию, и начала собирать рабов. Чтобы было проще работать, она стала выдавать себя за богиню, новенькую, с пылу, с жару. Обещала рабам свободу и отмщение бывшим хозяевам. Устраивала себе-служения с оргиями и жертвоприношениями, завербовала проповедников... в-общем, работала над образом.
Но пока она так хулиганила, ей пришла в голову внезапная мысль — а зачем ей кормить Владыку Бездны, вести войны в его пользу, если она может остаться на земле и веселиться в меру своих сил? Ведь, едва война перейдет в открытую фазу, ее отзовут, всю добычу отберут на прокорм самого Владыки. Чем заняты демоны там, у себя дома, я, признаться, представляю смутно, но там у них голодно и скучно. Невесело.
И демоница решила кинуть начальника.
Но и Владыка был не так прост, и... в-общем, все кончилось бы для девочки грустно, если б она не догадалась просить у настоящих богов политического убежища. И неожиданно для себя, встретила понимание.
Правда, условием стало очищение. А наградой — божественность.
Боги приняли новую богиню в пантеон в той же роли — Освободительница, Разрывающая Оковы. Ее демонические обличья слегка приукрасились, но остались почти теми же.
А саму ее отправили на войну с бывшими коллегами — в Мафту.
Помните же, Великие боги туда не могут войти, ибо либо сожгут все, либо попадут в ловушку. А она знает методы и цели демонов, умеет выживать, да и специализация соответствует.
Тут немного теоретического обоснования. Почему я думаю, что так можно:
Дело именно в самом этом Очищении. Помните, в христианстве — раскаяние убивает грех, исповедь выносит наружу, епитимья хоронит. И ещё одно — один грех тянет за собой другой, третий, и оглянуться не успеешь, как по уши во тьме.
Освобождая пожранные души, демоница освобождалась от своих грехов. Каялась — не словами, но делом, что важнее любых слез и заламываний рук. Исповедовалась и тем, перед кем виновата, и тем, кто должен был ее судить.
И маска, что она надела, завладела ею, и стала настоящей. И битва за Мафту стала ее епитимьей, искупительный подвигом.
Пафосно? Что ж, есть такое.
Сказочно? Да, и тут спорить не стану. Я верю, что искреннее раскаяние несёт в себе очищение, но в жизни мы никогда не знаем, искренне ли кается человек. Что говорить, мы не всегда можем знать глубину собственной искренности!
Но боги — знают. Давайте поверим им.
Итак, бывшая демоница, а ныне Богиня, Разрывающая Оковы идёт освободить Мафту.
Дева с огненными волосами, в одеждах рабыни и в порванном рабском ошейнике. Зубастая тварь, огненная лиса — чудовище, лишь недавно избавившееся от демонических атрибутов. Не до конца, там, в Мафте ей полезнее быть похожей на демоницу...
Имен ее называть смысла нет, ведь она меняла их, как хотела, а настоящее называть опасно — богиня все таки. И немного демоница — позовешь ещё ненароком.
Освободительница.
И, чтобы не ограничиваться общим описанием, зарисовка очищения. Рисовать я не умею, поэтому так:
— Добро пожаловать! Добро пожаловать! Добро пожаловать!
Она с сомнением посмотрела на вход. Огромное здание, маленькая дверца. Что это?
Хотя откуда-то слышится что-то похожее на бравурную музыку, рядом вокруг тишина. И никого. Кто только что кричал «Добро пожаловать»?
Надо входить. Не убегать же теперь, хотя выглядит так, словно бы её никто не держит. Бежать некуда. Да и кто её теперь отпустит? Знала, на что шла.
Дверца открывается без скрипа и очень легко, и она оказывается на арене. Сразу почти в середине.
Арена огромна, трибуны огромны, вдали, над трибунами, фейерверки и оттуда доносится та самая бравурная музыка, но здесь тишина.
На трибунах зрители, их много, но все такое огромное, что все кажется пустым.
Она обводит взглядом трибуны.
Группа драконов — далеко, но видно каждого. Ясноглазка, Шрамокрылый, Горлач, много незнакомых... Напряженные, под чешуей перекатываются мускулы, но сидят тихо.
Еще группа зрителей — по виду жители Каэнды, лица не знакомы. Эти растеряны, подавлены... Кто такие?
Группа людей из Шо-И. Бледны, испуганы, растеряны. Звериные лица мешаются с человеческими чертами.
Дервиш, который так и не назвал своего имени — на почетном месте на трибунах. Вокруг него пусто, но недалеко — Юма, еще чуть поодаль — жрец из храма Змея. Еще чуть дальше...
А она-то тут что делает? Худая девочка, бледная и мрачная сидит на трибунах рядом со жрецом Змея, в тени на ярко освещенной трибуне.
Остальные трибуны пусты. Огромная пустота. Не празднично как-то.
Она не спеша двинулась к середине арены. Скромно одетая, худая высокая девица, рыжие волосы, юбка в пол... При ходьбе из под юбки выглядывает то когтистая птичья лапа, то копыто...
Сосредоточенная, серьезная. Настороженная.
Дошла до середины, останавилась, осматрелась.
За спиной, чуть слева появляется козлоногий юноша — хлоп, и появился. Человеческое лицо, козлиные ноги, небольшие рожки на голове. Из одежды — собственная шерсть и распахнутая жилетка.
— Очень! Очень рад приветствовать! Мы все оччень рады видеть вас здесь!
Юноша не стоит на месте, постоянно приплясывая, движется по кругу, она поворачивается вслед за ним.
— Взаимно.
И ждет.
— Очень рад, очень-очень рад лично видеть, лицезреть и приветствовать!
Юноша, не останавливаясь, отвешивает глубокий поклон.
Она улыбается одними губами, стараясь следить глазами и за ужимками козлоногого, и за трибунами.
— Взаимно.
Юноша останавливается. Делает торжественное лицо.
Говорит тихим, доверительным голосом:
— Мы подумали, что такое событие надо сопроводить небольшим ритуалом. Сами понимаете, — юноша смущается, извиняется и сокрушается, — без ритуала как-то несерьезно.
— И в чем суть? — она смотрит прямо в глаза козлоногому, в глубине пустых глазниц вспыхивает огонек и тут же гаснет.
Козлоногий радостно улыбается.
— Ну, мы как-то никогда не принимали новых богинь в пантеон, думали-подумали, и решили сделать все просто и скромно. Поскольку вы как-бы восходите из темного прошлого к светлому будущему, поднимаетесь из мрака и страданий к добру и свету, то уместно было бы оформить ритуал восхождением. И вот, — он показывает на стену, у которой оказывается деревянная лестница, простая и слегка кривая, — вы подниметесь вверх, и займете своё место вон там, наверху.
Юноша переводит взгляд с девушки на лестницу, бледнеет, хватается за голову, оборачивается обратно, бормочет
— Простите великодушно, надо ж было увить цветами, не додумал, суматоха, знаете ли, растерялся, — и пропадает. Появляется рядом с лестницей, кому-то энергично машет руками, в стене рядом открывается неприметная дверца, оттуда выходит Вителоццо, облаченный в халат факира. Он бледен, серьезен и торжественен.
Подходит, картинно взмахивает руками, достает из рукава небольшой букетик полевых цветов. Прилаживает к ступеньке, и пятясь, исчезает, не доходя пары шагов до дверцы. Вместе с дверцей. Юноша пропадает тоже.
Бывшая демоница и будущая богиня осталась в середине арены одна. Огляделась по сторонам. Сделала пару шагов в сторону лестницы.
Остановилась, громко спросила в пространство
— Я чувствую подвох. Я должна что-то сделать?
Удар гонга. Со скрежетом открываются ворота. Пара секунд ожидания, и из ворот выскакивает рыжий, лохматый жеребенок и быстро бежит в сторону девицы-демоницы.
Та напрягается и преобразуется, на пальцах вырастают когти, пасть щерится страшными клыками. Жеребенок оббегает её по кругу и, когда он это делает, отовсюду раздается голос, звенящий колоколом:
— Демон... Демон... Мерзкий демон... Переполненный мерзостью демон...
И жеребенок, делает три круга, и убегает обратно.
Она некоторое время стоит неподвижно — оскал, когти, ноги широко расставлены, волосы дыбом...
Успокаивается, становится ровно. Смотрит по сторонам.
Тихо, себе под нос бормочет
— Я так понимаю, это загадка...
— Я должна что-то сделать...
— А раз я должна это сделать, то здесь есть...
Говорит тихо, раздумчиво, но магия этого места доносит слова до всех.
Снова смотрит по сторонам, останавливая взгляд на каждой группе зрителей.
Лицо бесстрастно, сосредоточенно, губы чуть шевелятся,
— Этих брала...
— И этих...
— А это кто и зачем?...
— Этих не помню... ах, да...
Останавливается глазами на дервише. Тот кивает приветливо, как старой знакомой.
— Мне можно спросить?
Дервиш поднимается. Делает шаг — сверху прямо в пустоту, и оказывается рядом.
— Слушаю тебя.
— Вы очень любезны, особенно учитывая обстоятельства нашей предыдущей встречи.
— Разве об этом вы хотели поговорить?
— И об этом тоже, наверное. Здесь те, кто имеет ко мне претензии. Я бы подумала, что мне следует как-то извиниться, если бы не жрец Змея и его соседка. Его я не обижала, а если он и боялся меня, когда я работала в Каэнде, так это не моя проблема.
— Передо мной можешь не извиняться, я здесь просто как представитель своего патрона — присматриваю за порядком.
— Вот и я подумала, что извинения должны быть какими-то сложными, что потребует вмешательства этих персонажей. Но логика этих рассуждений странна для меня, и я прошу снисхождения и ответа на вопрос — на верном ли я пути?
Дервиш задумчиво поджимает губы, осматривает собеседницу с головы до ног.
Долго глядит на когти на птичьей лапе, торчащей из под юбки.
Поднимает голову, смотрит в глаза.
— Ты понимаешь, где ты, и что происходит?
Она стоит неподвижно пару секунд, затем начинает расхаживать туда-сюда, широко, размашисто, глухо стукая копытом и шкрябая когтями по земле.
Наконец останавливается, снова обводит взглядом трибуны.
Тихо произносит
— Два варианта. Либо это казнь. Либо экзамен. Мне очень хочется верить, что все же последнее, но...
Дервиш кивает.
Демоница смотрит куда-то вверх. Говорит громко, обращаясь прямо к Солнцу, заливающему светом арену.
— Я буду исходить из того, что это экзамен. Ведь если это казнь, я всё равно ничего не могу сделать. Я влипла, вы меня поймали.
Дервиш кивает.
Демоница задумывается.
Снова смотрит на дервиша, склоняет голову чуть набок
— Я должна отдать все свои запасы? Отдать всё? На это намекал солнечный конь словами «переполненный скверной»?
— Но, если ты думаешь, что это не обязательно — дервиш улыбается, — можешь просто подняться по той лестнице.
Он шагает в сторону своего места на трибунах и оказывается прямо там.
Демоница замирает. С минуту стоит неподвижно.
Кричит:
— Да, да, я отдам, отдам всё! Забирайте! Сейчас!
Падает на землю, корчится, крутится, поднимается с земли уже в нечеловеческом облике — лисье тело размером с небольшого коня, восемь паучьих лап, пустые глазницы, облезлый хвост, из-под шерсти которого выглядывает скорпионье жало. Стоит, покачиваясь, затем поднимается на шести лапах, и одну переднюю засовывает себе в пасть, которая раскрывается широко, аж до трети туловища. Выдергивает откуда-то изнутри склизкий комок какой-то дряни, швыряет его в сторону.
И попадает прямо в руки бледной девочки, которая легко ловит комок, обтирает его руками, и подбрасывает в воздух. И огненная малиновка вспархивает в небо, стремительно уносясь звездочкой.
Лиса провожает жадным взглядом улетающую птичку, и снова запихивает в глотку лапу, потроша когтями саму себя.
И новый комок вонючей слизи, и снова почти призрачные руки ловко обтирают, стряхивают мерзость, гладят и формируют, и Смерть перебрасывает получившуюся странную субстанцию дальше... Жрец Змея уже стоит рядом, около него огромная бронзовая ванна, украшенная тончайшим рисунком, и он простирает руки к летящему комку, направляя его в ванну. Там тут же вскипает зеленая жидкость и становится трудно дышать от напряжения чуда.
И снова комок, и снова, и снова...
Зрители отворачиваются многие падают на пол, не в силах выдерживать магию, слышно, как кто-то плачет в голос, только жрецы продолжают смотреть.
Вскоре арена оказывается уставлена ваннами, в которых шевелятся какие-то существа в зеленой жидкости, земля — заляпана черной, вонючей слизью, в грязи лежит без сил голая девушка с копытом и птичьей лапой, с окровавленным ртом, с окровавленными руками, с лисьим хвостом...
Девушка поднимается на четвереньки, и ползет. Падает. Встает и ползет снова.
Жрец Змея опасливо отходит с её дороги, но похоже, она не замечает этого.
Бледная куда-то пропала — половина комков не попала в ванны, и она унесла их куда-то, ласково напевая им что-то неслышное живым.
Жрец Змея отходит к ванне, помогает выбраться оттуда маленькому дракончику. Тот вцепляется когтями ему в руку, жрец морщится, но молчит. К нему подлетает с трибун сразу несколько громадных драконов, он шарахается назад, кричит
— А ну быстро все в человечий облик! Перевернете же, кретины!
Драконы послушно превращаются, одна из женщин бросается к жрецу, забирает из его рук дракончика. Сюда же торопятся каэндцы, кто-то плачет, кто-то смеется, жрец расталкивает толпу, ругаясь, как портовый грузчик.
Девушка ползет. За ней тянется след — черная слизь и кровь. Иногда она останавливается, падает в пыль, харкает все той же кровью и слизью...
Когда она проползает примерно три четверти пути до стены арены, рядом появляется козлоногий. Задумчиво смотрит, приседает, наклоняется к её хвосту, смотрит вдоль тела, прикидывает направление. Шагает к лесенке, тащит её, переставляет так, чтобы девушка подползла прямо к ней. Возвращается, повторяет процедуру, не обращая внимания на то, что та продолжает ползти. Встает, кивает, пропадает снова.
Последние десять шагов девушка уже не харкает и не встает. Ползет, отталкиваясь ногами, когти на левой цепляются чуть лучше, чем копыто на правой, и её слегка заносит вправо. Голову поднять она не в силах, и козлоногий снова переставляет лесенку, на сей раз не целясь.
Больше он не уходит, стоит рядом, смотрит, как корчится в пыли тощая, уродливая девка. Рядом с ним стоит рыжий лохматый жеребенок.
Наконец, рука вцепляется в ступеньку.