Пруд моего детства

    Горькое полотно умирания пруда

    Водоем не сгубили браконьеры, отловив рыбу и раков, не отравили гербицидами колхозники и корейцы-овощеводы, не испоганили отходами производства предприятия. Пруд умер, когда за его охрану взялись чиновники.


    Неподалеку от поселка располагался большой, гектаров на пятьсот, пруд, наследие всероссийской мелиорации в 30-ых годах. Пруд считался «питьевым» и питал водой Поселок и несколько прилегающих селений.


    В пруду водились раки, крупные и вкусные; различная рыба: карп, линь, щука, окунь, плотва, золотой красный карась.


    Местные приезжали отдыхать семьями. Ловили раков, варили тут же на кострах, лакомились деликатесом. Выпивали иногда под ушицу и доверительный разговор. Детишек выгнать из воды на «погреться-позагорать» - проблема.


    Ряды рыбаков с удочками, закидушками. спиннингами часами ждали удачу, и никому не приходило в голову подсчитать, сколько крючков привязано к леске.


    Не возбранялось и сети поставить. Профессиональных браконьеров тогда не было и хватких китайских сетей в обиходе не водилось. Люди работали на производстве, и ловля сетями, мордушками-самоловками, вентерями и «пауками» оставалась таким же увлечением, как и на крючок.


    В шутливых перебранках «сетевики» упрекали «крючочников» в браконьерстве: «Мелочевку ловите, губы рыбе крючками рвете».


    Замечательно чистый и красивый был пруд, пока чиновники не озаботились его защитой. Одномоментно вокруг пруда появились таблички: «Водоохранная зона. Выпас скота, купание, ловля рыбы запрещены. Штраф 10 рублей»


    Десять рублей, по тем временам, очень большая сумма, десятая часть зарплаты. Не увидевших табличек, не умеющих читать и не поверивших угрозам граждан отлавливала милиция, которая, как и сейчас полиция, «меня бережет» методом наказания.


    Пруд обезлюдел. Скот не подъедал траву и молодой тростник, люди не срезали камыш, готовя места для рыбалки и купания, не косили сено в обширных поймах. Заполонив берега, растительность двинулась в воду, сокращая зеркало чистой воды и закрывая дорогу ветру. Вода стала прогреваться больше, и водоросли начали прирастать в геометрической прогрессии.


    С рыбой и вовсе беда. Рыба быстро воспроизводимый ресурс, и, соответственно, должна быстро отлавливаться. Карп за сезон в хороших условиях набирает от малька годовичка до килограмма, щука из щуренка прирастает граммов до семисот. Это при благоприятных условиях, когда достаточно воды, еды и кислорода. Поголовье рыбы, особенно в закрытом водоеме должно быть регулируемым, с чем, худо-бедно, но справлялись многочисленные рыбаки, попутно разнообразя рыбой и раками стол жителей.


    Включили запрет, и рыба «съела» сама себя. Карп в бескормье вырастает за сезон в размер плотвички: куцехвостый уродец с непропорционально большой головой. В переполненной мелкой рыбешкой водоеме развиваются все виды глистов, грибков и прочей рыбьей заразы. В безкислородье нарастает вероятность заморов. Мертвая рыба выстилает и разлагается на берегах и дне водоема. Напомню: пруд считался питьевым.


    Первый замор случился уже в конце второй зимы. По весне жители увидели по берегам метровые туши карпов и щук. Кстати, по началу замора власти мобилизовали всю окрестную милицию на охрану пруда, чтобы жители не воспользовались случаем наловить полусонной рыбы. «Не дай бог, наедятся, а то еще и вздумают продавать излишки»

 
    Всей рыбе предоставили возможность сдохнуть в пределах водоема, а вскоре в кранах вода окрасилась в студенистый серо-желтый цвет, запахла резко и тухло. С тех пор редкий год обходился без заморов. Пруд продолжал мелеть и зарастать. Красного карася и карпа помину не осталось. Куда-то подевались раки. К воде через заросли не подобраться.


    Водозобор продолжает работать, несмотря на проклятия жителей, вынужденных пользоваться полу тухлой грязной водой, в которой по весне встречаются чешуя и ошметки разложившейся рыбы.